Алан Смит: Я встретил в Беларуси очень хороших друзей, которых никогда не забуду

Британец рассказал о витебской тюрьме и своей «белорусской маме».

БАТЭ в недавнем поединке на «Стэмфорд Бридж» с «Челси» поддерживала не только болельщики из Беларуси. В интернет попал снимок  загадочного англичанина, который пришел на матч Лиги Европы в спецовке Управления дорожно-мостового строительства и благоустройства Мингорисполкома, пишет «Трибуна».

Не меньше удивил другой британец. Во время матча темноволосый мужчины в черном стильном пальто развернул бело-красно-белый флаг, на котором было написано «Жыве Беларусь! Support to IK3 Vitba». 

Болельщиком с БЧБ оказался Алан Смит – он называет себя бизнесменом курдского происхождения и утверждает, что руководит компанией, которая помогает бизнесменам с Ближнего Востока налаживать контакты с зарубежными коллегами. Еще Смит занимается организацией лечения в европейских больницах. В сентябре 2016-го Алан вместе с женой Магдаленой с рабочей поездкой отправился в Беларусь. Кроме деловых встреч он собирался помочь с лечением одной из клиенток. Через какое-то время эта женщина и еще пять иракцев попыталась нелегально пересечь границу с Евросоюзом в Браславском районе, а Смита правоохранительные органы задержали 26 сентября в Бресте, обвинив в организации незаконного миграционного канала, к которому, согласно версии следствия, имели отношение еще двое белорусов. Супруга Алана утверждала, ее муж впервые увидел этих людей в зале суда: «Образованный человек из Британии, который имеет степень магистра и закончил PhD, сидит в одной клетке с двумя белорусскими цыганами, которые не закончили, я думаю, шести классов школы и прежде уже были арестованы».

В июле 2017 год Глубокский суд признал англичанина виновным и приговорил к двум годам колонии общего режима. В конце сентября 2018-го Алан вышел на свободу и был депортирован в Великобританию. После матча БАТЭ с «Челси» со Смитом связался Тарас Щирый и расспросил про его жизнь в Беларуси.

– Я родился в Курдистане, но всю свою жизнь провел в Соединенном Королевстве. Когда мне исполнилось десять лет, серьезно увлекся футболом, и в дальнейшем играл на позиции нападающего за лондонские команды «Бромли» и «Кройдон», выступающие в минорных английских лигах (каких-либо упоминаний Алана Смита в связи с этими клубами «Трибуне» отыскать не удалось). В 2006 году я закончил карьеру. К сожалению, у меня осталось всего несколько фото, связанных с футболом. Мой ноутбук и телефон забрали белорусские власти и никогда их мне не вернут. Вот одно из них.

Живу в Лондоне. У меня есть есть свой бизнес. Я руковожу компанией, которая помогает курдским бизнесменам, да и не только, наладить связи в Европе, найти работу. Еще помогаю нуждающимся получить медицинскую помощь. Наши отделения находятся в Польше, Египте и Канаде. Два года назад я впервые посетил Беларусь. Подумал, что эта поездка может стать хорошей возможностью для развития моего бизнеса. Я часто путешествую и нигде до Беларуси не имел проблем, хотя меня забрасывало и в более опасные места.

В сентябре 2016 года я приехал в Беларусь. Хотел провести ряд встреч, которые касались моего бизнеса. В то же время ко мне обратилась женщина, нуждавшаяся в медицинской помощи в Беларуси (у нее была белорусская виза – прим.). В последствии ее семья захотела остаться жить [в Европе]. Но за решеткой оказались не они, а я – человек, который помогал в организации лечения!

Когда меня задержали, я был шокирован и подобного поворота не ожидал. При задержании никто не говорил на английском, и я так и не понял, почему меня арестовали. Мне не предоставили ни адвоката, ни профессионального переводчика. Меня посадили в машину и отвезли в СИЗО. Пока я там был, никто оперативно не оповестил мою семью и британское посольство о моем задержании. Все это было противозаконно. Адвокат пришел ко мне через неделю. Я спросил: «Что происходит? Я не знаю, почему задержан и не понимаю, почему нахожусь в тюрьме!» Оказалось, что меня обвинили в организации преступной группы по нелегальной миграции. Однако я делал в Беларуси все законно! Когда судья не увидел связи между мной и остальными подсудимыми, меня не отпустили. Мне объяснили, что, во-первых, я не признаю свою вину, а во-вторых, я помогал людям. Да, я не отрицаю, что помогал, но делал это не противозаконно!

