Чем отличается Олег Дерипаска от князя Феликса Феликсовича Юсупова?
Многим, наверное, ибо оба являются по-своему значимыми персонажами разных этапов российской истории. Но одно несомненно: никто в мире не задавал князю Феликсу вопросов о том, откуда у него взялось столько дворцов, имений, денег да золота с бриллиантами. Тут все просто: достаточно мельком взглянуть на генеалогическое древо, и вопросы отпадут за ненадобностью. А вот с г-ном Дерипаской не так, его проблемы здесь очевидны. Да и не у него одного.
"Я могу отчитаться за каждый заработанный мною миллион, кроме первого”, – сказал некогда первый в истории "официальный" долларовый миллиардер Джон Рокфеллер. Во времена Рокфеллера миллион весил в сотни раз больше нынешнего. Стало быть, вся современная российская деловая элита находится на той самой стадии накопления своей собственности, за которую она отчитаться не может. Поскольку накопление собственности началось в результате развала развитого социализма, когда легальная крупная частная собственность не существовала вообще, все эти люди – сплошь нувориши, то есть выходцы из низов, на наших глазах ставшие обладателями чудесным образом из ниоткуда взявшихся состояний.
Разумеется, состоятельная верхушка любого общества время от времени пополняется нуворишами. Это нормально и даже весьма положительно для экономики и технического прогресса. Социальные лифты, в том числе и в смысле имущественном, есть проявление конкуренции, на которой базируется современная экономическая система. Однако все дело в количестве. Тут действуют диалектика, Гегель. Согласно профессору Гегелю, количеству свойственно переходить в качество, и чаще всего ничего с этой закономерностью сделать не удается. Если число интегрируемых в элитное общество нуворишей нормально, то ничего существенного за этим фактом обычно не следует. Отношения отдельных людей с законом, в конце концов, есть их личное дело, и общество не обязано в это вмешиваться. Но ежели вся деловая элита состоит исключительно из нуворишей, ситуация меняется.
Истории известны периоды, когда такое происходило. Самым знаменитым является тот, когда в конце XVIII столетия произошел штурм Бастилии. В результате много во Франции чего стряслось: казнь короля с супругой, бегство за рубеж цвета дворянской аристократии, террор с гильотиной и прочее. Старая элита поредела, на авансцену истории вышли новые успешные, энергичные люди, имена которых (сплошь без традиционных дворянских фамильных приставок) нынче можно прочесть в любом учебнике истории. И что в результате? Как мы знаем из тех же школьных учебников, бедную Францию колбасило едва ли не век, вплоть до подавления Парижской коммуны короли чуть ли не раз в 5–10 лет приходили на смену республикам, республики становились империями, за триумфами следовали национальные катастрофы. Читать про это занимательно, но кровищи было пролито море …
Случившееся в России с конца 80-х годов прошлого века (и продолжающееся до сих пор) нельзя сравнивать с этой великой эпохой. Советская коммунистическая элита выродилась настолько, что оказалась не в силах не то что удержаться у власти, но даже более-менее эффективно разменять власть на собственность. У руля оказались другие люди. Как чаще всего бывает при таких обстоятельствах, сильные, энергичные и решительные, но без корней, без традиций, без ценностей, без привычки принимать общественно-значимые решения. Оказавшись внезапно на вершине, они получили возможность переделать окружающий мир “под себя”, и теперь мы видим воочию, что такое власть нуворишей.
Оказалось, что сообщество нуворишей не может себе позволить доверять демократическим и юридическим процедурам, ибо ни выборы, ни свобода слова и прессы, ни презумпция невиновности не могут служить им надежной защитой. Все это означает для нувориша опасность раскрытия зловещей тайны первого миллиона со всеми вытекающими последствиями. Требуются дополнительные гарантии, и их необходимость была осознана довольно быстро. С тех пор отечественная история во многом, если не полностью, определяется тем, как "новые русские", в знаменитых малиновых пиджаках и без оных, пытаются обеспечить себе безопасность – как личную, так и всего того, что нажито непосильным трудом.
Начинали по-скромному, с приобретения мандатов в представительных органах власти, дающих депутатскую неприкосновенность. Все мы помним на политической сцене ярких представителей первой плеяды сообщества нуворишей. Марк Горячев, Владимир Брынцалов, незабвенный Сергей Пантелеевич Мавроди и другие подобные персонажи достойно представили это поколение в Государственной думе. Мы понимающе улыбались, считая происходившее неизбежными издержками демократии. К тому же, как вскоре выяснилось, думские должности оказались ненадежным прикрытием: Брынцалов с Мавроди в итоге сели, а Горячев бесследно исчез, причем как из действительности, так и из нашей памяти. В общем, все это выглядело анекдотически.
