Рейтин Путина обрушился: не помогут ни телевизор, ни Росгвардия

Народ перестает одобрять политику вождя, партии и правительства.

В политической системе России рейтинг лидера — один из важнейших институтов. Его обрушение требует ответа, но инструментов для этого у власти немного

«Брак» разваливается

Социология у нас, конечно, политизированная. Но в определении тренда ведущие агентства единодушны. К началу октября все они зафиксировали обвал рейтинга Владимира Путина. Он падает, причем с небывалой стремительностью.

В свежих цифрах у получившего статус иностранного агента «Левада-Центра» — совсем катастрофа: президенту доверяют только 39% россиян. Прошлой осенью таких было 59%, а в июне этого года, до начала активного обсуждения грядущей пенсионной реформы, — 48%. Зато почти вдвое выросло число людей, которые считают, что Путину доверять нельзя — с 7 до 13%.

Печальные для власти данные и у Фонда «Общественное мнение». Электоральный рейтинг президента, который весной составлял 62%, к концу сентября опустился до 45%. Еще заметнее упал фиксируемый ФОМом рейтинг доверия — осенью прошлого года президенту доверяли 80% опрошенных, теперь — 58. А ведь ФОМ — вполне лояльное власти агентство.

Ту же тенденцию отмечает и государственное агентство ВЦИОМ, как правило, демонстрирующее только приятные для власти цифры. У ВЦИОМА рейтинг доверия президенту с июня по сентябрь потерял почти 10% — теперь он 36,8 против 45,7.

Дела настолько плохи, что даже свои, проверенные социологи не могут прятать результаты. Владимир Путин по-прежнему женат на России, но, кажется, брак этот не такой счастливый, как раньше. Супруг прогуливает нажитое где-то в Сирии, супруга не без печали исследует недра холодильника.

Почему это важно?

Вроде бы, не такая серьезная причина для паники: у Владимира Путина выборы не скоро, и не факт, что он на них вообще собирается — Конституция против. У «Единой России» региональные — через год, а о федеральных и вовсе можно пока не задумываться.

Рейтинги партии власти тоже падают, верные партийцы всегда рядом с национальным лидером. По данным ФОМа, рейтинг доверия у ЕР — 34,5%, а по данным «Левады» электоральный рейтинг — 28%, хотя совсем еще недавно был почти сорок. Главе партии, Дмитрию Медведеву, как утверждает «Левада-центр», доверяют всего 6,8% россиян. Впрочем, он, в отличие от старших товарищей, никогда не был особенно популярным политиком.

Что для власти значат эти цифры, или точнее, совпадающие тенденции, поскольку цифры у разных социологических агентств все-таки отличаются. Очевидно: народ перестает одобрять политику вождя, партии и правительства. В демократическом государстве эти замеры для того и нужны, чтобы выяснить, как население относится к текущим инициативам власти. Как ни странно, для авторитарной России это еще более важный показатель.

Рейтинг давно стал фетишем для Кремля. В условиях, когда выборы по сути не являются выборами, когда президент при отсутствии настоящих, а не декоративных партий, сильных конкурентов и независимых федеральных телеканалов просто время от времени себя переназначает — или назначает заместителя без внятных прав, чтобы совсем уж откровенно не вытирать ноги о Конституцию, — именно рейтинг оказывается дополнительным инструментом его легитимации.

Электоральный рейтинг, ответ на вопрос «за кого бы вы проголосовали в ближайшее воскресенье?» — это как перманентные выборы в государстве без выборов, как еженедельная присяга на верность.

В путинской политической системе рейтинг — важнейшая составляющая, он, пожалуй, важнее других институтов. Власть не допускает возможности диалога с населением ни на выборах, ни в промежутке между ними, а высокий рейтинг лидера оправдывает эту позицию. Зачем людей о чем-то спрашивать, если их доверие к вождю практически безгранично?

И вот система дала сбой, а это — серьезный повод для беспокойства.

Почему это произошло?

Универсальный ответ на вопрос о причинах падения президентского рейтинга понятен — «пенсионная реформа». Но не будем зацикливаться на очевидном, и поищем еще причины происходящего.

Реформа — главный раздражитель последнего времени, но и помимо нее есть общее ощущение, что все у Путина перестало получаться. Ресурс восторгов, связанных с возвращением Крыма, исчерпан: ну, вернули, и что? В послании федеральному собранию, которое заменило предвыборную программу, старый-новый президент обещал не только ракеты с непредсказуемой траекторией, но еще и рост качества жизни, а теперь рассказывает из телевизора, как стремительно растут реальные доходы. Но обычному гражданину про рост реальных доходов банальный поход в супермаркет рассказывает убедительнее, чем президент. Жить становится уже ощутимо тяжелее, и это — вина национального лидера.