Меня без каких-либо причин, без доказательств и свидетельств на два года отправили в тюрьму. Много раз мне протягивали бумагу и спрашивали: «Признаю ли я свою вину?» Говорил «нет!» и отказывался подписывать документы. Согласно закону, все, что я делал, нелегальным не являлось. Это видно и по расследованию. Оно было таким долгим, что я провел в витебском СИЗО порядка 14 месяцев. Сидел все это время в камере с ужасными условиями: холодное помещение, нет вентиляции, окно не открывается. Все было плохо. Не могу сказать ни одного хорошего слова.

Кроме того я, наверное, единственный заключенный-вегетарианец за всю историю Беларуси. Представь себе. Я не ел мясо, а вегетарианской пищи там не было. Вся остальная еда была очень плохой. Давали кашу, картошку и суп. Мне как-то показали государственную газету, в которой писали о том, что заключенных в Беларуси хорошо кормят, и в их распоряжении есть спортзал, но все это вранье и неправда. Когда начальник пришел в мою камеру, я показал ему газету и сказал: «Посмотрите сюда. Это полное дерьмо! Здесь врут! Где та еда, которую вы рекламировали в газете?» Он ушел, так и не ответив на мой вопрос.

Конечно, у меня были проблемы с желудком. В феврале, а это уже было в исправительной колонии №3 в Витьбе (поселок в Витебском районе – прим.), многие заключенные отравились из-за плохой воды и еды. Я был удивлен тем, как там обстоят дела, и постоянно протестовал, «воевал» с администрацией СИЗО и колонии. Но на все, что я показывал, о чем говорил, закрывались глаза и уши.

* * *

– Когда переехал в ИК-3, то впервые за 14 месяцев увидел небо, я мог прогуливаться и открывать в камере окно. По сравнению с СИЗО для меня это было нечто вроде свободы. ИК-3 считается одной из лучших белорусских тюрем. Конечно, там много тех, кто сел за наркотики, хватает воров и убийц, встречались и лидеры преступных банд Могилева и Бобруйска, но туда направляют преимущественно должностных лиц и бизнесменов. Я сидел с иностранцами, с бывшим пилотом, так он утверждал, Лукашенко. Встретил в тюрьме полковника КГБ, следователя, мэра одного из городов, порядка десяти судей, высокопоставленного сотрудника Нацбанка. Эти люди боялись разговаривать со мной – начальство колонии запретило. Они знали, что я собираю различную информацию. Мне ведь было интересно знать, что произошло на их работе и почему этих людей арестовали.

Все, что делала администрация тюрьмы, было направлено на то, чтобы сломать в человеке дух. Расскажу историю. Один из руководителей колонии такой маленький, короткий парень. Он всех наказывал. У меня с ним были плохие отношения. Я не уважал его, ругался с ним и не боялся высказать все, что думаю о нем. И как-то обратился к нему: «Послушай, я тут абсолютно беспомощен, но я не знаю, что сделал бы с тобой, если бы мы оказались за территорией тюрьмы». Однажды он собрал в клубе весь отряд, в котором было двести человек. Я сел в конце зала, и он начал кричать. Не мог понять, что он говорит, потому что все было на русском языке и произносилось достаточно бегло. Но я видел его эмоции. Потом мне рассказали, что он позволял себе оскорблять заключенных. В зале находились две сотни человек и никто на это не отреагировал. Если бы я понял его слова, то не молчал бы. После этого я увидел Николаевича, одного из заместителей начальника, хорошего парня, и рассказал ему об этом случае. Он засмеялся, сказал: «Алан, не волнуйся. Эти слова касались не тебя, а других заключенных». – «Знаю, что это не про меня. Но если бы понял его, я бы ответил. И именно так, как он обратился ко всем остальным».