Однако на самом деле формирование свежей российской элиты на Брынцалове и Горячеве отнюдь не закончилось. Наоборот, все пошло много круче. В результате приватизации, залоговых аукционов и некоторых иных процессов, разделов и переделов некогда общенародной социалистической собственности в особо крупных размерах, элита изменилась не только количественно, но и качественно. Случился тот самый гегелевский скачок, и вскоре выяснилось, что ни частная охрана, ни депутатский мандат спокойствия душе нувориша не дают.
Главной проблемой являлось то, что богатства страны, включая земли и недра, на протяжении нескольких лет сосредоточились в руках нескольких сотен богатейших семей, и этот факт так и не сумел уложиться в сознании 140 миллионов их соотечественников. Не то чтобы кто-то всерьез мечтал вернуть заводы рабочим, землю крестьянам, бунтовал, формировал комбеды и отряды красногвардейцев, но глухое недовольство витало в общественной атмосфере. Возник странный эффект, поддерживающий общественное напряжение. С одной стороны, с юридической точки зрения вроде бы все в порядке: есть конституция, декларирующая право на частную собственность; есть гражданское законодательство, законодательство о приватизации и прочее, сделки оформлены с соблюдением требуемых формальностей; есть прокуратура, суды, которые могут принимать законные юридические решения с целью снять сомнения и вопросы. Но означает ли это, что собственность находится в безопасности? История говорит нам, что это не так. Если бы все свято верили в правильность действующих законов, то не свершались бы революции. Похоже, есть в этом мире нечто такое, что лежит за пределами формальных законодательных норм, – общее представление о справедливости.
Если мы говорим о так называемом "священном праве частной собственности", то имеем в виду вполне конкретный экономический феномен. Экономическая система, основанная на частной собственности, действует, как правило, таким образом: некий субъект затрачивает собственные ресурсы, производит затраты, и в результате какой-то экономической деятельности получается прибыль, каковую, в качестве собственника, с чистой совестью присваивает себе. Успех его деятельности определяется нормой прибыли, то есть соотношением между извлеченной выгодой и произведенными первоначально затратами. Если эта норма мала (или отрицательна), бизнес-деятельность считается неудачной. Если же она высока сверх всякой разумной меры, то вспоминается Карл Маркс, процитировавший в своем "Капитале" текст, часто по недоразумению приписываемый ему лично. Якобы, капитал "при 50 процентах прибыли положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы". То есть, если речь не идет о каких-то умопомрачительных технологических новациях, а прибыль приближается к 100%, мы вправе заподозрить что-то нечистое: то ли наркоторговлю, то ли незаконную связь данного бизнеса с государством, то бишь коррупцию. Но самые "блестящие" приватизационные сделки в России были и того круче, ибо норма прибыли могла измеряться тысячами процентов в год.
Что это означает? Что вся история с приватизацией и формированием элиты страны из числа особо удачливых нуворишей вообще лежит за пределами какой бы то ни было экономической логики. Это было явление совершенно иного рода. Все эти люди как бы заключили с обществом неписаную конвенцию. Прежний порядок управления общенародной собственностью был справедливо признан неправильным, неэффективным, не позволяющим обеспечить приемлемые темпы экономического роста и нормальный уровень жизни людей. Вместо него нам всем предлагалось согласиться с другой системой, такой, какая имеется в самых передовых странах мира, основанной на частной собственности, рыночной экономике и конкуренции. В такой экономике первую скрипку играют частные собственники; именно они, как учил Адам Смит, управляют экономическими процессами в собственных интересах, одновременно тем самым обеспечивая и благополучие остальных. И, как показывает мировая практика, почти везде, где трудолюбивые предприниматели в поте лица своего зарабатывают свои законные 10–15 процентов в год, принципы, завещанные нам Адамом Смитом, действуют довольно результативно. Ну так и в России, по примеру цивилизованного мира, собственность была роздана неким людям, которые, как нам говорили, обеспечат со временем похожие результаты.
Однако уже очевидно, что что-то пошло не так. Кто-то говорит, что во всем виноват хан Батый, навязавший Руси управленческие традиции восточных деспотий. Кто-то винит правительство, силовиков и чиновников, мешающих развернуться врожденным талантам взращенных на отечественных хлебах нуворишей. Кто-то винит не до конца просвещенный народ, неспособный оценить прелести демократии. Так ли это? Не знаю. Однако жизненный опыт упорно подсказывает: чаще всего в таких случаях дело не в старых традициях, не в ужасах бюрократии и уж тем более не в народе. Значимые управленческие решения в обществе принимает элита, она, собственно говоря, для того и придумана. И если мы действительно желаем понять причины происходящего, логичнее разобраться с ее, элиты, интересами и мотивами. Состоявшая из нуворишей элита большинство задач, которые она призвана решать, не решает. Задачи эти вообще для нее не приоритетны. Российская деловая элита упорно делает вид, что никому ничего не должна, а несметные миллиарды свалились на нее с неба благодаря неким негласным заслугам, носящим, впрочем, конфиденциальный характер. О них известно лишь самой элите и… небу.
