Три енота и масса идиотов

Как белорусский рынок сдался «победительнице».

Год назад была принята Национальная стратегия по обращению с твердыми коммунальными отходами и вторичными материальными ресурсами на период до 2035 года. В ее рамках к 2020 году планируется внедрить депозитно-залоговую систему сбора тары — ДЗС.

Что этот такое?

Иллюстрация из прошлого. Советский школьник получает от мамы задание. После уроков надо сдать в пункте приема стеклотары накопившуюся за неделю посуду: две бутылки из-под молока и кефира, баночку от майонеза, полулитровую банку от «овощной солянки» и полулитровую бутылку от водки, которую папа с мамой распили в выходные. На выручку ему следовало купить бутылку кефира, батон, пол-булки хлеба, а оставшиеся деньги потратить на, как утверждают нынешние любители старины, порцию самого лучшего в мире мороженое — «эскимо».

К слову, залоговая цена винно-водочной бутылки составляла 12 копеек, которые и стоили порцию эскимо.

Простой прием, который позволял школьнику совершать финансовую сделку, стимулировал его участие в трудовом процессе в расчете на вознаграждение за сделанную работу, в конечном итоге, помогал его социализации, поощрял к участию во взрослых своих будущих делах. Были иные способы для воспитания трудовой морали у детей, но в городе их не очень много. А этот можно было использовать в каждой семье.

Ныне соотечественники за границей удивляются, что в тамошних аптеках выплачивают залоговую цену аптечных пузырьков, а в Беларуси никто их не принимает и залоговую цену не выплачивает. Никто не принимает и прочую большую и маленькую тару, используемую для разлива жидкостей — напитков, вина, водки. Но ведь пузырьки сами по себе на деревьях не растут. Если посмотреть на предмет объективно, то окажется, что покупатель сам финансирует производство и лекарств, и пузырьков.

Возмутительно. Еще тридцать лет назад пузырьки принимались в любой аптеке, которая выплачивала залог за них. Самое интересное, что при обширнейшем ассортименте аптекарской посуды, для повторного использования годились, главным образом, бутылки с мерной шкалой для внутренних инъекций емкостью 400 мл. То есть абсолютное большинство пузырьков были фактически одноразовыми, но на них устанавливалась залоговое цена. Это мотивировало покупателей возвращать стеклянную посуду для переработки — как вторсырье и для оплаты, по крайней мере, воспитывало заинтересованное отношение к сохранению среды обитания людей.

«Вторая производная»

Согласно существовавшим правилам, приемные пункты стеклотары принимали от населения все виды стеклянной посуды, а магазины — стеклотару из-под продукции, продажа которой в них производилась.

«Покупатель всегда прав!», — утверждали правила советской торговли. Вдвойне был прав обычный сдатчик стеклотары. Ведь ему доходчиво объясняли — в стоимость того, что наливается в емкость, будь то кефир или водка, входит залоговая цена емкости. На самом деле, тара столько не стоила. Она сознательно завышалась, чтобы малосознательные граждане не выбрасывали возвратную стеклотару, а сдавали и возвращали залог. А если тара все-таки выбрасывается, то их сбором займутся заинтересованные экологические «волонтеры». В отличие от нынешних активистов, которые время от времени проводят показательные субботники по сбору мусора в парках и скверах, старушки-пенсионерки работали на постоянной основе.

И каждая имела свою зону ответственности. В народе их так и называли — санитары леса.

Ностальгирующие личности из социальных сетей вспоминают, что в 70-е годы залоговая цена составляла 4% цены бутылки водки, около 10% цены бутылки дешевого крепленого вина, почти 50% бутылки пива. Студенческая компания, забавы ради, покупала столько вина, чтобы поутру, сдав тару, похмелиться бутылкой вина. У них это называлось «второй производной».

Очень трепетно к стеклотаре относились молодые семейные женщины. Кефир и молоко стоили 28 копеек, поэтому за две сданные пустые бутылки можно было купить одну полную.

Разумеется, прежняя социальная практика часто расходилась с официальными правилами. Но их стремились соблюдать все участники процесса. Например, приемные пункты обязывались обслуживать индивидуальных сдатчиков непосредственно на дому по предварительному заказу, а также по анонсированным выездам в районы жилой застройки. Кроме того, пункты приема отвечали за санитарное состояние прилегающих к ним территорий.

