Ситуация в стране может обостриться, как во время «маршей рассерженных белорусов» в начале 2017-го.
Последствия налогового маневра — это не самая серьезная проблема, которую предстоит решать новому правительству. По информации агентства Рейтер, «в июле 2018 г. [Россией] приостановлена выплата по так называемому механизму перетаможки, а также приостановлена работа по предоставлению в 2019 г. Беларуси госкредита до 1 млрд долларов». Причина — резкий рост поставок в Беларусь российских нефтепродуктов, который, по мнению российской стороны, связан с увеличением их реэкспорта Беларусью, из-за которого российский бюджет недополучает доходы от нефтяных экспортных пошлин.
Это не первые разногласия на нефтегазовой почве: во второй половине 2016 г. — первом квартале 2017 г. Беларусь уже несла значительные потери от сокращения поставок российской нефти на белорусские НПЗ вследствие неурегулированного спора о цене газа, а еще раньше был «растворительный» конфликт. И хотя нынешние масштабы реэкспорта российских нефтепродуктов, в котором российская сторона обвиняет Беларусь, намного меньшие, чем в предыдущий раз, последствия нового конфликта могут оказаться гораздо более серьезными. На этот раз российской стороне недостаточно простого ограничения ввоза нефтепродуктов в Беларусь, как в 2012 г., — для «возобновления дальнейшего сотрудничества» она требует «компенсации потерь российского бюджета за ранее вывезенные нефтепродукты».
Фактически речь идет о том, что, кроме последствий налогового маневра (оцененные правительством прямые потери бюджета только в следующем году составят 300 млн долларов), белорусский бюджет только в 2019 г. может недосчитаться еще нескольких сотен миллионов долларов. Это явно не добавит оптимизма оценкам макроэкономических рисков Беларуси международными рейтинговыми агентствами и в конечном итоге может привести к удорожанию новых заимствований.
На этом фоне задача обслуживания и погашения долга в 2019 г. становится намного более серьезной, чем это выглядело еще недавно. Конечно, она не настолько драматичная, как в 2015 г., когда золотовалютные резервы страны были сопоставимы с годовыми обязательствами по обслуживанию и погашению долга. Но уже очевидно, что бюджетные расходы на инвестиции и зарплаты перестанут быть драйверами роста внутреннего спроса. А это как минимум охладит оптимизм малого бизнеса и приведет к снижению инвестиционной активности. Наконец, если из бюджета исчезнут «лишние» деньги, станет еще сложнее «подпитывать» проблемные государственные предприятия, и проблема неплатежей обострится. Перспективы совсем не радужные — из-за внешнего шока все «оптимизированные» макроэкономические дисбалансы начнут трещать по швам.
В такой ситуации решать задачи по «увеличению благосостояния» населения будет весьма непросто. Более того, внезапно могут обостриться приглушенные социальные конфликты — речь идет о «тунеядцах», которые рискуют попасть в такую же ситуацию, как и в 2016 г., когда налог на социальное иждивенчество фактически стал налогом на безработных. Непростая ситуация будет и в Фонде социальной защиты: стагнация в экономике — это стагнация доходов фонда на фоне растущей нагрузки. А любые попытки «оптимизировать» расходы ФСЗН будут чреваты никому не нужным недовольством в обществе.
Описанная ситуация пока еще не материализовалась — но, судя по тому, что мы до сих пор без видимых причин не получили очередной транш кредита ЕФСР, есть повод задуматься о том, что в погоне за дополнительными доходами от нефтегазовой торговли мы в очередной раз сделали себя очень уязвимыми.
Александр Чубрик, tut.by