Как живет белорусская доярка, которая 25 лет не была в отпуске

Маршрут от дома до комплекса она может преодолеть даже с закрытыми глазами.

В начале осени, пока дни еще длинные, а ночи теплые, доярка Тамара Грек выезжает на работу налегке. 26 лет почти каждый день она просыпается рано-рано, запрыгивает на велосипед и катит в другой бок деревни. Маршрут от дома до комплекса она может преодолеть даже с закрытыми глазами. Так, считай, и получается. В пять утра на улице еще темно: спят жители и сельские фонари. «А мне ўжо карціць на ферму», — отвлекается она от дороги и признается, что много лет работает без отпуска, пишет tut.by.

У жителей маленьких деревень свои представления о расстояниях. От дома до фермы Тамаре Владимировне три километра. Она считает, что это очень далеко. На смену доярка выезжает за час до начала. Всегда торопится и никогда не опаздывает.

— Такое, каб заведующая будила, это не про меня, — Тамара Владимировна в рядах лучших работников ОАО «Юрковичи». — С утра чаю попью, сяду на велосипед — дый пайграла. А что рано, я привыкла, только цёмна, ехать страшно.

Местный говор, как масло, сбитое из белорусско-русских слов, мягко ложится на заезжее ухо. Неожиданно часто в первые ряды здешних разговоров выбиваются глаголы «привык» и «привыкла». Жители Старых Юрковичей Любанского района сыплют ими также густо, как «здрасте» и «спасибо». Вот и сейчас Тамара Владимировна рассказывает, что на работу деревенские в основном добираются на велосипедах. И это не потому что ЗОЖ: просто так привыкли.

Едет Тамара Владимировна, едет Алла Михайловна, едет Ирина Евгеньевна. Лет десять в таком составе они доят коров, что относятся к новому комплексу хозяйства. Сейчас на троих 440 голов. Чтобы у женщин были выходные, их страхует сменщица — четвертая доярка. Между собой работницы зовут друг друга Тамара, Алла и Ира, но при проверяющих и посторонних только по имени-отчеству — «иначе некультурно».

— Проходим, просыпаемся, — доярки встречают первую партию коров. Промывают, сцеживают, подключают к аппарату, а когда «хорошие» готовы, берутся за следующих. Молоко безостановочно течет по трубам в холодильник. Женщины, как три главных механизма в составе большого комплекса, тоже без конца в движении.

В окошки под потолком просится день. Когда случается рассвет, здесь некогда замечать. То же и с закатом в вечернюю дойку.

«Коровки всякие встречаются, но большинство нормальные, как и люди»

Рядом с фермой гудят сонные мухи. По осени они особенно назойливы. Бесстыдно усаживаясь на руки и ноги стоящих, они жадно кусают. Впиваются, будто в последний раз. Доярки не боятся мух, зато, приметив диктофон, смущаются.

— Да что про меня рассказывать, — теряется Тамара Владимировна. И, как через запятую, выдает все, что жизнь уместила в 55 лет: после швейного училища сидеть за машинкой не понравилось, немного поработала на маслосырзаводе, вышла замуж, вернулась в родную деревню. 17 лет назад из-за онкологического заболевания не стало мужа. Пришлось самой дочку поднимать.

— 25 лет работала без отпуска, — то ли смущается, то ли гордится она. — Только прошлой зимой, как из больницы вышла, пару недель дома полежала.

— А отдыхаете-то вы когда?

— Иногда, — отвечает доярка, переходя с минора на мажор. — Сразу деньги были сильно нужны. А потом привыкла к колхозу, меня уже магией сюда тянет. Зять говорит: «Хватит, пора дома сидеть». А я не соглашаюсь: «Шевелиться нужно». А если не шевелиться, то капут. Да и коров я люблю.

Молчат коровы. Свое отношение к человеку они выражают в литрах. Чем больше, тем сильнее чувства. И, судя по удоям, любовь тут взаимная. Хотя, если бы пожилые буренки смогли промычать: «А вот в наше время…», молодые им бы позавидовали. До нового комплекса, пока ферма вмещала в разы меньше животных, к каждой жительнице обращались по кличке. Теперь имена сменили номера, но животных женщины все равно отличают.

— Как? — уточняю у Тамары Владимировны.

— По вымени, — не задумываясь, отвечает она. — А вообще, коровки всякие встречаются — и плохие, и спокойные. Но большинство нормальные, как и люди.

— Бывают среди них и красавицы, — берет слово Ирина Евгеньевна. — Есть у меня любимица — уши аккуратные, ресницы длинные, а глаза — будто тенями подведены.

Ирина Евгеньевна — местная модница. На пальцах кольца, на лице легкий макияж. Как-то была на здешней ферме проверка. Подошел к ней ревизор: вы, говорит, заведующая?

— Доярка я, — гордо вспоминает она тот разговор. — Неужели только заведующая может красить ресницы? — удивляется она и рассказывает, что каждое утро, пока закипает чайник, приводит себя в порядок. — Мы в первую очередь женщины, а потом доярки.

— Если доярка, то, значит, не человек? — поддерживает коллегу Тамара Владимировна. — Не будет нас — не будет ни молока, ни кефира. Придется людям чай-воду пить.

Еще минута — и работницы снова берутся за дело. Смена длится четыре часа, в это время их лучше не отвлекать.

— Устали? — спрашиваем, когда утренний «пост», считай, сдан.

— Крыху пагаравалі, — отвечает Тамара Владимировна.

