Командир роты Коржича: Я еще не был полностью готов занимать должность

Офицер из Печей дал показания на суде.

Рассмотрение дела по поводу гибели Александра Коржича стартовало 8 августа. До 24 августа показания давали солдаты, которые признаны потерпевшими по делу — их несколько десятков человек. Со вчерашнего дня в зал суда стали вызывать свидетелей — сослуживцев и друзей погибшего, пишет onliner.by

О чем шла речь на прошлых заседаниях?

Потерпевшие солдаты-срочники рассказывали множество подробностей о том, как обвиняемые (три командира роты) брали деньги за пользование телефоном, забирали продукты, заставляли отжиматься после отбоя, унижали и били подчиненных. Зачастую солдатам нужно было покупать для сержантов еду в «чепке», и для многих это было накладно. Также в суде солдаты говорили, что сержанты предлагали организовать девушек легкого поведения, «если кому нужно».

Что касается ситуации с Александром Коржичем, то его сослуживцы говорили: парень рассказывал, что боится умереть, также передавали разговоры младших сержантов, которые спорили, кто из них довел погибшего до самоубийства.

Правда, во время заседаний гособвинителю приходилось зачитывать показания почти каждого потерпевшего, так как они мялись и не всегда могли внятно отвечать.

Между тем Светлана Коржич, мать Александра, возмущалась, почему на скамье подсудимых нет старших по званию, а также высказала сомнение в том, что ее сын совершил самоубийство.

10:00

В суд вызвали еще одного сослуживца Александра Коржича Дениса Затовка, который уже окончил службу. Его непосредственным командиром был Александр Вяжевич. Парень тоже говорит про отжимания после отбоя, пользование телефоном за деньги, а также о том, что Вяжевич нанес ему удар «между средней и слабой силой» за некачественную прическу.

— Что вы испытывали в этот момент? — задал вопрос прокурор.

— Ничего, — ответил парень.

— Знали ли вы о том, что Вяжевич за получение денежных средств может решить вопрос, связанный с освобождением от каких-то обязанностей? — снова спросил гособвинитель.

— Ну, наверное, знал, — добавил тот.

Выясняется, что денежное довольствие составляло 8—10 рублей, еще около 15—20 рублей парню передавали родители. Иногда у Вяжевича просил, чтобы освободил от физических занятий или парково-хозяйственных работ. Говорит, что таких случаев было не так уж и много и довольно часто за него отдавал деньги военнослужащий Казеко и точных сумм не помнит. Про ситуацию с Коржичем парень знал только по слухам.

— Я слышал, что он повесился или его повесили в медроте, — говорит он. При этом выясняется, что бывший солдат во время службы месяц лежал с пневмонией в той самой медроте, где и Коржич, но чуть раньше.

Адвокат задает вопрос про подвал в медроте. Свидетель говорит, что о подвале вроде как знал. Оттуда брали инвентарь для тех солдат, кто хотел поработать на улице.

— Сопровождающий открывал двери подвала и сам выдавал инвентарь, — говорит потерпевший.

— А каким образом обратно инвентарь помещался? — уточнила адвокат.

— По-моему, возле подвала оставляли и уходили в расположение медроты, — ответил он.

— А кто дальше занимался этим инвентарем?

— Не знаю.

— Я слышал про ошейники с иголками во время службы. Фамилии сослуживцев не помню, — говорит Денис.

11:02

Суд начал допрос Павла Суковенко, который проходит обвиняемым по другому уголовному делу, связанному со случившимся с Коржичем (ч. 1 ст. 455).

Суковенко 24 года, он женат, учился в Военной академии с 2011 по 2015 год, а затем его распределили в 72-й учебный центр. С мая 2016-го по октябрь 2017 года он исполнял обязанности командира роты, в которой служил Коржич.

— Вы овладели той методикой воспитательной работы на май 2017 года? Вопрос понятен? — задает вопрос прокурор.

— Да. Но я считаю, что не до конца. Я еще не был полностью готов занимать свою должность, мало опыта было. По работе с личным составом проблем не было.

— Какого опыта не хватало?

— Во всем понемногу.

