Мама обвиняемого по делу Коржича: Я тоже высылала сыну по 150 рублей. Почему об этом молчат?

За процессом в отношении трех сержантов Инна Скуратовича следит каждый день.

Мама обвиняемого по делу Коржича сержанта, 20-летнего Егора Скуратовича, рассказала tut.by, почему не может переступить порог здания суда, где идет процесс над ее сыном, сколько денег высылала Егору каждый месяц и кто, по ее мнению, должен нести ответственность за дедовщину в армии.

Целый год страна обсуждает гибель 21-летнего рядового Александра Коржича в Печах. Молодого человека нашли повешенным в подвале медицинской роты 3 октября 2017 года, на голове Александра была майка, ноги связаны шнурками. После длительного расследования Следственный комитет предъявил обвинение в доведении до самоубийства трем сержантам — Евгению Барановскому, Егору Скуратовичу и Антону Вяжевичу. Свою вину они признают частично и отрицают, что своими действиями подтолкнули рядового к самоубийству.

Ни во время расследования уголовного дела, ни сейчас, когда оно рассматривается Минским областным судом, мамы обвиняемых не общались с журналистами. Сегодня Инна Скуратович, мама Егора, дала первое интервью.

— Я была в таком ужасном состоянии, что не спала, не ела, ни с кем не разговаривала. Первые полгода боялась навредить сыну своими словами, последние полгода боюсь, что его посадят. Раз сержант, значит, за все в ответе, — рассказывает Инна Владимировна.

Сержант Скуратович родом из Мозыря, его мама работает сестрой-хозяйкой в доме инвалидов, отец — электрик. После окончания средней школы Егор Скуратович поступил в училище, где год учился на крановщика. Как вспоминает Инна Владимировна, работу по специальности найти было невозможно, поэтому, отработав три месяца на стройке разнорабочим, Егор ушел служить в армию. И сразу попал в танковые войска в Печах.

— До задержания Егор никогда не говорил про какие-то поборы в армии. Он прекрасно понимал: скажи он хоть одно слово про дедовщину, я бы уже через пять минут была в части. Сын всегда знал и знает, как много для меня значит, — говорит Инна Скуратович. — В мае 2017 года Егор приходил в отпуск на трое суток, сказал: вот-вот должны дать звание младшего сержанта. Я еще тогда говорила: «Сыночек, очень тебя прошу: ты пришел таким же солдатом, как и те ребята, которые начинают служить. Только не обижай никого!» Егор сразу же ответил, что мыслей таких не было. Это уже сейчас от его друзей узнаю: Егор им признавался, что его били в армии. И получилось все как всегда. Один промолчал, второй промолчал… И сегодня мы имеем то, что имеем.

«Говорила сыну: «Извини меня, работаю только на тебя»

За процессом в отношении трех сержантов мама Егора Скуратовича следит каждый день: читает онлайн-репортажи из суда, общается с адвокатом. Сама зайти в зал судебного заседания женщина так и не решилась.

— Не могу видеть ребенка в таком месте и за решеткой. Однажды приезжала к зданию суда, но не заходила внутрь. А так в Минске бываю почти каждую неделю, встречаюсь с адвокатом, — продолжает рассказывать Инна Владимировна.

На днях Егор Скуратович был допрошен в суде, молодой человек пояснил: не расценивал свою должность как серьезную и не знал, что не имеет права принимать от солдат вознаграждение. В основном, продукты рядовых передавал офицерам, иногда что-то могло достаться и самому Скуратовичу. Он не стал отрицать, что бил солдат, но сделал уточнение: если была причина.

— Я пришел в армию — это было, не я это придумал, — заявил он из клетки.

По словам мамы сержанта, ее удивляет, что во время суда нигде не звучит, сколько денег ежемесячно высылали родные Егору Скуратовичу.

— Почему об этом никто не говорит? Есть же карточка, по ней все можно отследить. Я высылала сыну по 100−150 рублей в месяц. И это не считая того, что к нему ездила сестра с сумками, каждый месяц посылали посылку. Мой ребенок в армии ни в чем не нуждался, — отмечает Инна Владимировна.

