«Это что? Новое крепостное право?»: крик души уволенного белоруса

Срочный трудовой договор является узаконенной формой рабства.

35-летний Дмитрий Савич работал полтора года в Гомельском городском центре социального обслуживания семьи и детей (ул. Юбилейная, 8) дежурным психологом.

Без объяснения причин в августе 2018 года руководство этого учреждения не продлило с ним контракт.

Сейчас Савич безработный, вынужден искать новую работу. Об отношении к контрактной системе, которая была введена в Беларуси в 1999 году, и об обстоятельствах своего увольнения Дмитрий Савич написал в редакцию сайта «Гомельская весна».

«В ноябре 2018, во время осенней сессии, нижняя палата белорусского «парламента» во втором чтении собирается рассмотреть поправки в трудовой кодекс РБ. Они будут касаться скандального декрета №29 от 26.7.1999 («О дополнительных мерах по совершенствованию трудовых отношений, укреплении трудовой и исполнительной дисциплины»), посвященного изменениям в заключении трудовых договоров.

Будет предложено придать декрету вместо рекомендательного характера статус закона и закрепить его официально в ТК. Как известно, этот правовой акт практически уничтожил практику заключения бессрочных трудовых договоров. Была введена контрактная система с заранее назначенными сроками занятия сотрудником должности.

Брошенный как кость трудящимся в марте 2010 указ 164 (бессрочные трудовые договора для отработавших 5 лет без замечаний), не исправил ситуацию, так как был, по сути, фикцией. Срочный трудовой договор является узаконенной формой рабства. Он полностью подавляет инициативу сотрудника, держит его в постоянном напряжении, не дает спокойно выполнять свои профессиональные обязанности, когда работник дрожит как осиновый лист от каждого недовольного взгляда продлевающего (или не продлевающего) ему контракт «начальника».

Это инструмент давления на «неугодных» не с профессиональной, а с идеологической и личностной точки зрения. Логики и здравого смысла в этом документе нет. Работника и так можно уволить по статье за нарушение трудовой дисциплины или ненадлежащее выполнение служебных обязанностей. И обижаться на кого-то в этом случае в принципе смысла нет. А вот не продление контрактов просто так выглядит как чистой воды репрессии. Это явный перекос в полномочиях руководителя, отвечающего за вверенный ему коллектив. Люди превращаются во временщиков, заискивающих и пытающихся угодить начальству. Естественно многое зависит от личности руководителя. Но есть люди, которые используют декрет для удовлетворения своих извращенных амбиций и комплексов. Не буду скрывать, данная проблема известна мне не понаслышке.

Могу привести пример из личного опыта. Совсем недавно я являлся сотрудником Гомельского городского центра социального обслуживания семьи и детей. Организация, призванная охранять основу любого общества – семью, помогать наиболее незащищенным слоям населения. Казалось бы, люди там должны работать все как один преисполненные благих намерений. Однако, когда человек начинает обладать неограниченной властью, он однозначно меняется не в лучшую сторону. Директора этого учреждения зовут Мазенина Наталья Ивановна. И режим там установлен по отношению к сотрудникам классический авторитарный. Улыбаться нельзя, царит атмосфера страха и угнетенного настроения основной массы работников. По вине директора и некоторых руководителей коллектив представляет собой безынициативную массу без права голоса и своего мнения. Хотя коллективный договор дает всем работникам довольно обширные права. Но, как говориться, только на бумаге.

Обычные нормальные человеческие эмоции подавляются и порицаются. Например, улыбка как естественное проявление хорошего настроения. Очень часто имело место быть фамильярное обращение с подчиненными. Со стороны директора и ее зама в адрес сотрудников периодически звучали фразы «уволю», «не продлю контракт» без всяких на то причин. При этом это была не реакция на какое-то нарушение трудовой дисциплины или профессиональных обязанностей, а просто манера запугивания и издевательства.

И даже если ошибки были, то они не разбирались детально, а просто запоминались (или записывались), чтобы потом предъявить сотруднику перед вручением уведомления о не продлении контракта и выглядели скорее, как месть или издевательство. Директор в данном случае выступает не в качестве организатора и арбитра, а в качестве самодура и надсмотрщика. Я начальник - ты дурак. Хотя первейшая задача руководителя обсудить ошибки и недочеты сотрудника в работе и исправить их. Начальник любого уровня не должен быть привилегированным сотрудником. Он должен быть первым среди равных.

«Если тебе что-то не нравится, езжай в Польшу». - услышал я как - то дружеский совет от руководителя. А почему я должен куда-то ехать? Я здесь родился и хочу строить нормальное государство с нормальными законами и правилами здесь, а не где-то. Я хочу работать и жить в Беларуси, поднимать здесь экономику и строить нормальное общество, а не ехать куда-то. «Скажи спасибо, что взяла тебя на работу без регистрации по месту трудоустройства», - сказала мне как - то директор. Это что?! Новое крепостное право? Руководитель не понимает принцип работы современного рынка труда? В развитых странах человек не привязан к месту жительства, а перемещается по территории государства вслед за работой.