— Свои обязанности вы знали по поводу морально-идеологического воспитания?

— До конца нет, документами пользовался, но наизусть не знал.

Прокурор просит Суковенко пояснить свои обязанности на май 2017 года.

— Основной документ, в котором указаны обязанности командира роты, — это устав о воинской службе. Я на этой должности не состою год, и обязанности я вам сейчас рассказать даже частично не могу.

— Вы привлекаетесь к уголовной ответственности, связанной с обязанностями командира роты. Сейчас можете.

— Если у меня была необходимость обратиться к обязанностям, я всегда мог почитать необходимый пункт в уставе.

— Я правильно понимаю, что на момент и. о. вы не знали полностью свои обязанности?

— Правильно. Я за все время службы не встречал офицера, который бы полностью знал свои обязанности.

— Что вам мешало выучить эти обязанности? Сколько они занимают в уставе?

— Пунктов 20.

— Так что вам мешало?

— Ничего, кроме выполнения других обязанностей.

— Известно ли вам о том, что, как командир роты, вы были обязаны ежемесячно поддерживать связь с родителями и родственниками военнослужащих? — спросил прокурор.

— Да.

— Как вы поддерживали связь?

— Начиная с присяги каждый родитель имел номер моего телефона, они могли мне позвонить в любой день, когда им будет удобно. Встречами с родителями занимался мой заместитель по идеологической работе. Мы определились, что его день — это воскресенье, когда родители приезжали. Они могли встретиться с руководством, а если что-то хотели от меня — я жил недалеко и меня можно было найти. А все встречи отмечались в журнале специальном, он так и назывался.

— Ваши телефоны были у военнослужащих?

— Начиная от моего телефона до телефона начальника школы, эта информация висела на стенде.

— Как вы поддерживали связь с родителями и родственниками Александра Коржича?

— С родственниками Александра Коржича я не созванивался и не встречался.

— Это ваша обязанность?

— Да.

— Почему вы не поддерживали связь?

— Не было необходимости.

— Почему?

— Был нормальным солдатом, ничем не выделялся. Да, когда он обратился с тем, что у него расстройство нервное, что он хочет побеседовать с психологом, тогда я дал команду.

11:30

— С Александром Коржичем я был знаком с 5 июля 2017 года. Увидел его впервые при распределении по воинским частям после курса молодого бойца. Он ничем особенно не выделялся. Далее проводил беседы мой заместитель, он более опытный. Если не устраивало солдат, они обращались ко мне.

— Конкретно про Коржича вы можете сказать?

— В общем со всем подразделением я проводил мероприятия. На курсе молодого бойца его не было. Лично с ним, один на один я не проводил работу, а в составе подразделения работа проводилась постоянно. Лично с ним велась работа, когда он обратился. Изучал его личное дело, как и каждого поступившего.

— Какие документы вы изучали?

— Личное дело, военный билет — как и у всех военнослужащих.

— Что вы для себя поняли, изучив его дело?

— Помимо Коржича, у меня было 68 военнослужащих. Я не скажу, что у него были какие-то плохие характеристики.

— В какие сроки вы должны были изучить его документы?

— Не было конкретных сроков. Поймите, по каждому военнослужащему не могу все помнить. Лично с каждым военнослужащим проводились беседы, если он где-то был замечен. А в общем регулярно, каждую неделю были общие беседы по темам, которые нам задавали в управлении идеологии.

11:55

Третья учебная танковая рота состоит из трех взводов. По словам Павла Суковенко, главная задача подразделения была — обучить военнослужащих стрелять из танка.

— Изначально они изучали теорию. У нас, помимо командира взвода, были распределены преподаватели, занимавшиеся подготовкой военнослужащих. Если кадров не хватало, могли привлекать и командиров взводов, и меня, — говорит он.

Сама рота находилась на третьем этаже казармы и занимала половину этажа. Между тем дневальный не мог нормально видеть расположение роты. Суковенко говорит, что не придавал этому значения, но при этом пытался что-то изменить — отгородить свою роту от четвертой танковой — но ему не разрешили.