— Вы не спрашивали у сына, зачем ему столько денег?

— Конечно, спрашивала. Не успею переслать, он опять просит 50 рублей, даже говорила: «Извини меня, работаю только на тебя». Он объяснял просьбы тем, что ходит в чипок, а там все очень дорого. Еще удивлялась, так неужели не кормят в столовой? Со временем стала анализировать эти звонки, Егор уточнял дату, когда перешлю деньги, будто кому-то хотел передать эту информацию. Единственный раз связывалась с частью, когда к нему две недели шла посылка.

«По обвинению выходит, что мальчики-сержанты держали в страхе всю часть»

Как уверяет мама обвиняемого сержанта, она посылала деньги сыну вплоть до его задержания.

— Вам Егор рассказывал что-нибудь про рядового Александра Коржича? Слышали ли вы эту фамилию до момента трагедии?

— Нет, про случившееся узнала из новостей по телевизору, в голове пронеслось: «Это же Печи». Потом позвонил Егор, стала спрашивать, что случилось, сын ответил: «Я и сам не знаю. Пересекался с ним (Коржичем — Прим.) 2−3 раза».

— Помните, когда задержали сына?

— Конкретный день не назову. Сперва Егора посадили на гауптвахту, мне никто об этом не сообщил. Только один сослуживец Егора связался со мной, предупредил, он же позже сообщил: сына отправили в СИЗО. Никто ни из части или военкомата меня об этом не уведомил. Понимаете, если бы сейчас не было этого громкого дела, я бы вообще не знала, где он находится.

За последний год Инна Владимировна видела сына дважды: одно свидание было в апреле, другое в начале июня. Егор Скуратович фигурирует сразу в двух уголовных делах. В деле о гибели Александра Коржича он обвиняемый, в деле командира роты Павла Суковенко — потерпевший. Офицеру предъявлено обвинение по ст. 455 УК, скоро он предстанет перед судом.

— По обвинению выходит, что мальчики-сержанты держали в страхе всю часть, вплоть до лейтенантов и офицеров. И как об этом не знал министр обороны? — задается вопросом мама обвиняемого. — Лично я не знаю, что на самом деле произошло в Печах, но верю своему сыну — к гибели Коржича он не причастен. Помню тот звонок после трагедии, по интонации Егора, его недоумению, я сразу поняла, что сын к этой трагедии не имеет отношение. Во время последнего свидания Егор сказал: «Мама, верь мне. Я ни при делах». Наверное, он оказался не в том месте, не в то время…

— Вы пытались связаться с мамой Александра Коржича?

— Нет. Я, конечно, ей очень соболезную, потерять сына — это большое горе.

— Светлана Коржич не раз говорила, что на скамье подсудимых хотела бы видеть не только сержантов, но и офицеров.

— Я бы тоже хотела их там видеть. Я отдала ребенка, который должен был, как и остальные солдаты, находиться под наблюдение 24 часа в сутки. Где были офицеры? Не понимаю… Не может такого быть, что руководство ни о чем не знало, — говорит Инна Владимировна. — Еще перед тем, как пойти служить в армию, Егор думал остаться в Вооруженных силах. А когда пришел в отпуск, сказал: «Я там оставаться не буду». Он мечтал о МЧС, даже в классе МЧС учился.

По словам женщины, после произошедшего люди не отвернулись от их семьи, наоборот, предлагают помощь.

— Мамы бывших одноклассников Егора предлагают деньги, чтобы наша семья смогла оплатить адвоката. Никто не верит, что мой сын виновен. Хотя мы живем в бывшем военном городке, 80% жильцов из нашего дома — военные в отставке. Я надеюсь на справедливость. Если он в чем-то виноват, что брал конфетки или бараночки, пусть за это судят, но не за смерть другого ребенка, — говорит Инна Владимировна.

Судебное разбирательство по делу о гибели рядового Александра Коржича продолжается.