Агония квазипатриотической концепции

Под этой коркой настоящая Россия дышит и даже привыкла.

«Как в ваших глаза выглядит идеальная Россия? Возможно ли, что она когда-нибудь таковою стане, или вы так не думаете, считая, что все, что происходит в стране – это агония?»

Агония, безусловно. Но не агония страны. Это агония определенной парадигмы, такой вот самой ледовой, нордической парадигмы, которая, кстати, к настоящей России не имеет никакого отношения. Ее придумали славянофилы, начитавшись немецких романтиков отчасти, а отчасти французских. И это очень пошлые идеи.

Идеи, которые эстетического оформления не выдерживают, это чистая клоунада. Начиная с Аксаковых, с Киреевского, это всегда было в высшей степени подделкой. Русское западничество тоже очень карикатурно. Сказал же Алексей К. Толстой, что «нет ничего слюнявее и плюгавее русского безбожия и православия».

Идеальная Россия – это Россия, в которой нет лишних, в которой все свои, в которой прекратился этот поиск опричнины, этот поиск тех, кто опричь, то есть постоянный культ борьбы с чужими. Этот чужой назначается то по имущественному признаку, то по образовательному цензу, то по цвету кожи, то по комплекции, то по очкам: постоянно ищут кого бы потравить.

Это опричнина, этот тот яд, который внес в русскую кровь Иван Грозный: объединять своих на ненависти к чужим. Россия, наоборот, всеприемлющая структура, которая принимает и осваивает, делает своими людей со всего света. У меня есть, конечно, свои претензии к эпохе Екатерины, и к эпохе оттепельной хрущевской, которая до известной степени зеркальна ей в 20-м году, огромное количество претензий. Но в общем, Россия 60-ых и 70-ых годов, из того, что мы имеем, представляется мне наиболее творческой и наименее репрессивной. Вот это очень важно.

Потом, к сожалению, вот этот синтез государства и общества был разрушен: таких событий, как полет Гагарина, уже больше и не было с тех пор. А это именно синтез оборонных техник, науки, шарашки, общества, демократического подъема, оттепели, всего вместе. Можно сказать, что этот синтез был нежизнеспособен, что именно пражская весна выявила его фальшь.

Именно Пражская весна выявила всю глубокую фальшь этой оттепели, просто потому, что эта оттепель была половинчатой, философски не осмысленной, она не породила глубокого осмысления. Поэтому правильно, действительно, Вознесенский говорил: «Ее бы никто не удушил, если бы она сама не захлебнулась». Аннинский еще писал о том, что ретардация в рядах шестидесятников, замедление, торможение началось еще в 1963-1964-м годах, а 1968-й только обнажил эту коллизию. Но мне, тем не менее, эта ситуация кратковременных симфоний государства и общества представляется плодотворной. Конечно, зыбкой, конечно, неустойчивой, как бывают неустойчивые соединения. Но мы же выбираем из тех эпох, которые нам не эстетически нравятся, а которые были бы нами выбраны для жизни.

Россия будущего не будет иметь ничего общего с этой риторикой русской культуры: прежде всего, с этим «она воинственна, она агрессивна, мы – последний оплот православия», – все это до такой степени чуждо православию и России, что мы с горьким смехом будем это вспоминать, причем весьма скоро, потому что эта культура уже загнала себя в свой нордический тупик и установила почти абсолютный ноль в плане развития, близка к абсолютному нулю, когда замиряет движение. Конечно, это агония, но агония ложной, фальшивой, квазипатриотической концепции. Под этой коркой настоящая Россия дышит и даже привыкла.

Дмитрий Быков, «Эхо Москвы»