— Кто из офицеров в вечернее время находился в расположении в соответствии с требованием устава и других документов? — задает вопрос прокурор.

— Лицо, контролирующее распорядок дня — такого определения в уставе нет, это было определено в устной форме начальником центра.

— Что входило в обязанности?

— Контролировать распорядок дня.

— Кто из офицеров роты, согласно устным распоряжениям, должен был находиться во время вечерней проверки и отбоя?

— Любой. Я сам назначал людей. Речь идет об офицерах роты, прапорщиках и контрактниках.

— Сколько это человек?

— Пять офицеров, один прапорщик и два контрактника.

— Что входило в обязанности?

— Контроль распорядка дня. Каких-то определенных обязанностей не было. Этот офицер должен был контролировать распорядок дня в свое служебное время — до 18:30.

— А кто контролировал распорядок с 18:30 до 6 утра?

— Дежурная служба. Начиная от дневального и заканчивая дежурным по воинской части. Дежурный по ОУЦ находился в штабе на первом этаже.

— Кто должен был контролировать личный состав?

— Проводилась вечерняя проверка, дежурный проводил сверку и с этими данными в 21:50 уходил к дежурному по воинской части.

— Что касается больных? Как происходила сверка?

— Дежурные шли в медпункт и там сверялись — с 21:00 до 22:00.

— Что он дальше делает?

— Дежурный фельдшер дает ему журнал и называет фамилии тех, кто находится в медроте. Сверка идет по их журналу.

— Что вы можете пояснить по поводу сверки, когда Александр Коржич лежал в медпункте?

— Не могу ничего пояснить, какие-то проблемы были в медпункте. Нам всем непонятно, как так вышло, что у них не были заполнены в журнале данные о том, когда он прибыл в медроту.

— Чем вы можете объяснить, что 26-го числа Коржич был в подразделении, а не в медроте?

— Я знаю, что его довели до медицинского пункта, а потом он куда-то пропал. Мне об этом стало известно после событий 3 октября.

— А в период с 26 сентября по 3 октября — что вам известно?

— У нас в подразделении было все отмечено, что они болеют, и книга вечерних поверок, и другие документы.

— Военнослужащего не было ни в роте, ни в медицинском пункте, военнослужащие вам докладывают, что его нет?

— Значит, они потеряли этот документ. А когда тело нашли, стали что-то предпринимать.

12:00

В суде выясняют подробности организации службы в роте, а также обязанности младших сержантов. В том числе прокурора интересуют и подробности, которые озвучили многочисленные потерпевшие.

— Если военнослужащий не прибывает вовремя на построение, что может сделать командир? — задал вопрос прокурор.

— На усмотрение командира отделения — может предупредить, а может и объявить взыскание.

— Имеет ли право командир отделения проводить занятия по физподготовке, ожидая всех военнослужащих, в качестве наказания?

— Нет, только во время физподготовки. Это утренняя физическая зарядка и занятия по расписанию.

Дальше идет речь по поводу буфета. Напомним, десятки солдат говорили, что их отпускали в буфет зачастую только лишь в том случае, если они покупали что-то командирам. Суковенко объясняет: в буфеты разрешалось ходить только в личное время. Но его практически у солдат не было: личное время и ужин в третьей роте совпадали.

— Известна ли была такая практика, что военнослужащие для того, чтобы сходить в буфет, покупали что-то командирам взвода? — задает вопрос прокурор.

— Нет, не известна.

— На заседании были допрошены более 50 военнослужащих, ваши подчиненные пояснили, что такие факты были. У вас была хоть какая-то информация, что обвиняемые заставляли военнослужащих покупать продукты?

— Нет, такой информации не было.

— А о такой практике, что обвиняемые отпускали в буфет солдат при условии покупки им продуктов, вам известно?

— Нет, не известно. Было бы известно, принял бы меры.

Телефоны, по словам Суковенко, хранились в специальном сейфе и опечатывались. Смартфоны запрещались, также командир роты просил приводить к нему солдат, у которых находили телефоны.

— Я говорил, у кого найдут телефон, тот отправится на гауптвахту, — говорит на суде он. Также вспоминает, что изымал у военнослужащих Синевича, Аскерко, Казеки. При этом Павел Суковенко объясняет: телефон разрешали выдавать для звонков родителям.

