Все изменилось в один день.
Когда-то у нас был флаг. Потом его у нас отобрали, после чего начали отбирать все остальное. Но каждый год в сентябре все вспоминают, как он появился. Депутаты Верховного Совета 12-го созыва рассказывают, как убеждали коммунистическую часть проголосовать за новые символы, как те сопротивлялись, как несколько раз голосовали и все не могли набрать нужное количество. Я тоже это вспоминаю, а как иначе?
Встретиться с депутатами тогда проще всего было в троллейбусе. По центральному проспекту ходила «двойка», и большинство депутатов добирались на работу и с работы именно троллейбусом. Их всех знали в лицо – заседания Верховного Совета транслировались, и часто общественный транспорт после рабочего дня становился местом для дискуссий. Молодые, дерзкие, улыбчивые (разве что Зенон Позняк всегда сохранял суровый вид), они были идеальной аудиторией для собственных избирателей. Не сомневаюсь, что в тех троллейбусах зародилось множество идей для законопроектов. И как-то не было сомнений в том, что эти ребята уж точно уберут советскую символику с фасадов, а советские методы изящно выведут из государственного управления.
Когда-то у нас был флаг, и я не помню, как он появился на фасадах. Просто однажды шла мимо райисполкома – и увидела. Но сам день появления, торжественную атмосферу, четкое осознание будущих перемен и независимости – не помню, хоть убей. Потому что наш флаг был таким же естественным на всех официальных фасадах, как хлеб в хлебнице. Мы же не запоминаем день, когда покупаем свежий батон. Он просто должен лежать в хлебнице, и все.
Обычная, мирная, бытовая часть жизни. Ощущение радости тогда, впрочем, и без флага сопровождало на каждом шагу: прошел трехдневный августовский путч, продемонстрировавший, что коммунистического реванша быть не может; была принята декларация независимости, а коммунисты в Верховном Совете как-то скукожились и перестали чувствовать себя всесильными посланниками Большого Брата. Казалось, теперь уже ничто не может измениться в обратную сторону, в прошлое.
Я не помню момент, когда появились наши символы, зато отлично помню, как они исчезли. 15 мая 1995 года мы – маленькая группка журналистов – стояли перед зданием администрации на Карла Маркса и смотрели вверх, на наш флаг. Мы не видели тех, кто взобрался на крышу, и тем более не знали, что мордатый завхоз Иван Титенков будет сладострастно резать наш флаг на куски. Но мы видели, как флаг исчез. Некоторые из нас плакали. Впервые за несколько лет появилось омерзительное чувство беспомощности, советским эхом ухнувшее, что больше от нас здесь ничего не зависит.
Они все правильно придумали – начать рейдерский захват страны именно с флага. Народ тогда еще помнил многотысячные демонстрации и стачки. И если бы, к примеру, тогда кто-нибудь заикнулся о повышении пенсионного возраста, страховом стаже или тунеядстве – сотни тысяч людей за день смели бы эту власть. А флаг – что флаг?.. В карман не положишь, на хлеб не намажешь, не стоит тратить моральный ресурс. Люди выживали на зарплаты в 10-15 долларов, и вопрос намазывания хоть чего-нибудь на хлеб был острее всего. Нет, они не жаловались, но были слишком заняты, чтобы заметить, как изменилась жизнь после одного лишь снятого флага.
А ведь потом – всего три месяца прошло – у нас отобрали Радио 101.2. Потом – газеты, свободный телеэфир, бизнес, имущество. Потом – конституционные права, свободу, трудовой стаж, пенсии и зарплаты, а после – и жизнь. Не знаю, почему, но мне до сих пор кажется, что если бы тогда мы смогли сохранить флаг, они не посмели бы польститься на все остальное. И мы смогли бы сохранить многое и многих. Будто флаг пытался защищать нас, а мы его предали.
Литовский депутат Эмануэлис Зингерис однажды рассказывал, как его бабушка в Каунасе каждое утро, прежде чем встать с кровати, просила внука подойти к окну. Окно выходило на главную площадь Каунаса, с горкомом и развевающимся над ним красным стягом. Бабушка просила: «Мануленька, посмотри, пожалуйста, эти сволочи еще здесь?»
Бабушка плохо не сформулирует. И всякий раз, проходя мимо государственных зданий с красно-зеленым флагом на фасаде, я вспоминаю ее слова.
Эти сволочи еще здесь.
Ирина Халип, специально для Charter97