«Мы его теряем!»: почему талантливые молодые врачи не задерживаются в медицине

Все больше медиков осваивают новые сферы или переходят в парамедицинские специальности.

«Мы его теряем!» — так скоро будут кричать не про уходящего в мир иной пациента, а про уходящего из медицины доктора, пишет для onliner.by врач-психотерапевт медицинского центра «Парацельс Елена Карачун

Летом этого года отпраздновала десятилетие работы врачом. С годами я вижу, как все больше моих коллег перестают стоять у постели больного, а осваивают новые сферы или переходят в парамедицинские специальности. При этом число жалоб на качество лечения и компетентность врачей увеличивается с каждым годом. Не удивительно!

Один из моих коллег защитил в Беларуси диссертацию и после этого получил возможность поучиться в Лондоне. Но когда вернулся на родину, то оказался никому не нужен — освоенная специальность здесь не востребована, так как уровень статистики и научных исследований оказался не тот. Приводить же его в соответствие с нашими стандартами оказалось очень сложно, потому как все вокруг говорили: «А не надо! У нас и так все замечательно работает!» Сейчас знакомого приняли на работу во Всемирную организацию здравоохранения. Он трудится в Швейцарии, востребован, печатается в крупнейших мировых медицинских изданиях.

Совсем недавно хотела перенаправить пациента другому своему коллеге, так как в определенном (довольно узком) вопросе лучше его не найти. Спросила: «Где сейчас работает?» В ответ услышала, что он больше не врач. Как так? Мне рассказали анамнез произошедшего: на приеме в поликлинике у него не было времени, чтобы должным образом обследовать пациентов, он был вымотан бумажной и статистической работой, ему не давали ездить на семинары и конференции для повышения квалификации. Когда попробовал поработать в частном центре, то через год устал, так как владельцы были больше заинтересованы в прибыли, чем в лечении, давали установку не брать тяжелые случаи и навязывали свои правила проведения консультирования и лечения. Попытка получения собственной лицензии не увенчалась успехом и окончилась тем, что из-за решения бесконечных бюрократических вопросов на пациентов просто не хватало времени. Для найма на работу человека, который бы занимался этими вещами, финансовой возможности не было. И вот уже он готовится к расширению семьи и далекой миграции...

Я могу продолжить список историй, для подсчета которых мне не хватит пальцев. География исхода из профессии разнообразна. Мои талантливые коллеги становятся фармакопредставителями, осваивают продажу медицинских товаров, ведут фитнес-группы, занимаются косметологией, психообразованием, медицинскими переводами, преподавательской деятельностью, пропагандой здорового образа жизни, спортивной медициной. Или вовсе уходят в бизнес, дизайн, фотографию, IT.

Общий знаменатель такой — все эти люди после окончания университета на «отлично» или крепкое «хорошо» показывали прекрасные результаты на практике, развивались в науке, становились заведующими отделениями, искали возможности для образования, уезжая на стажировки или семинары в другие страны. Но на пике их профессиональной плодотворности и развития почему-то почти всегда начинались серьезные проблемы. Просто переставало хватать времени для лечения пациента должным образом, ведь врачи у нас фактически не имеют права на ошибку. Если они хотя бы немного задумываются о собственной безопасности, то в первую очередь напишут нужную бумажку (а лучше две — на всякий случай) и только потом приступят к лечению. Ну и вдобавок ко всему — финансовый вопрос. Для тех, кто не знает: врач, как и все земляне, ест, отдыхает, имеет семью. Но при этом следует помнить, что врачебное образование — одно из самых долгих и дорогих в мире. В медицине по-настоящему хорошим специалистом становятся не раньше чем в 30–35 лет. Чтобы пройти этот долгий путь становления, нужна немалая выдержка. А еще мотивация. Но всегда ли она присутствует у нас в стране? Большой вопрос.

Здесь важно разъяснить одну важную деталь, которая видна врачам, но незаметна для многих пациентов. У кого-то может возникнуть иллюзия, что благодаря доступу к информации в поисковиках доктор уже не нужен, обо всем вам расскажет всемогущий Google. А врач — это только клерк, выписывающий рецепты по диагнозам, которые пациенты вычитывают в интернете.

Но это не так. Должный уровень профессионализма в медицине лично я бы свела к клиническому мышлению, опыту и владению обширным объемом информации. Если вы смотрели сериал «Доктор Хаус», то наверняка поняли — хороший врач обладает тем, что пока не заменит ни одна поисковая система. Мало того, большинство современных исследований в общий доступ не попадают, у врачей есть свои электронные библиотеки и поисковики. Поэтому знание хотя бы английского языка, на котором публикуются эти работы, необходимо.

Как правило, путь от статьи до перевода на русский и публикации в учебнике занимает 20 лет, если не больше. К тому моменту статья будет уже фундаментальной, но при этом нередко — устаревшей. Понимаете особенность? Из-за этого критерия пациенты часто кажутся грамотнее врача. И странный парадокс — большинство молодых талантливых докторов, которые ушли из медицины или уехали из страны, английским владели очень хорошо...

Подведем итог. Идеальный рабочий день врача должен быть не более семи часов, приему пациента должно уделяться столько времени, чтобы специалист мог применить все свои знания на практике. Доктор должен иметь время и деньги на постоянное развитие, не говоря уже об устройстве собственной человеческой жизни.

Есть мнение, что медики — природные мазохисты, которым даже нравится страдать. Может и так. Но сейчас я приведу замечательный пример мазохизма от одного из своих преподавателей. Вы паритесь в бане: жар, духота, веники и прыжки в холодный снег или бассейн. Если абстрагироваться, то со стороны все это выглядят странно, человек непосвященный может перепутать традицию с пытками. Так вот мазохизм — это баня, то есть когда больно, но на грани. Врач, которому надо много работать, учиться, порой даже в ущерб личной жизни, определенным своим финансовым интересам, — это определенного рода профессиональный мазохизм. Но во всем нужна мера!

У наших же докторов «запара» выглядит так: их запирают на несколько часов в душной и разгоряченной бане, месят до кровоподтеков вениками, а потом полуживых вытаскивают на улицу в снег, где они, уже не в состоянии шевелиться, лежат до получения обморожений. Это уже не мазохизм, а саморазрушение.

Так кто остался у постели больного?

Чтобы ответить на этот вопрос, я могу рассказать несколько десятков историй о других своих знакомых, которые справляются и не теряют себя. При этом чаще всего это все же ребята после университета: полные интереса и энтузиазма, они обязаны поработать врачами-интернами и отбыть двухлетнее распределение. Для них пока важно только одно — получение опыта и стажа в профессии, расширение горизонтов. Либо это зрелые люди после 45—50, стоящие на охране системы здравоохранения. Почему они не уходят из профессии? Потому что всегда были и остаются адепты медицины, на которых все держится несмотря ни на что. Но саморазрушения это, к сожалению, порой не отменяет.

И выходит тогда в целом вот что. Продуктивная прослойка, которая могла бы двигать науку и практическое здравоохранение, истончается, утекая как песок сквозь пальцы. Мы их теряем! Когда врачи слышат эти тревожные слова, сразу направляют все силы на спасение. Почему мы не делаем этого в ситуации с моими талантливыми коллегами?