— Я даже сам мог дать позвонить со своего номера, — говорит он.

12:46

— Что вам известно о проблемах со здоровьем у Александра Коржича?

— Он в середине сентября обратился и сказал, что у него нервное расстройство и он хотел бы пообщаться с психологом. Психолог пришел через день, а до этого сказал, чтобы за Коржичем было обеспечено наблюдение. Дневальные по очереди сидели с ним, непрерывно за ним наблюдали. Психолог приехала после обеда, она побеседовала с ним, назначила ему поездку в минский госпиталь для проверки и дала задание записать его в группу динамического наблюдения. В воскресенье позвонили мне и сказали, что Сашу забрали в медроту: приехала скорая и забрала с болью в области груди. Я попросил, чтобы меня держали в курсе. Вечером мой заместитель сказал, что его поместили в отдельную палату, с ним находился один солдат и один сержант — они ночевали вместе. В понедельник психолог его свозила в Борисов, там ему назначили военно-врачебную комиссию и отправили в Минск. В Минске сказали, зачем вы нам его привезли, он здоров. Потом его оставили в медроте и сняли охрану. Это было 20-го числа.

— От кого это вам стало известно?

— От сержанта Голецкого, сказал, что Коржич остался для прохождения комиссии в медроте, а потом приехал командир взвода и сказал, что охрану сняли. Узнавать диагноз нам запретили врачи. Раньше узнавали, но потом сказали, что это запрещено, такой запрет ввели летом.

— Возникали ли вопросы, связанные с симуляцией заболевания?

— Когда он обращался ко мне, по выражению лица было видно, что он плохо себя чувствует, сомнений не было.

— Почему с июля по сентябрь вы не выполнили требования и не поддерживали связь с родными Александра Коржича?

— Не было необходимости. Понятно, что, когда он заболел, мы сообщили.

— Его возят к врачам в Борисов, в Минск, а вы должны были каждую неделю поддерживать связь. Почему вы этого не делали?

— Не могу ответить на этот вопрос.

13:00

Об обнаружении Александра Суковенко узнал от командира части 3 октября примерно в 16:40.

— Я должен был быть дежурным по воинской части. Сходил на развод. Меня позвал командир воинской части, сказал, мол, пойдем в медроту, — говорит он. — Мы вышли из штаба, и он мне рассказал, что случилось. Позже в медицинской роте я узнал, что Александра выписали 26 сентября.

— Коржича обнаружил солдат, который пошел в подвал за инвентарем. В подвал я не спускался. Я дошел до той двери. К часам пяти вечера я был у подвала. Там никого не было, ни сотрудников СК, ни милиции, вроде как вызвали, но никого не было. Труп Александра я лично не видел, только при ознакомлении с уголовным делом на фотографиях, — объясняет он.

— Вы как командир разбирались, как военнослужащий выпал из вашего ведения почти на неделю? Вы сами лично разбирались, кто что допустил и почему такое стало возможным? — задал вопрос прокурор.

— Я пытался для себя разобраться, почему так произошло. По моим предположениям, разрыв произошел между медпунктом и нашей частью. Они раньше звонили и говорили: «Пошлите военнослужащего или дневального забрать военнослужащего из роты». С этим проблем не было. Мы всегда по звонку бежали и забирали его. А в этот раз я вообще не понимаю, как это произошло. Медики говорили, что звонили, но ни один военнослужащий, который там стоял, это не подтвердил, говорили, что никаких звонков не было. Передали бумажку — продовольственный аттестат — непонятно кому...

— Каким образом получилось, что военнослужащий убывает за двумя военнослужащими из медроты, а прибывает с одним?

— В медроту ходил не мой подчиненный. А подчиненный из медроты.

— Известно ли вам было, что 26 сентября из медроты выписывались двое военнослужащих из вашей роты?

— Нет.

— Известно ли вам про ошейник с иголками? Использовался ли подобный метод работы?

— Нет, я об этом узнал из газет и интернета. Не использовался он.

