Сейчас довольная острая ситуация, для России – катастрофическая.
Путин ощущает себя мировым решалой, но с ним никто не советуется. Никто ничего его не спрашивает. На пресс-конференции приходится сгонять своих журналистов, задавать заранее определенные вопросы. Путин в изоляции. Любая форма взаимодействия с Западом для него важна, хотя бы Ангелой Меркель.
Им есть о чем поговорить, Путин понимает, что есть некоторое противоречие в оценке «Северного потока-2». Безусловно, проект интересен для Германии, но Путин понимает, что проект может завершиться неудачей.
Он пытается использовать дипломатическое разногласие в середине Европейского Союза, между США и ЕС. Как Сталин в свое время, на Ялтинской конференции использовал разногласия между Рузвельтом и Черчиллем. Путин сейчас себя оценивает маленьким Сталиным, безусловным мировым злом. Но злом, способным влиять на Запад.
Это же Меркель первой сказала, что Путин живет в нереальном, им самим придуманном мире. Она первая сказала о его неадекватности. Меркель считает себя посредником между Западом и Востоком, она сама из Восточной Германии.
У Путина есть надежды пошантажировать, использовать противоречия Запада. Вряд ли Меркель встречается с Путиным для того, чтобы транслировать его позицию на Запад. Думаю, что уже прошли консультации с американцами и другими европейскими лидерами.
Путин уже сделал все возможное для единства Запада, ему там ловить нечего, кроме пиар-эффекта, который он достиг при встрече с Трампом в Хельсинки.
Но для Запада важно сохранять Путина в зоне видимости. Сейчас довольная острая ситуация, для России – катастрофическая. Всем надо понимать, как он будет реагировать, что будет делать. Он же прессе о своих намерениях рассказывать не будет, а на закрытой встрече, вполне вероятно, скажет Меркель то, что ее интересует.
Всех интересует сейчас одна простая вещь.
Россию обвинили в использовании оружия массового поражения. Все это уже было много раз с Ираком, Ираном, Ливией, другими государствами. Прогнозируемая реакция – направление наблюдателей и экспертов ООН в РФ, чтобы они могли убедиться, что Россия, которая подписала соглашения о нераспространении и не производстве химического и бактериологического оружия, что она этого не делает.
Проблема в том, что Россия это делает. Поэтому всех интересует, что Путин будет делать в ответ на ультиматум.
Если произойдет допуск инспекторов на объекты, где это оружие производится – жесткие экономические санкции: закрытие валютных счетов для крупных банков и Сбербанка, свертывание торговли электроникой, которая обеспечивает безопасность, свёртывание торговли. По существу, отключение РФ от современных рынков и технологического развития.
Сейчас на Западе это развитие происходит в геометрическом темпе. Отрезание России в 2018 году от современных технологий очень быстро отразится на промышленности. Она существует на компонентах, которые являются достижением США и Европы. Это немедленно скажется и на качестве современных вооружений. Эта отсталость превратит Россию в страну прошлого века.
К сожалению, замещение этого импорта невозможно — за время демократии и позитивных изменений, не было нажито ни научного, ни промышленно-технологического потенциала. Большое количество заводов работают на отвёрточной сборке.
Расчеты на то, что Китай будет снабжать РФ высокими технологиями — напрасны. Китай не сложно ограничить в экспорте даже украденных технологий.
Сегодня российская разведка импортирует чипы. Превратить это в промышленную поставку сложно. Даже поставку образцов скоро будет сложно осуществлять, чтобы их адаптировать и копировать.
Самое главное – само промышленное производство без современных комплектующих невозможно. Это уже не только сложное электронное производство, но уже даже выращивание кур и картошки. Технологические достижения проникают и в эту область.
Но больше всего Кремль волнует ядерное оружие. Без модернизации оно прекращает свое существование.
Тут есть еще один момент. Понятно, что Путин может начать допускать инспекторов. Может начать делать то, что делал Садам Хусейн, аятоллы, Северная Корея. Начать морочить голову. Но это не долгая история.
Константин Боровой, «Эхо Москвы»