Среди охранников и работников СИЗО, колонии я встретил лишь одного человека, который говорил на английском. Это был психолог. Остальные не общались на иностранном. У нас не было никакой коммуникации. Они старались меня избегать и не разговаривать со мной. Многие задают вопрос, почему за два года не выучил язык. Поначалу люди считали, что я шпион и собираю информацию, чтобы передать ее в Англию. Мне говорили: «Ты говоришь на русском!» Отвечал: «Нет, не говорю!» Поэтому избегал общаться на русском. Иначе мне бы сказали: «Да ты точно шпион!» Среди заключенных очень мало людей, которые говорят на английском, и я старался какие-то русские слова все-таки использовать в общении с ними. Но не с должностными лицами. Это точно.

К сожалению, в колонии было мало людей, которые могли научить меня белорусскому. А по-русски говорить я не хотел. Я ведь сидел не в российской тюрьме. Некоторые в связи с этим выражали недовольство, на что я говорил: «Я не в России. Я – в Беларуси».

* * *

– Как только я попал в колонию, ее начальник сказал британскому консулу: «Если он признает свою вину, мы его отпустим». Я отказался подписывать признание. После этого мне сказали, что я не буду работать. Спросил: «Почему? В чем причина? У меня же есть отряд». Ответ был таков: «Ты в работе не нуждаешься». Еще до того, как я попал в колонию, ее администрация уже знала обо мне. У них с СИЗО тесная связь. И они ожидали приезда британца, нарушителя спокойствия, который ничего не боится. Думаю, в колонии не хотели, чтобы я попал в рабочую зону, потому что там плохие условия труда и нет безопасности. Многие заключенные травмировали свои пальцы. О каких-то фактах я уже рассказывал у себя в Фэйсбуке, в своих статьях, но у меня есть еще больше информации, которую я не могу раскрыть сейчас. Все буду делать шаг за шагом. Хочу издать книгу о моем личном опыте в белорусской тюрьме.

Из СИЗО я не мог отправлять нелегально письма. Но в колонии такая возможность появилась – через некоторых заключенных и контроллеров, с которыми наладил хорошую связь. И там я начал рисовать комические истории о тюремных реалиях и реалиях страны и системы. Было много политических рисунков, но не все дошли до моей жены – их изъяли. В тюрьме были «суки» – заключенные, которые рассказывали обо мне администрации. Но я все равно ничего не боялся. За деньги мне удалось даже достать телефон.

– В тюрьме я иногда играл в футбол cо своим отрядом. Но потом, к сожалению, администрация играть запретила. После футбола все должны были принять душ, а нам говорилось: «Если вы хотите играть, то должны платить за воду». Для улучшения условий как-то предложил начальнику выделить деньги на покупку стиральной машины, но он отказался. Знаешь, есть такая русская традиция жим лежа? Так вот, в тюрьме проводились соревнования. Я занял второе место среди всех заключенных, а их там больше тысячи. Победителям вручили грамоты. Всем, кроме меня. Они побоялись, что я потом все это выложу в интернет.

По субботам мы смотрели несколько матчей по телевизору в нашей телекомнате. Это был не чемпионат Беларуси – только премьер-лига. Летом смотрели чемпионат мира. Других турниров, как мне кажется, по этому российскому каналу не показывали. Помню, мы смотрели матч Англия – Колумбия с колумбийским заключенным. Конечно, в десять вечера телевизор уже должен был быть выключен, но мы все-таки следили за тем матчем. Да, делать этого было нельзя, но я делал то, что хотел. Я, наверное, единственный заключенный в истории белорусских тюрем, который не подписывал никаких правил. Что они могли мне предъявить, если я не подписывал никаких бумаг?

Футбол был очень популярной темой для разговора. Мы общались про БАТЭ, брестское «Динамо». Каждый заключенный обсуждал спорт. Среди заключенных были ребята, которые играл на неплохом уровне. Я как-то сказал начальнику: «Давайте, когда вернусь назад, куплю и пришлю комплект футбольной формы». Он опять отказался. Почему? Мне кажется, власти не хотят, чтобы в тюрьме были созданы хорошие условия для заключенных. А ведь там очень много талантливых и способных людей, к примеру, в шахматах, в жиме лежа, но им не дают возможности тренироваться.