— Что вам было известно о смерти Александра Коржича? — интересуется судья у Суковенко.

— Только то, что его нашел сержант, — отвечает тот.

— Как этот факт связан со смертью Коржича?

— Как объясняли сотрудники Следственного комитета, инвентарь для уборки хранился сразу возле двери, не надо было спускаться в подвал. Зачем он спускался?

— То есть у вас есть подозрения, что сержант как-то связан со смертью Коржича? — задал вопрос судья.

— Может быть, — ответил Суковенко.

14:11

— Вы говорите, что обвиняемые Скуратович, Барановский были в вашем поле зрения, когда вы находились в расположении роты. Вы как ответственный наблюдали, как солдаты отжимаются в расположении роты?

— При мне таких фактов не было. И никто не докладывал, были ли такие действия.

— Про нервный срыв от вас я узнаю впервые вот только что. 13 сентября Саша обратился с тем, что у него боли в сердце — об этом говорится в ваших свидетельских показаниях? — задает вопрос Светлана Коржич.

— Первый раз он обратился с болью в груди, и ему никто не помог, а второй раз он говорил о том, что у него нервный срыв и он хочет поговорить с психологом.

— Ко мне после похорон подошел Илья Козубовский и сказал, что Суковенко сделал форматирование iPhone 5 и должен был везти этот телефон командиру роты. Было такое? — задала вопрос Светлана Коржич.

— Я не знаю ничего по этому телефону. Ко мне подходил Аскерко и показывал фотографии телефона, ему кто-то на страницу сбросил фотки этого телефона, — говорит Павел Суковенко.

— Зачем? — спросил судья.

— Хотел подобный купить. Форматирование телефона, о котором тут говорят, я не делал. Я даже в руках его не держал.

— Когда вы узнали, что карточка находится у прапорщика Вирбала? — спрашивает Светлана Коржич.

— В августе. О том, что Вирбал что-то хочет оплатить, я не знал. Ваш сын пришел и сказал, что Вирбал взял карточку, чтобы снять деньги, и не отдает. Вот такой был разговор.

Также, по словам Суковенко, карточку Вирбал отдал Коржичу на следующий день после обращения.

— Коржич был в изоляторе, вы его проведывали, вашего больного?

— Я — нет, но у него был командир взвода.

— А кто отправлял охрану и принимал решение?

— В первый день на охрану отправлял в воскресенье командир по идеологической работе Черков, потом охрану отправлял я, потом командир взвода.

— От кого вы получили информацию, что охрана для Коржича больше не нужна?

— От Галицкого.

15:00

Прокурор зачитывает протокол допроса Суковенко. На допросах тот также говорил, что Коржич сначала жаловался на боли в сердце, а потом — жаловался на нервный срыв и просил поговорить с психологом. Говорит, что не давал никаких приказов проверять посылки и передачи, которые передавали солдатам родные.

Суковенко утверждает, что часть показаний дал под давлением КГБ, и не согласен с ними. К примеру, в той части, что Коржич лично подходил к нему по поводу телефона.

По его словам, его приводили в кабинет допроса в 16:00, а могли вывести ночью.

— Физическое давление на вас оказывалось?

— Можно не говорить? — спросил Суковенко.

Напомним, 3 октября прошлого года в подвале одного из строений на территории учебки в Печах было найдено тело солдата-срочника Александра Коржича. Согласно предварительным данным, причиной смерти явилась механическая асфиксия от сдавливания органов шеи петлей от ремня при повешении.

Полковник Константин Чернецкий был освобожден от должности начальника 72-го гвардейского объединенного учебного центра подготовки прапорщиков и младших специалистов Вооруженных сил. По результатам проводимой военным ведомством проверки за непринятие исчерпывающих мер по поддержанию строгого уставного порядка министром обороны принято решение об отстранении от должностей командира и ряда должностных лиц командования воинской части, в которой проходил службу рядовой Александр Коржич, а также тех, кому военнослужащий был непосредственно подчинен по службе.

По факту гибели солдата в Печах было возбуждено 13 уголовных дел, Следственный комитет сообщал о десяти военнослужащих, которым было предъявлено обвинение.