С другой стороны, российская элита не ощущает потребности повышении эффективности экономики. Если ты лет тридцать назад круглый год ходил в единственных драных джинсах, а нынче, без всяких великих строек, гуглов и виндоус, “измеряешься” миллиардами долларов, то жизнь удалась. Романтические реформаторы 90-х считали, что приватизация передаст экономику в руки людей мотивированных, молодых, энергичных, современных Строгановых и Морозовых, но получили на выходе кучку довольных жизнью рантье, озабоченных не новациями и инновациями, а яхтами, пятиэтажными дачами на Лазурном берегу и Рублевке, результатами "Монако" и "Челси", и главное – безусловной сохранностью нажитого. Это единственное, ради чего господа нувориши были еще готовы играть в активность. И поскольку стало понятно, что ни депутатский мандат, ни деньги и акции, спрятанные в офшорах, подлинной гарантией для тех, кому есть что скрывать и терять, не являются, следовало найти иные рецепты.
И такие рецепты нашлись. Устойчивость и надежность, исключающие необходимость отвечать на вопросы, на которые отвечать неудобно, может дать только правильно организованное государство. Причем не отдельные его части, а государство в целом: парламент, правительство, прокуратура, суды, полиция, телеканалы. Все это должно функционировать слаженно, скоординированно, с соблюдением дисциплины, лучше военной. Ведь уже в конце 90-х, когда подходил к концу срок Ельцина, страну стали готовить к тому, что его наследник будет носить погоны. Миллиардер Петр Авен, бывший министр гайдаровского правительства, опубликовал несколько публицистических опусов про необходимость прихода к власти “русского Пиночета”, человека, который продолжит реформы, одновременно сильной рукой наводя порядок. И "русский Пиночет" действительно появился, в лице прежнего начальника ФСБ. С реформами у него дело пошло не так споро, как со всем остальным, но это уже детали. Можно сказать, издержки.
Нынче рассказывают, что новая власть тогда появилась исключительно по личному капризу Бориса Ельцина. Это понятно: “мертвые сраму не имут”. Но насколько же тихо, практически бесконфликтно произошел тогда транзит власти! Элита сплотилась вокруг новой власти, как 300 спартанцев вокруг царя Леонида. Все: ельцинская семья, либеральные реформаторы во главе с неукротимым Чубайсом, олигархат, православные предприниматели – быстро забыли об идеологических и прочих разногласиях. Принадлежность к сообществу нуворишей оказалась более значимым фактором, определяющим национальный выбор, нежели цвет партийных знамен, а сообществу нуворишей требовалась охрана.
Далее, правда, возникли проблемы. Немного забыли об основном законе русской охраны: "Что охраняю, то и имею". Господам нуворишам, наверное, казалось, что новая власть будет по преимуществу заниматься сбережением их имущества, однако охрана имела на сей счет собственное мнение. Пришлось активно делиться, в результате компания нуворишей пополнилась новыми персонажами. Политический класс отнесся к происшедшему философически: в конце концов, если люди охраняют не только чужую, но и свою собственность, дело от этого только выиграет. Но зато все вынуждены были признать, что свою функцию власть выполняет весьма профессионально, нуворишам есть за что благодарить родные партию и правительство, а также лично того, кто все эти тяжкие годы тяжелым трудом обеспечивает будущее России.
Да, нувориши могут иногда бунтовать, но в пределах разумного, в чем-то с Кремлем не соглашаться. Например, некоторым нуворишам, вышедшим из числа либералов, иногда кажется, будто власть действует слишком грубо, по-солдафонски. Тогда они учат ее устно и письменно, как ей следовало бы себя вести: ну нельзя же каждый раз сразу дубинкой по голове! Но в целом нувориши готовы простить власти все: Крым, ограничения, санкции, ибо только она одна способна обеспечить им главное: практически уничтожив демократическую систему, независимый суд, свободную прессу, лишив общество большинства политических свобод, оставить имущество элиты в сохранности. Поэтому и не будет в России никакого раскола элит.
Самое неприятное состоит вот в чем. Вытащить российскую экономику из болота возможно только с помощью рыночных механизмов. Однако поколение крупных собственников, как показала реальная практика, не только не способно стать двигателем и идеологом развития экономики, но и дискредитирует частную собственность и рыночную экономику в глазах населения. Возможно, единственная надежда – появление нового поколения российского предпринимательского класса, которое сумеет прорваться на Олимп самостоятельно, из рядов малого и среднего бизнеса, через работу и конкуренцию. Другой вопрос, какая власть может обеспечить такую возможность, сколько времени на это может понадобиться и дадут ли ему, этому новому поколению, подняться. И это не есть факт, что дадут.
Михаил Эрперт, кандидат экономических наук, «Радио Свобода»