Мы в одной лодке

Лидер U2 Боно написал, как спасти Европу.

Фронтмен группы U2 и общественный активист Боно в колонке для Frankfurter Allgemeine размышляет о том, как спасти Европу от скептиков и националистов (перевод - nv.ua)

- Мне говорили, что рок-группа выходит на вершину тогда, когда становится немного скандальной: когда смещает границы так называемого хорошего вкуса, шокирует, удивляет. Что ж, на этой неделе в Берлине U2 начинает свой тур, и нам только что пришла в голову одна из самых провокационных идей: в течение шоу мы собираемся размахивать большим, ярким, голубым флагом ЕС.

Я допускаю, что даже для рок-аудитории размахивание флагом ЕС сегодня скорее вызывает раздражение, скуку, вульгарный намек на Евровидение. И для некоторых из нас это радикальный поступок. Тема Европы, долгое время вызывавшая только сонливость, сегодня вспыхивает в спорах на кухне. Европа – это театр мощных, эмоциональных, конкурирующих сил, которые формируют наше будущее. Я говорю наше, потому что невозможно отрицать то, что мы все в этой лодке вместе, в морях, расшатанных экстремальной погодой и экстремистской политикой.

Сегодня Европу трудно продать

Сегодня тему Европы трудно продать в Европе. Это правда, даже несмотря на то, что за последние 50 лет не было лучшего места, где родиться, чем в Европе. Хотя мы должны много работать, чтобы распространять преимущества процветания, европейцы все же более образованы и лучше защищены от злоупотреблений со стороны крупных корпораций, а также ведут лучшую, более долгую, здоровую и значительно более счастливую жизнь, чем люди в любом другом регионе мира. Да, более счастливую. Они измеряют такие вещи.

Ирландия – это место с особой эмоциональной привязкой к Европе, и ее видением. Возможно потому, что Ирландия – это крошечный камень в большом море, стремящийся быть частью чего-то большего. [...]

Принадлежность к Европе дала нам возможность стать лучшей, более уверенной версией себя. Мы стали немного выше среди наших друзей. А также, чем ближе Северная и Южная Ирландии приближались к Европе, тем ближе становились друг к другу. Родство перешло границы и сбросило ограничения.

В силу наболевших исторических причин, мы не воспринимаем независимость легкомысленно. Если под понятием суверенитета понимают силу страны управлять собой, то Ирландии сотрудничество с другими нациями дало силу большую, чем мы имели до тех пор сами... [...]

Как европеец, я чувствую гордость, когда вспоминаю, что немцы открыли свои двери для перепуганных сирийских беженцев (и я был бы еще более гордым, если бы другие страны зашевелились). Я горжусь тем, что Европа борется, чтобы положить конец экстремальной бедности и климатическим изменениям. [...] Я чувствую себя привилегированным, имея возможность наблюдать самый длинный период мира и процветания, который когда-либо был на европейском континенте.

Но все эти достижения под угрозой, потому что уважению к многообразию – главному принципу всей европейской системы – бросили вызов. [...]

Игра вничью была пактом о суициде

Мы наблюдаем поразительную потерю веры в эту идею. Подпитанные неустойчивой глобализацией и поражением в регулировании миграционного кризиса националисты говорят, что многообразие представляет опасность. Ищи спасение, говорят они, в однообразии. Их видение будущего очень напоминает мне прошлое: политика идентичности, образы, насилие. Национализм – это дискриминатор с равными возможностями.

Поколение, пережившее мировую войну, доказало смертоносность такого способа мышления. Им удалось выбраться из руин, цементных стен и колючих проволок, чтобы оттянуть Железный занавес, накиданный на сталинском мольберте, а заодно оттолкнуть идею о том, что наши различия и есть то, что нас определяет.

Они поняли, что думать не на перспективу – это все равно, что подписать пакт о суициде.

Я люблю наши различия: наши диалекты, традиции, особенности, «понятие человечности»... [...] И я верю, что между ними еще есть место для того, что Черчилль назвал «широким патриотизмом»: множественную лояльность, многоуровневую идентичность, быть ирландцем и европейцем, немцем и европейцем, одним из них или обоими. Слово «патриотизм» было украдено у нас националистами и экстремистами, которые требуют унификации. И настоящие патриоты стремятся к объединению за пределами однообразия.

Можем ли мы подключить наши сердца к этой борьбе? Возможно, нет никакой романтики в слове «проект», так же как и сексуальности в бюрократии, и как большой Симон Вейл сказал: «Европа – это большой замысел XXI века». Ценности и стремление делают Европу чем-то большим, чем просто место на карте. Там глубоко переосмысливают, кто мы как человеческие существа, и кем мы хотим быть. Идея Европы заслуживает того, чтобы писать о ней песни и размахивать большими, яркими, голубыми флагами.

Чтобы одержать победу в эти трудные времена, мнение о Европе должно превратиться в чувство.