Его ссоры с миром уже не будят патриотический вопрос, провалы его разведчиков видны невооруженным взглядом, а его пропаганда жует украинскую жвачку, не желая замечать, что проблемы соседей уже не скрывают от телезрителя собственных проблем.

Президент годами демонстрировал, что все в стране зависит только от него, даже квартиры раздавал и детские площадки возводил в ходе «прямых линий». Он — главный конструктор культа собственной личности, и теперь не надо удивляться, что все неудачи россияне готовы связывать именно с ним. Проигрывают все, но за подчиненных не спрячешься, среди них нет никого, кто обладал бы политической субъектностью. Есть только вождь и страна перед ним. И у страны, похоже, зреют неприятные вопросы к вождю.

Часто утверждалось, что респонденты социологов просто опасаются дать неправильный ответ, пытаются угадать, чего хочет начальство, и демонстрируют не реальное отношение к происходящему, а свою догадливость.

Но, похоже, накопившиеся вопросы теперь важнее, чем страх перед не особенно добрым государством. В сентябре россияне сразу в четырех регионах смогли использовать выборы как площадку для протеста, проголосовав не за кандидатов из постановочной оппозиции, а против власти. Социологические опросы становятся еще одним инструментом для донесения до власти информации о подлинной оценке ее деятельности. То есть работают так, как и должны.

И последнее, вроде бы мелкое, но не маловажное соображение: Россия, похоже, преодолевает тотальный диктат телевизора. Путин отлично понимал, что его первая победа на выборах — результат, в первую очередь, эффективной работы медиа-империи Бориса Березовского. Путин начал свой поход во власть с перехвата у олигархов контроля за телеканалами. Артподготовка, которую годами вели эти электронные батареи, давала эффект. А теперь, похоже, источники информации диверсифицировались, интернет побеждает, пропаганда проигрывает.

Что предпримет Кремль?

Это все плохие новости для власти. Можно надавать по шапке социологам, и переписать цифры в их отчетах. Можно, но как-то бессмысленно: от себя реального положения дел не скроешь, а широкая публика, в отличие от обитателей высоких кабинетов, рейтингами интересуется умеренно, и не на них ориентируется, формулируя свое отношение к успехам и провалам власти.

Ждать стоит довольно традиционных ответов, о которых отчасти уже можно судить по действиям Кремля, а отчасти — по слухам от разговорчивых «источников». Главный ответ, разумеется, — попытка придать пропаганде новый импульс. На телеэкранах станет еще больше Путина. Первый пример — шоу Владимира Соловьева «Москва. Кремль. Путин». Но его не назовешь безусловным успехом. Первый выпуск вызвал интерес, но обсуждался, в основном уровень сервильности, чтобы не сказать — лизоблюдства, даже для Соловьева беспрецедентный. Скептики — причем не только в оппозиционном лагере — сомневались также, хватит ли контента и поводов для еженедельного формата. Хватило, программа выходит, но ее словно бы и нет. Ее не обсуждают и не замечают.

Утверждают, что процент новостей с Украины в политических передачах снизится. Впрочем, утверждают уже года два, но ведущие не могут соскочить с накатанной дорожки. А главное — никуда не деться от международной повестки, от усугубляющегося конфликта с Европой и США.

Здесь новых идей нет, будет отрабатываться тема «страны в кольце врагов», но ее эффективность после пенсионной реформы под вопросом. Реформу многие пропутински настроенные граждане воспринимают как своего рода предательство, как внезапный отказ государства от своих социальных обязательств. Старые призывы «сплотиться вокруг национального лидера» на этом фоне наполняются новым смыслом. Оказывается, «сплотиться» — это вовсе не значит поровну разделить трудности, это значит — взять все трудности на себя. Опять же, интернет любезно подкидывает новости про очередной дворец или яхту какого-нибудь государственного мужа, и это пропаганде не на пользу.

Второй ответ — в точечных репрессиях. Оппозиции не стоит ждать никаких поблажек. Партии не будут регистрировать, акции будут разгонять с прежней или новой жестокостью, наиболее яркие лидеры могут оказаться не на выборах, а на нарах. Обсуждение в телеграм-каналах перспектив реального срока для Алексея Навального с подробным изложением причин, делающих такой вариант возможным, выглядит довольно откровенным зондированием почвы перед принятием решения.

Но всё это мимо цели, пропаганде нечего сказать рядовому гражданину. Да, согласится гражданин, выслушав откровения очередного телеведущего, наверняка, Путин велик, а в Англии негодяи, но все-таки, почему я теперь работаю больше, а ем хуже? И с реальной оппозицией гражданин не особенно связан, и не её идеями руководствуется. Рейтинг Путина падает не потому, что Навальный эффектно разоблачил Золотова. Воевать придется не с оппозицией, а с неприятной реальностью, а здесь ни телевизор, ни Росгвардия универсальными орудиями уже не являются.

Иван Давыдов, «Открытые медиа»