Напасть: к дедовщине добавился коммерческий интерес

При случае страну не спасут ни танки, ни пушки с ракетами.

Сообщают, что 18 сентября на процессе по делу смерти рядового Александра Коржича прокурор подал ходатайство о приостановлении рассмотрения дела для проверки показаний сержантов Евгения Барановского, Егора Скуратовича и Антона Вяжевича. Во время разбирательства обвиняемые заявили о том, что в КГБ на них оказывалось давление.

Проверку проведет Следственный комитет, для чего ему потребуется 10 дней. Рассмотрение дела возобновится 8 октября.

Били и угрожали…

Вполне вероятно, что после проверки к участию рассмотрении привлекут и сотрудников КГБ. Дело в том, что заявление одного из обвиняемых сержантов, Барановского: «Били, угрожали… Я до сих пор в туалет с кровью хожу», может быть ложным, но оно хорошо ложится на устойчивый, можно сказать, непоколебимый имидж этой силовой структуры.

Поэтому, с одной стороны, допрошенные чекистами обвиняемые часто ссылаются на давление со стороны следователей. Как минимум, психологическое давление. С другой стороны, применение мер физического воздействия зависит от личности следователя и обвиняемого. Но часто их применение становится обязательным, поскольку считается, что никаким иным способом добиться признания от злодея невозможно.

В этом случае следователь, избегающий насилия, рискует прослыть опасным либералом и, как следствие, вызовет недоверие коллег и начальства. Например, широко известное выражение «признание — царица доказательств», приписываемое Андрею Вышинскому, ныне оспаривается его почитателями на том основании, что академик такого сказать не мог. Андрей Януарьевич показывал, что в советском праве все не так.

Здесь «царицей доказательств» собственное признание обвиняемого становится в том случае, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласным с другими установленными по делу обстоятельствами. Но если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значения доказательства и в этом отношении становится излишним.

Разумеется, и среди чекистов попадались образованные люди. Многие из них могли сыграть роль Порфирия Петровича, который, не имея улик, узнав о приверженности Раскольникова идее на право для «необыкновенных людей» на преступления, дает ему понять, что он разоблачен.

Следователь (вот оно — психологическое давление!) постепенно доводит Родиона до нервного срыва, фактически заставляя его признаться. Но неожиданно на сцене появляется маляр Миколка, который, по стечению случайных обстоятельств, принимает на себя роль убийцы. На этот счет вроде бы появляются прямые улики и даже его искреннее признание. Но Порфирий Петрович в это не верит. И принуждает истинного убийцу к признанию, к «явлению с повинной», которая позволит обрести спокойствие в жизни. Представ перед справедливым судом.

Широкую известность Андрей Вышинский получил как организатор московских процессов 1936-1938 годов, на которых от обвиняемых добивались признания вины по самым нелепым обвинениям (которые расходились с обстоятельствами дела). А сами улики создавались под полученные признания вины.

«Московские процессы» были инициированы Сталиным по очень разным и серьезным причинам. В частности, он не мог смириться с мыслью о том, что его многочисленные друзья-соперники не могут не замышлять против его власти. Не могут, такого не было никогда в истории. Значит, существует заговор. Кто заговорщик? Тот, у кого есть основания и ресурсы, реальные шансы на успех.

Прежде всего, военные. Современные историки считают, что заговор был, и возглавлял его маршал Михаил Тухачевский, который, к слову, не стал отрицать обвинений. За собой потянул множество остальных, кто был соучастником, кто готов был поддержать заговорщиков, кто не мог остаться в стороне от грядущих событий. Маршал пошел дальше студента Раскольникова. По его искренней убежденности, будущее страны должна была определить военная диктатура. При этом, Родион покаялся, а Тухачевский — нет.

Антиподом Порфирия Петровича можно считать легендарного и одиозного следователя НКВД Александра Хвата. Осенью 1938 года он раскрыл дело группы арестованных руководящих работников Кабардино-Балкарской Республики. На первых порах они отрицали объявленные им обвинения, но когда за дело принимался Хват, они признавались, оговаривали друг друга. 

Иногда подсудимые отказывались от признаний, которые выбивались силой. Чтобы обезопасить себя от таких «сюрпризов», Хват не включал в дело протоколы, опровергавшие выбитые им обвинения. После смерти Сталина Хвата обвинили в грубых и систематических нарушениях законности. И примерно наказали, отправили на чекистскую пенсию. В 1955 году он стал начальником отдела в Министерстве среднего машиностроения СССР (Атоммаш), где стал также секретарем парторганизации.