«Гараваць» в этих краях означает «много работать». Но местные к труду уже привыкли. Не будешь стараться — не будет денег. Хотя не в деньгах в деревне сентябрьское счастье. Сентябрьское счастье — в картошке. «Капанне» — вот главная тема ближайших дней.

«Мама всегда говорила: „Строй жизнь, в колхоз успеешь“»

Каждую осень ген белоруса поднимает наших людей с постели и гонит в поле. Гонит и взрослых, и детей — всех, у кого есть силы, а у их семей — сотки. В мае Марии Титовне будет 90 лет, совсем слабая, уверяет бабушка, но ее дочка Тамара Владимировна рассказывает немного по-другому.

— В борозде мама от нас не отстает, — по дороге с фермы вспоминает она, как копали в прошлые выходные. — Привыкла работать. Да и закалка у нее: сорок лет дояркой была.

И в газетах про Марию Титовну писали, и фотографии на Доску почета вешали. Женщина старалась, но почти сразу, как стукнула пенсия, с фермы ушла. С тех пор туда и не заглядывала. А года два-три назад появилась у нее идея: посмотреть, как устроен современный комплекс. Все просила сына: «Завези». Приехала, удивилась: «Красота, не то что мы руками доили». Но к новым аппаратам не подошла. Страшно. Позже призналась, что и мобильник-то еще не освоила.

Мария Титовна тоже живет в Старых Юрковичах. Ее дом — где-то посредине между дочкиным и фермой. Каждое утро после работы Тамара Владимировна забегает ее проведать. Иногда к этому времени мама успевает приготовить завтрак и ждет ее у стола. Сегодня у женщины другие планы: недавно ей переложили печь, и вот она решила опробовать обновку.

— Нешта дыміць, — объясняет она, почему все в доме настежь, и приглашает в зал. По-хозяйски садится у стола и рассказывает, что никогда не хотела, чтобы дочка стала дояркой: «Дзецям трэба лёгшай долі».

Вот только коров Тамара Владимировна полюбила именно из-за мамы. С детства помогала ей на ферме. Случалось, проспят (а в семье было четверо братьев и сестер), мама кричит: «Беги, дочушка, за меня на работу. А я скорее печь выпалю, есть вам перед школой приготовлю».

— Но всегда она мне говорила: «Строй жизнь, в колхоз успеешь», — повторяет женщина мамины слова. — Хотя за мой выбор не ругала.

— А што нам ругацца? — не понимает бабушка. — Хіба ў суботу, як картошку капалі, у баразне пакрычалі, — смеется она и протягивает большие натруженные ладони. — Пальцы пасля фермы ўжо як карчы. Спіна, ногі баляць, але рукамі як упрагуся, дык не астанавіць. Прывыкла.

Мария Титовна поправляет косынку, по-женски хвастается, что одежды у нее в шкафу и до ста лет не переносить, и вопросительно поглядывает на дочку: «А ты людзей (нас с фотографом. — Прим.) хоць пакарміла?».

К Тамаре Владимировне, которая и сама уже давно бабушка, она обращается как к девчонке:

— Дык, а што ты сядзш? Ідзі хутчэй кармі.

«Я со своей халупы никуда. Привыкла быть дома, как моя мама»

Главная улица в Старых Юрковичах длинная, как проспект, но по-деревенски неширокая. На ней легко помещаются редкие машины и пешеходы, а для велосипедистов нет проблем разминуться с телегами.

Самая модная местная живность — куры. Они есть у всех. На втором месте — коровы. Их во дворах тоже много. Тамара Владимировна здешних трендов придерживается лишь частично: буренки у нее нет. Как хозяина, вспоминает, не стало, так через неделю и корова пропала. Новую с тех пор не заводила. Трудно женщине одной с таким животным. Ее хозяйство — огород и двое поросят, да и с этим дел немало. Даже с сестрой, с которой они на одной улице живут, посидеть некогда. «Здрасте — здрасте» через забор, вот обычно и все общение.

— Дочка с зятем строят дом в Любани, говорят: закончим — мы тебя к себе заберем, может, тогда перестанешь работать, — открывая калитку, рассказывает Тамара Владимировна. — Отвечаю: я со своей халупы никуда. Привыкла быть дома, как моя мама.

Дочкой женщина гордится больше всего. В прихожей на трельяже до сих пор висит Юлина выпускная лента. Мама всегда мечтала, чтобы девушка получила высшее образование.

— Она у меня в колледже работает — заместитель главного бухгалтера. Как приедет, все говорит: «Ляг, мама, паляжы», а куды ж мне ляжаць? Мне и в огород надо, и на ферму. Надо же им помогать, — описывает Тамара Владимировна круговорот трепетных детско-родительских взаимоотношений. — Сколько, говорю, смогу работать, столько буду тянуть — характер такой.

И вот еще одно его проявление: в этом году сделала она три полки закаток. Зачем столько, не знает, но, если сезон, не может не закрывать. Весной, когда вынесла поросятам сестры три ведра огурцов, думала: больше никакой консервации. Летом глянула на пустые банки: «Ну раз освободились, нада бы зноў ля газу пастаяць».

А зимой, когда становится холодно и на работе особенно тяжело, Тамара Владимировна вспоминает, как три года назад ее пригласили в город на слет передовиков сельского хозяйства. Как с дочкой покупали ей платье и делали прическу. Организаторы тогда подготовили «красивый концерт». А потом всех позвали в ресторан, где было шампанское и много важных слов. Есть, улыбается, у доярок жизнь и на ферме, и за ее воротами. Главное — дело свое любить и чтобы люди уважали.