Стоит сказать, что гр. Мазенина является (по крайней мере, официально) инвалидом 3 гр. и в принципе не может по медицинским показаниям занимать должность директора. Кроме стандартного трудового отпуска человек ложится два раза в год в стационар на лечение. Т. е., по сути, четверть года Центр функционирует без руководителя. О какой эффективности работы учреждения может идти речь? Власть, безнаказанность и, по сути, игнорирование своих прямых служебных обязанностей развратила и некоторых заведующих отделами. Когда я заступил на первую свою вахту в качестве дежурного-психолога, то испытал санитарно-гигиенический шок. Холодильник в дежурной комнате был под завязку набит коробками, боксами, контейнерами, банками и пакетами с гнилыми продуктами.

Запах был такой, что я поспешил закрыть его обратно. Появляется резонный вопрос, как такое могло случиться в приличном государственном учреждении? Ответ прост: никому не было до этого дела. Особенно заведующей Кризисным отделением Шевцовой И.В., в отделении которой он находился. Она не проявляла к этому вопиющему факту антисанитарии никакого внимания и интереса. Впрочем, их можно понять. Зачем тратить время и силы на повышение эффективности работы вверенного им учреждения, если есть занятия гораздо более важные и интересные.

Например, заведующая Кризисным отделением Шевцова, которая, кстати, приходится родственницей директора, занимается на рабочем месте в рабочее время оккультными практиками. Принимает прямо в отделении личных клиентов, которым составляет за деньги гороскопы и предсказания на основе лунного календаря и прочих астрологических инструментов.

Еще один интересный момент. Всех, кто пытается разобраться в формуле начисления заработной платы и соответствия ей суммы в расчетном листе гнобят и под различными предлогами увольняют. Имели место массовые нарушения ст. 7 ТК РБ касающиеся Правил внутреннего трудового распорядка. Дежурная комната (вахта), в которой находился дежурный специалист, щит с ключами от всех помещений и монитор, на который было выведено изображение с камер внутреннего и внешнего наблюдения, была превращена в проходной двор и кухню одновременно. В ней готовили себе еду все сотрудники.

Хотя для этого по нормативным документам должна быть выделена отдельная комната отдыха и приема пищи, оборудованная всем необходимым. По правилам в дежурной комнате в течение всей 12 часовой вахты не должно быть НИКОГО кроме дежурного. Это правило грубо нарушалось. В отделении на втором этаже проживали беженцы и граждане РБ попавшие временно в тяжелую жизненную ситуацию. Так вот уборкой этого общежития должен был заниматься сотрудник клининговой службы. Для этого в штатном расписании была предусмотрена должность уборщика. И она там была. Однако уборщика не было. Куда девались средства, сэкономленные на этом маневре, секрет за семью печатями. Примечательно, что при появлении сотрудников санстанции, график очередности проведения влажной уборки жильцами этажа всегда снимался заведующей Шевцовой с информационного стенда.

Отдельная тема - это условия работы дежурного. Согласно нормам коллективного договора работник имеет права выступать с инициативой и предложениями по улучшению и повышению эффективности функционирования организации, в которой работает и условий своего труда, в частности. Вот рабочее место дежурного.

Согласитесь, разместиться здесь с комфортом и просидеть 12 часов смены весьма непросто. А вот так выглядит сама дежурная комната.

С потолка постоянно текут ручьи на выключатели накрытые полиэтиленом, и шумит вода в дырявых проржавевших трубах. Среди сотрудников эта комната называется «аквариум». На мое предложение привести рабочее место в более удобный вид был получен от заведующей отделением Шевцовой категорический отказ. Мол, и так сойдет. Что собственно неудивительно. Ведь ее рабочее место (письменный стол и мягкое кресло) вполне удобно. А к сотрудникам относятся как к расходному, в любое время заменяемому материалу (чему способствует рассматриваемый нами Декрет №29), поэтому думать об улучшении их (сотрудников) условий труда особого смысла нет. Недовольным просто не продлевают контракт, либо вынуждают уволиться. Два варианта на выбор: заявление по собственному желанию либо увольнение по статье.

Если поправки будут внесены в ТК РБ, это будет очередной удар по правам и свободам всех трудящихся Беларуси. Всегда над руководителем любого уровня должна быть система сдержек и противовесов в виде сбалансированного, адекватного и справедливого Закона. И создание такой системы в прямых интересах любого рядового гражданина. Но за совершенствование законодательства нужно бороться. Хотя бы путем создания мощных независимых профсоюзов по отраслевому либо общему признаку, не зависящих от чиновников и реально защищающих трудового человека.

Хочется завершить мысль известной цитатой немецкого пастора Мартина Нимеллера: «Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал – я не был коммунистом. Когда они сажали социал-демократов, я молчал – я не был социал-демократом. Когда они репрессировали профсоюзных активистов, я молчал – я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной – уже некому было меня защитить».