Напасть: к дедовщине добавился коммерческий интерес

Как известно, тело Александра Коржича с майкой на голове и с ботинками, связанными шнурками было найдено 3 октября 2017 года. Мать солдата настаивает на версии убийства сына, что он не имел суицидальных настроений, строил планы на будущее. Армейские психиатры сообщают, что после беседы с Коржичем, они поставили ему диагноз «здоров». Обвиняемым сержантам — Евгению Барановскому, Егору Скуратовичу, Антону Вяжевичу грозит до 12 лет лишения свободы.

О каких злоупотреблениях властью и коррупции, в которых подозревают сержантов срочной службы, идет речь? Во-первых, это обычная, известная с прежних времен «дедовщина». В настоящих условиях на непосредственных начальников — сержантов, командиров отделений и взводов возлагается обязанность обеспечивать уставной порядок в подразделениях в отсутствие офицеров.

Офицеры не могут осуществлять такой контроль круглосуточно, а сержанты не имеют соответствующих (офицерских) полномочий. Поэтому бойцы, в отсутствие офицеров, проявляют вольности. Призвать их к порядку уставными методами не всегда получается.

Сержантские воспитательные методы в принципе не отличаются от офицерских приемов — те же наряды, приседания, отжимания, но вызывают скрытый протест, саботаж и тому подобное. В итоге между одними чинами и другими существует постоянная напряженность, которая время от времени обостряется, что приводит к различным эксцессам.

Если проводить параллели, то в Советской армии случалось и не такое. Но, знаю из собственного опыта, из рассказов знакомых, приятелей, что не было таких денежно-вещевых поборов, которые укоренились в Белорусской армии.

Из каких капиталов?

Например, Егор Скуратович в суде рассказал следующее: однажды лейтенант Суковенко отобрал у него новую форму, комплект которой выдавался после 9 месяцев службы. Незадолго до этого Суковенко поймал Скуратовича с телефоном, забрал его и потребовал с сержанта взамен за телефон новый комплект формы. Он должен отдать свой, предварительно обменяв его на комплект размера офицера. В результате сержант купил себе новый комплект за собственные деньги — 150 рублей.

Из каких таких капиталов, если денежное довольствие рядового составляет 9 рублей 30 копеек в месяц, сержанта — 16 рублей 90 копеек. «Грязными», поскольку офицер взял в качестве «подоходного налога» 80 копеек с каждого рядового, с каждого сержанта — 1 рубль 90 копеек. Кроме того, по словам Егора Скуратовича, командир роты оставлял себе часть денег, которые полагалось выдавать бойцу при выходе в город, в увольнение.

Пробуя выяснить, почему выдали меньше, чем он рассчитывал получить, услышал, что такое «всегда было».

Армия нуждается в гуманизации

Руководитель государства с маниакальной страстью пытается привить народу, молодым людям культуру ЗОЖ. Солдатикам, чтобы служили беззаветно, не курили, не пили, не ели. Ничего не скажу про пиво, но вот нельзя взрослому человеку, хоть и бойцу Белорусской армии, запретить курить. А на это требуется ему не менее 20 рублей. А на «эскимо», на кино, на девушек?

Скуратович во время допроса сделал и любопытные обобщения. Оказывается, по его словам, командир роты требовал по понедельникам приносить ему кофе, а по пятницам — сигареты. Отвечал за это дежурный по роте. Если кофе не было, комроты не позволял дежурному спать. Кроме того, солдаты «по требованию начальства» должны были приобретать для него продукты.

Сержант Яжевич вторит Скуратовичу: «Процентов 70 из того, что приносили солдаты, мы отдавали командиру роты. Я ничего не требовал, солдаты приносили сами. Такой порядок пошел еще с начала моей службы (весна 2016 года) — когда солдат что-то приносил из магазина, я себе максимум пакетик кофе оставлял». По его словам, такую же продовольственную активность проявлял прапорщик Артур Вирбал.

Скуратович, к слову, отрицает причастие сержантов к смерти Коржича:«Говорят о создании соответствующей негативной атмосферы в роте. Зачем выяснять истинные причины самоубийства? Вот мы здесь трое за решеткой — все, мы виноваты. Почему только мы здесь?»

Действительно, почему только они. Не только «дело Коржича», но и повседневный опыт белорусов, большинство которых, так или иначе, имеют своих «солдат и офицеров» в армии, показывает, что она переживает глубокий психологический и нравственный кризис. Об этом не могут не знать в КГБ. Но они пробуют интерпретировать ситуацию в духе «заговора военных», который инициирован «нижними чинами».

Нет никакой необходимости по-разному «прессовать» несчастных сержантов. Причины повторяющихся ЧП в армии лежат на поверхности. Она нуждается в реформе. Прежде всего, в ее оздоровлении, в гуманизации. Начальников и подчиненных множество, а товарищей (по оружию) нет. А если так, то при случае страну не спасут ни танки, ни пушки с ракетами.

Константин Скуратович, «Белрынок»