Нет нужды углубляться в описание подробностей этого процесса. Констатирую, что система сбора и возврата тары обеспечивала почти полный возврат ее в торговлю, а от нее — к производителю. Но следует отметить, что аналогичные системы существовали во всех цивилизованных странах. В том числе и в СССР. Последнее не удивительно, поскольку советские люди почти построили коммунизм, и залоговая цена на стеклотару этому поступательному движению в светлое будущее только способствовала. Но, ликвидируя коммунизм, эту цивилизованную технологию общественной жизни следовало сохранить.

Почему отказались?

В новейшие времена производители и розничные торговцы, в особенности, импортеры, от этой практики отказались. По различным причинам и поводам, важным для каждого в отдельности, но не отвечающим интересам общества. Например, розничная торговля практически ликвидировала приемную сеть возвратной стеклянной тары для расширения торговых площадей и сокращения численности работников, для экономии транспортных расходов.

Население, заинтересованное в их сохранении, самоустранилось от сбора и сдачи стеклянной тары, поскольку величина залога за нее упала ниже мыслимого минимума. Его величину можно сравнить с заготовительными ценами в потребительской кооперации на яблоки нынешним летом. Две копейки за килограмм собранных, затаренных в мешки и доставленных к магазинам самим садоводом. И что тут говорить?..

Производители напитков экономили по тем же причинам, что и торговля. А импортеры завозят напитки в «не залоговой таре». Отечественные производители пробуют конкурировать на рынке в том числе и с помощью оригинальной (не стандартной) тары, которая не годится для повторного использования.

Следует отметить, что во второй половине прошлого века на Западе довольно неожиданно возник вопрос: «Не погибнет ли человечество под тяжестью отходов своего потребления?» Тем более что уровень потребления неизменно повышался, а вместе с ним росли объемы бытовых отходов. И очень скоро теоретический, культурологический, футуристический вопрос, превратился в вопрос бытовой и технологический.

Провокатор — пэт-бутылка

Поэтому в диалоге и властей сформировались требования к организации системы многооборотного использования упаковки, вторичной переработки и утилизации упаковочных отходов, к сохранению окружающей среды. Ситуация обострилась в 70-е годы, когда компанией DuPont была изготовлена бутылка из полиэтилентерефталата (ПЭТ-бутылка), исключительно конкурентоспособная на рынке напитков. Новая тара в производстве могла принимать любую форму — бутылки, банки, флакона и иной другой емкости, пригодной для фасовки всех напитков, производимых в пищевой промышленности.

ПЭТ-бутылка не разбивается при транспортировке, имеет минимальный вес, обладает способностью к полной переработке, максимально снижает транспортные расходы производителей, продавцов и потребителей. Такая тара является экологически чистой и безопасной для здоровья населения. В изготовлении она поддается самому оригинальному дизайну, имеет низкую стоимость, отличается простой технологией в производстве.

В общем, конкурентов в производстве упаковки у ПЭТ-тары не было. Очень удобная оказалась она для разлива, упаковки, транспортировки, продажи и бытового применения. Но, недаром говорят, что недостатки являются продолжением достоинств любого предмета. Дешевизна ПЭТ-тары практически свела к нулю заинтересованность потребителей возвращать ее для переработки и вторичного использования. Вместе этого бутылки просто выбрасывались, и экологически чистая посуда загрязняла окружающую среду.

Подсчитано, что полимерная тара, составляя не более 6% в общем массе всей тары, применяемой для упаковки напитков, достигает в разных странах до 40-50% ее объема. Легкость полимерных бутылок и стаканчиков, очевидное преимущество в использовании, провоцирует людей к легкомысленному отношению к ним. Парки, пригородные территории, леса буквально тонут в мусоре, который оставляют после себя любители отдыха на свежем воздухе. И, прежде всего, выбрасывается именно пластиковая тара.

С этой напастью борются все. У нас — государственные санитарно- гигиенические и экологические учреждение, коммунальщики, общественность, милиция, но без видимых достижений. Хорошо, если получиться организовать уборку, провести субботник, но даже собранный пластиковый хлам, в лучшем случае, тут же, в парке закапывается, часто сжигается, отравляя все живущее.

Для того, чтобы такую, по сути, волонтерскую работу поставить на постоянную основу, не допустить возникновения стихийных свалок в общественных местах, в разных странах создается депозитно-возвратная система полимерной тары. Достаточно успешно. Американский опыт, например, показывает, что внедренная в стране эффективная депозитная система позволяет снизить общий объем бытовых отходов на 30-40%.