В колонии были игры на ставках. Денег там, конечно, не было, поэтому люди играли на сигареты. Заключенные смотрели футбол, к примеру, матч между «Челси» и «Манчестер Юнайтед», и кто-то ставил на «Челси», а кто-то – на «Манчестер». Это плохая привычка, потому что некоторым проигравшим приходилось отдавать много сигарет, которых у них не было. У них возникали проблемы. И администрация знала об этом.

*  *  *

В СИЗО и в колонии мне многие говорили: «Алан, ничего не удастся изменить в этой системе». Но, считаю, есть вещи, которые изменились. Я, наверное, был первым человеком, который голодал в той колонии. И делал это не ради себя, а ради всех заключенных. Против насилия. Многие заключенные на моем примере учились тому, как нужно отстаивать свои права. Конечно, они боятся быть наказанными за это. Но я был единственным человеком, которого не отправили в ШИЗО. Они опасались меня. Я был хорошо юридически подкован.

*  *  *

– Никогда не забуду последний день в тюрьме. Он был эмоциональным не только для меня, но и для всех заключенных. Мы хорошо общались с ними. Мы были как семья. Я был силой в тюрьме, был тем, кто мог их защитить. Прощание получилось трогательным. Никто, конечно, не плакал, но я видел влажные глаза. И некоторые боялись, что после моего отъезда они буду наказаны за общение со мной. Перед освобождением мы собрались вместе, выпили чаю с пирожными и бисквитом. Ну а начальник и еще несколько людей из администрации были очень рады моему освобождению, ведь я создавал для них проблемы.

* * *

– Когда я еще был в тюрьме, прошла жеребьевка Лиги Европы, и получилось так, что мой любимый «Чесли», в котором работает мой друг Джанфранко Дзола, попал в одну группу с БАТЭ. Тогда cказал, что это судьба, и пообещал каждому, что, когда освобожусь, обязательно схожу на матч в Лондоне. К сожалению, игра началась в десять вечера, и заключенные уже спали в это время. Но когда видел фотографов и операторов, просил, чтобы навели камеры на меня – хотелось передать привет и поддержать людей. Ради этого и написал: «Support to IK3». Но я так и не знаю, показали ли меня по телевизору.

Я не топовый футбольный менеджер, но игра в исполнении БАТЭ понравилась. Впрочем, проблема была в том, что команда не контролировала мяч. Думаю, ответный матч получится очень интересным, но, к сожалению, не смогу на нем присутствовать – мне запрещен въезд в страну.

* * *

– Первые несколько недель после освобождения я очень много общался с журналистами и отдыхал, а сейчас хочу перезапустить свой бизнес. Но в будущем буду делать все, чтобы бороться с жестокой системой в белорусских тюрьмах, чтобы допущенные ошибки были признаны. Ради этого хочу запустить большую кампанию. Мне говорили, мол, я уеду и забуду про эту проблему, но я никогда не сдамся. Я пообещал, что не брошу борьбу. Собрал в тюрьме много информации, которая меня просто шокировала. Просто если обнародую ее сейчас, то нанесу вред тем, кто до сих пор находится за решеткой. Как я уже говорил, хочу опубликовать книгу – книгу об опыте британца в белорусской тюрьме – и перевести ее с английского на русский и белорусский языки.

*  *  *

– Я побывал во многих странах мира, и могу сказать, что в Беларуси живет много открытых и добрых людей. Я встретил в вашей стране очень хороших друзей, которых никогда не забуду. К примеру, одну женщину, чье имя не хотел бы оглашать. Лично с ней никогда не встречался и видел лишь на фото уже тогда, когда освободился. Она помогала мне на протяжении долгого времени, передавая фрукты в СИЗО. В любую погоду – в жару и в холод – во вторник и в четверг она проходила два или три километра, чтобы сделать передачу. Я был очень потрясен, когда узнал об этом. Было ощущение, что Бог с Небес послал мне ангела. Я могу назвать ее своей белорусской мамой.