130 лет со дня рождения Язепа Дроздовича

Он пережил два тоталитарных режима – и не стал пессимистом.

Современники относились к нему как к сумасшедшему. Или по крайней мере называли чудаком. Смеялись над космическими фантазиями художника, трактатами, в которых он описывал жизнь на Марсе, Луне, Сатурне. Максим Танк иронично говорил, что Дроздович смотрит на звезды не через телескоп, а через горлышко бутылки.

Белорусы вообще не любят фантастику. Им, сильно привязанным к своей земле, огороду, двору, неинтересно, что происходит в космосе. Поэтому, безусловно, сомнамбулические путешествия художника вызывали раздражение.

Дроздовича ценили, как графика (при условии, если он рисует исторические реконструкции, пейзажи замков, церквей или храмов), иногда благосклонно относились к его живописным полотнам (если там, опять же, пусть и символически, но есть наше славное прошлое), терпимо относились, когда создавал рисованные ковры (потому что, конечно, делает их ради копейки для крестьян, заодно и развивает их эстетически).

Но, когда художник брался за темы, которые выходили за рамки понимания белорусов, когда рисовал космические фантазии, вот тогда для многих Дроздович превращался в такого же чудака-сумасшедшего, которого он сам описал в своей иронической повести «Большая шишка» (1923).

В этом произведении молодой художник не хочет быть таким, как все, мечтает вырваться из банальной действительности, придумать что-нибудь такое, что поражает окружающих. Когда в его учебном заведении бал-маскарад, герой придумал себе оригинальный костюм большой шишки. Парень надеялся удивить, заинтересовать своим необычным нарядом, но мечты утонули во всеобщем хохоте.

Нечто подобное испытывал и Язеп Дроздович. Когда вышла в свет эта повесть, на нее печатали ироничные рецензии, а на самого автора рисовали шаржи. Заступился только критик Самойло, который и сам в Вильнюсе 20-30-х был своеобразным отщепенцем, обиженным на белорусскую культурную элиту.

Другие литературные произведения Дроздовича вообще отказывались печатать. Тот же Максим Танк, когда Язеп Нарцизович прислал ему свою поэму «Тризна былого», категорически заявил, что она не имеет ничего общего с литературой.

Чувство обиды и того, что он никому не нужен — вечные спутники художника.

Его жизнь в Западной Беларуси 20-30-х — это бесконечная борьба за то, чтобы ему заплатили хотя бы жалкий гонорар, это суды с Новогрудской гимназией, где он преподавал, но не получал зарплату. Почти каждый день так или иначе Дроздович сталкивался с тем, что он, по сути, никому здесь не нужен. И даже люди, которых считал близкими друзьями (поэт Михаил Машара, литератор Янка Пачопка) иногда называли его «живым трупом».

Свою обиду Дроздович выливал в дневниках, называя такое невзрачное отношение к себе «хамством». Но, что интересно, ни в одном его произведении мы не найдем даже намека на эту обиду, боль, раздражение, злость. От его картин веет положительной, почти буддийской энергетикой. Там нет какого-то резкого конфликта, на уровне сюжета, или в плане колорита. Гармония, тепло, спокойствие — вот чем определяются его произведения графики, живописи, резьбы или декоративно-прикладного искусства.

Когда Язепу Нарцизовичу было особенно грустно, он рисовал карикатуры. Например, три дня писал смешную картину, где пан и мужик борются на фоне усадьбы. Если было хорошее настроение, то делал удивительные скульптуры, палки, которые продавал на входе в музей Ивана Луцкевича. Туристы с радостью их покупали.

Он очень любил веселые студенческие и просто молодежные компании. Особенно если там было много девушек. Он им гадал, рассказывал не только об их будущем, но говорил, какой у них характер. Девушки любили, когда художник начинал гадание, а ему было очень приятно держать их за ручки.

С большим нетерпением Язеп Дроздович ждал ночи. Ведь тогда к нему являлась… Сатурнианка. Вместе с ней наш герой отправлялся в космические путешествия, открывал новые планеты и галактики.

Там, в Космосе, к нему относились так, как он заслуживал: с большим почетом и любовью. Никакому марсианину или даже луниту не пришло бы в голову смеяться над этим великим человеком.

Возможно эти путешествия и спасали Язепа Дроздовича.

Спасали от того, чтобы окончательно не превратиться в неизлечимого пессимиста. Спасали и чисто физически. Ведь когда начались советские репрессии (после воссоединения Западной и Восточной Беларуси), а затем, когда нашу землю оккупировали нацисты, художник спасся. Его не задела ни одна из этих тоталитарных систем. Почему? Видимо, в те трагические времена таинственная Сатурнианка забирала его с собой.

И кто знает, возможно эти путешествия для Язепа Дроздовича и были настоящей реальностью. А его вынужденное бытование в пространстве Беларуси художник воспринимал только как досадный сон.

Сон, который вскоре закончится и наступит светлая прекрасная явь.

Сергей Пилипченя, belsat.eu