Как белорусский рынок сдался победительнице

Поэтому ПЭТ-бутылка революционизировала рынок, утвердилась на нем, и создала проблемы общечеловеческого свойства. На Западе эту проблему начали решать еще в 70-е, но на белорусский рынок она попала в конце перестройки, а утвердилась в середине 90-х. Когда отечественная промышленность освоила ее производство. Эта тара покорила простодушных белорусов. И как-то сразу стало «мусорно» в стране. Особенно в местах, которые не убирались коммунальными структурами.

И в обществе началась дискуссия, напоминающая ожесточенный спор между средневековыми философами — «реалистами» и «номиналистами». Первые считали, что существуют только «груши вообще» и предшествуют конкретным грушам. Их оппоненты, наоборот, утверждали, что существуют только конкретные груши, а от них происходят «груши вообще». Со временем философы согласились, что существуют и те груши, и эти, но по-разному. Здравомыслящему человеку очевидно, что в сознании существует понятие «бутылка вообще», оно объединяет в себе атрибуты множества конкретных бутылок, которыми люди пользуются в быту. И если при дешевизне в производстве, при его ничтожной цене ПЭТ-бутылка обладает исключительными потребительскими свойствами, на нее надо устанавливать оптимальную для нее залоговую цену.

В свою очередь, депозитный сбор не предлагает фактического возращения конкретной бутылки производителю напитка. Залоговая бутылка может вернуться ему в виде новой бутылки, полученной из стеклобоя на стекольном заводе, или новой ПЭТ-бутылки, изготовленной из гранул, полученных механической переработкой старой ПЭТ-бутылки. Следовательно, предметом залога должна стать не конкретная бутылка или коробка, но упаковка вообще, которую потребитель оплачивает при покупке, но возвращает себе эту плату, вернув магазину упаковку.

Вот и вся стратегия

Дело верное, для всех выгодное, годное для начала работы. И ведь говорят, что мы умеем работать. Например, в странах ЕС действует в основном безлюдный способ приема: стоят автоматы, можно сдавать бутылки и тут же получать деньги. Это очень эффективный способ по сравнению с рекламными «тремя веселыми енотами», которые по телевизору обучают населения раздельному сбору отходов. Поставьте автоматы, детишки тут же санируют все окрестности, соберут все что надо, и принесут куда надо.

Говорят, что установка автоматов — дело дорогое. Это правильно. У шведов, немцев и прочих финнов денег много, у нас не очень. Можно утверждать, что и к 2035 году мы останемся бедными по сравнению с теми же немцами. Так уж сложилось исторически. Советские люди всегда жили на медные деньги, но при этом существовала банковская система, система социального страхования. На медный грош была организована эффективная депозитно-возвратная (залоговая) система, в которой самый массовый залог составлял 12-14 копеек, даже тогда, когда средняя заработная плата не превышала 100 рублей.

Всегда конкретное относительно. Возможно, при достижении зарплаты в пятьсот долларов, величину залога надо установить в размере 40 центов. Подумать, поэкспериментировать, обратиться к базовой величине, на которую ориентируется белорусы, осуществляя свои социальные платежи.

Как говаривал еще Ленин, любой успешный практический шаг в нашем деле важнее любой программы. И если уж экономить деньги, то следует избегать опрометчивой социальной рекламы. Мышление ведь имеет предметный характер. Думаю, вероятно, большинство населенных пунктов страны не оборудовано контейнерами для раздельного сбора отходов. К тому же коммунальные службы, к их чести, сумели организовать только централизованный вывоз неотсортированного мусора из деревень и дачных поселков. Что, в общем, позволило в основном избавиться от стихийных свалок.

Да, кому-то нравятся «три енота», меня они раздражали своим бессмыслием, и, видимо, дорого обошлись бюджету. Но меня еще больше раздражает эпический размах, избранный для решения проблемы утилизации сопутствующего нашей жизни «дерьма». Национальная стратегия… Программа коммунизма обещала каждому все, в чем он нуждался. За 20 лет ударного труда. А тут обещают решить проблему генеральной уборки в национальном масштабе под гениальным руководством.

Разрушили лучшее из прошлого за 2-3 года, а восстанавливать собираются титаническими усилиями — 15 лет и за большие деньги.

Как и предсказывал гениальный Войнович, пробуя быстро и максимально удалиться от коммунизма, мы в итоге возвращаемся к нему. Вот и сейчас соблазняют, манят блестящими перспективами.

Как там у него? Кто сдает продукт вторичный…

Действительно, смешно.

Константин Скуратович, «Белрынок»