Россия нуждается в национальном покаянии

Каяться должны все, как в посленацистской Германии.

Попытки отделить агнцев от козлищ среди сотен тысяч жертв политического террора заведут лишь в еще более безнадежный тупик. Путь к свету — это покаяние. Потому что страшное прошлое принадлежит всем нам

Моя предыдущая статья ко Дню поминовения жертв политических репрессий в СССР повлекла некоторое ворчание с элементами брани. Вопрос: не хотел ли я сказать, что между жертвами репрессий и палачами нет разницы и как раз потому «Мемориал» имел полное право поминать первого генерального комиссара безопасности СССР Генриха Ягоду и комиссара ГБ 1-й категории Леонида Заковского на «Стене памяти», открытой только что на расстрельном полигоне НКВД «Коммунарка» под Москвой?

Ответ: не точно, но в некоторой степени — да. И да и нет.

Попробуем зафиксировать это по пунктам. Как в протоколе недовыясненного события.

Список «Коммунарки»

Там, на 25-м километре Калужского шоссе, расстреляли не только тт. Ягоду и Заковского. Но и других сотворителей тоталитарного государства СССР с его непререкаемой машиной сплошного террора.

Вот еще не до конца забытые имена.

Николай Бухарин, легенда ВКП(б), соавтор сталинской Конституции СССР 1936 года выпуска. Алексей Рыков, первый после В. И. Ленина председатель Совнаркома СССР. Владимир Антонов-Овсеенко, один из ключевых организаторов Октябрьского переворота 1917 года в Петрограде, главноподавитель Тамбовского крестьянского восстания 1921 года. Иоаким Вацетис, начальник революционных латышских стрелков, младший партнер Льва Троцкого по мегапроекту РККА, в 1918–1919 годах — главнокомандующий Вооруженными силами РСФСР. Бела Кун, предводитель Венгерской Советской Республики, продлившейся 133 кровавых дня в 1919 году, топ-организатор красного террора в Крыму в 1920–1921 годах. Яков Агранов, руководитель следствия по делу об убийстве Сергея Кирова (с чего и начался исторический Большой террор), первый замглавы НКВД СССР при тов. Ягоде. Ян Берзин, прасоздатель и многолетний начальник военной разведки СССР (той самой, чье сердце успокаивается на нынешних Мишкине — Чепиге), весомый участник Гражданской войны в Испании. Бруно Ясенский, польско-русский писатель, автор романтической эпопеи «Человек меняет кожу» — о прелестях построения советского строя в Средней Азии, один из чистейших певцов Беломорканала. И еще, и еще, многоточие.

Они все кто: палачи или жертвы? Субъекты или объекты террора?

На мой взгляд, и те и другие. Здесь, как никогда и нигде, нам пригодится концепция снятия (преодоления) субъектно-объектной оппозиции.

Представляется, название «День памяти жертв политических репрессий в СССР» не вполне корректное.

Массовые репрессии коммунистических времен (условно 1917–1953 годы) не были политическими. Их природу и характер мы пытались разобрать здесь же, не станем повторять прежде сказанное. Эти репрессии — всеобщие. Их объекты (жертвы) отбираются не по критериям идеологии, взглядов, принадлежности к политорганизациям, личной неприязни к вождям, критики существующего строя и т. п. Их главная цель — обнуление человека и цены человеческой жизни. Их необходимое условие — постоянное воспроизводство в пространстве-времени. Пусть и с небольшими передышками, но в конечном счете — по нарастающей. Адский велосипед массовых репрессий упадет, если постоянно не крутить педали независимо ни от каких внешне-внутренних мотивов, причин и условий.

А. И. Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ»:

«Парадоксально: всей многолетней деятельности всепроникающих и вечно бодрствующих Органов дала силу всего навсего ОДНА статья из ста сорока восьми статей необщего раздела Уголовного Кодекса 1926 года. Но в похвалу этой статье можно найти еще больше эпитетов, чем когда-то Тургенев подобрал для русского языка или Некрасов для Матушки-Руси: великая, могучая, обильная, разветвленная, разнообразная, всеподметающая Пятьдесят Восьмая, исчерпывающая мир не так даже в формулировках своих пунктов, сколько в их диалектическом и широчайшем истолковании.

Кто из нас не изведал на себе ее всеохватывающих объятий? Воистину, нет такого проступка, помысла, действия или бездействия под небесами, которые не могли бы быть покараны дланью Пятьдесят Восьмой статьи.

Сформулировать ее так широко было невозможно, но оказалось возможно так широко ее истолковать.

58-я статья не составила в кодексе главы о политических преступлениях, и нигде не написано, что она "политическая". Нет, вместе с преступлениями против порядка управления и бандитизмом она сведена в главу "преступлений государственных". Так Уголовный кодекс открывается с того, что отказывается признать кого-либо на своей территории преступником политическим -- а только уголовным».

Но — в тени Великой Цели — прячутся от Солнца истории мелкие частные интересы, от которых во многом происходит всякий отдельный репрессивный акт. Почему именно эту жертву хватают сегодня (другие были вчера и/или будут завтра)? Ну, потому что кому-то понадобилась ее квартира, должность, жена (муж), просто нахамила в лифте и т. п. Репрессии (массовые, а не точечные, как в РФ начала XXI века) — мощнейший инструмент обеспечения вертикальной социальной мобильности. Отсюда и обширная социальная база, без которой репрессивная машина скоро заглохла бы.

Известна версия, что конкретный повод для уничтожения Осипа Мандельштама — пощечина, которой он удостоил «красного графа» Алексея Толстого. Пощечина была, конечно, из-за Надежды Яковлевны, в детали нынче не вдаемся. Я этой версии доверяю, она обыденна до полной убедительности.

Это уже не политика. Это частная жизнь. Что гораздо страшнее.

Покаяние

Россия, как посленацистская Германия, нуждается в главном — национальном покаянии. И самое неправильное, что в такой ситуации может случиться, — попытка отделить хороших от плохих. Дескать, вот они-то убивали, а мы — нет, мы интеллигентные люди, исключительно страдали и терпели за всех.

В этот соблазн впадают и те, кто критикует «Мемориал» и Музей истории ГУЛАГа за «Стену памяти» на Коммунарке.

Нет. Каяться должны все. Без чинов и званий. За наше общее прошлое, которое живет в настоящем, и в будущем, и отсюда с нами всегда.

Каяться перед:

самими собой, во всей целокупности народа-нации;

Господом Богом.

И не будет нам прощения, пока не запомним: граница между добром и злом — не между разными людьми, тем более всякими там общностями и коллективами. Она — в сердце каждого человека.

А праздник, он же страшный день 30 сентября, можно и нужно назвать Днем национального покаяния.

Идея покаяния — единственная объединительная и притом незверская, какая только может быть у нашей России.

Станислав Белковский, «Сноб»