Какой урок пора выучить России

Хоть и не знает история сослагательного наклонения, но очевидно, что в 1914 году были и другие сценарии.

Вы были на афганской войне? Или, может быть, ваш отец или дед? Не погиб ли, прости Господи, кто-то из ваших близких на той далекой и бессмысленной войне? Нет? Слава Богу! Но вы ведь наверняка хотя бы раз слышали, что у ваших друзей или знакомых в семье был кто-то воевавший, раненый, погибший в Афганистане? Вот я – уж не сочтите за хвастовство, прошу покорнейше, – там был, остался цел и невредим, слава Богу, но нескольких друзей потерял, и до сих пор забыть этого не могу.

Это я все к тому, что память об афганской войне жива несмотря на то, что – хоть и может быть грешно так говорить – потери бывшего СССР в Афганистане были ничтожно малы. По сравнению с теми, что страна понесла во Второй мировой. А уж о ней-то память никак не уляжется. Нет такой семьи, в которой кто-то не воевал, не был ранен, не погиб.

А вот Первая мировая и ее жертвы из коллективной памяти народов бывшего Советского Союза словно ластиком стерта. И мемориал у московской станции метро «Сокол» едва ли что-то может изменить. Согласитесь: большинство из нас в минувшее воскресенье смотрели телевизионные трансляции из Парижа, где при стечении всех мировых лидеров отмечалось 100-летие окончания той великой и ужасной войны, как репортаж о каких-то чужих, бесконечно далеких и непонятных торжествах.

При том, что потери России в той войне были огромны.

Точной статистики нет, но по оценкам военных историков российская армия потеряла на германской войне, как ее раньше называли в народе, убитыми в бою, погибшими от ран, от болезней, пропавшими без вести, умершими в плену свыше двух миллионов двухсот пятидесяти тысяч человек. И еще за всю войну – почти три миллиона раненых. Плюс еще свыше двух миллионов, попавших в госпитали из-за болезней, заработанных на фронте.

Это не считая потерь среди гражданского населения – ведь восточный фронт Первой мировой проходил на западе бывшего СССР, через западные области Украины и Беларуси. Война три года каталась взад-вперед через Галицию, Карпаты, Волынь, Бессарабию.

Но хранится ли в вашей семье предание о деде, прадеде, прапрадеде, сложившем голову на той кровавой бойне? Вот и в моей семье наверняка кто-то воевал и даже, может быть, погиб, а памяти не сохранилось, увы.

И спросить уже некого – все ушли.

Первая мировая и для России, и для Украины, и для Беларуси, и для многих других стран постсоветского пространства оказалась забытой войной. Даже в Армении турецкий геноцид армян в исторической памяти народа в значительной степени вырван из контекста событий Первой мировой, в которой мусульманская Турция воевала против России на стороне Германии и Австро-Венгрии, а на армян-христиан смотрела как на «пятую колонну» врага – России.

Эта потеря исторической памяти, увы, понятна и объяснима. Главные, решающие сражения Первой мировой разворачивались в другом политическом, культурном, географическом пространстве — в западной Европе, под Верденом, на Сомме, на Марне.

Буквально с первых дней войны над Парижем нависла и четыре года висела угроза захвата германскими войсками. И потому Первая мировая прошла через сердце французов, многие из которых помнили поражение во франко-прусской войне 1871 года, падение Парижа, потерю Эльзаса и Лотарингии.

Никогда еще война не велась так жестоко, беспощадно и в таких масштабах. Никогда еще не применялись в таких масштабах самые совершенные по тем временам инструменты смертоубийства – скорострельные пулеметы, крупнокалиберная дальнобойная артиллерия, танки, подводные лодки, топившие любые суда под вражеским флагом, включая торговые и даже пассажирские. Дирижабли и первые боевые самолеты, наконец. Впервые было применено химическое оружие массового поражения – ядовитые газы.

После войны центральная Европа лежала в руинах.

Целое поколение самых лучших, самых талантливых, самых ярких повыбило железом. В Великобритании на войне погиб чуть ли не каждый пятый молодой аристократ. Тогдашний глава правительства Его Величества Герберт Асквит потерял сына, а будущий премьер Эндрю Бонар Лоу – двоих детей. Еще один глава кабинета министров Энтони Иден потерял на войне двух братьев. Список можно продолжать бесконечно.

Потому-то день 11 ноября 1918 года, когда в Компьене под Парижем было подписано перемирие – заметьте, не капитуляция Германии, а именно перемирие, чтобы не унижать сверх меры проигравшую сторону — был таким важным и радостным днем в истории Европы и мира. Победившие союзники по Антанте решили, что условия мира они продиктуют потом. Так оно и случилось в 1919 году в Версале, где было решено, что именно причитается с проигравших войну немцев. (Мало кто знает, что репарации по условиям Версальского мира Германия выплачивала державам-победительницам вплоть до начала ХХI века).

Но для людей, которые 11 ноября 1918 года жили на руинах Российской империи, где уже вовсю полыхала гражданская война, где каждые полгода, как в Украине, одна власть сменяла другую, подписание перемирия в далеком Компьенском лесу под Парижем было событием, произошедшем в какой-то другой реальности, в другом мире, на другой планете.

Да и сама та война с самого начала была некоей абстракцией, чужой и непонятной. Это вам не война с Бонапартом, вторгшимся в Россию тремя колоннами. Это вам не противостояние с Гитлером, вероломно напавшим — ровно в четыре утра, без объявления войны — на своего вчерашнего союзника, с которым он только вчера благополучно делил сферы влияния и перекраивал границы в Европе.

Тут все понятно – надо было родину защищать.

А тогда, в августе четырнадцатого, русским, украинцам, белорусам и другим подданным русского царя надо было идти умирать где-то в чужой Восточной Пруссии, чтобы еще где-то далеко, еще в одном чужом краю, защитить от супостатов православных братьев-сербов, о которых почти никто раньше и слыхом не слыхивал, и в глаза не видывал.

Война непонятно зачем, непонятно где, непонятно какими средствами. Даже ребенку было очевидно, что России эту войну не потянуть – как говорится, пупок развяжется. Что и произошло. На четвертый год войны монархия рухнула, как карточный домик.

А вот не надо ввязываться в чужие бессмысленные войны за тысячи километров от своих берегов. Особенно — ради вымышленных лозунгов и мнимых ценностей. Особенно чужих.

Защищать братьев-славян, братьев-православных, братьев-мусульман – ну а чего? С талибами дружим, с ХАМАСом дружим, с Хезболлой дружим, с братьями-автократами дружим – и в Иране, и в Ливии, и в Сирии, и в Африке. Далее – везде. Лишь бы подгадить.

Ой, а вот ведь еще одна классная национальная идея! Наконец-то! Государственная идеология, которую который год ищут, никак не могут найти. Вот же оно, на поверхности лежит. Все просто как пять копеек. Надо просто честно, четко, открыто все сформулировать. Засучив рукава, бороться с Америкой. Несмотря ни на что. Любой ценой.

«Мы стоим за дело мира, мы готовимся к войне» — пел Галич. – Все мы, кровь на рыле, топай к светлому концу»… Тем более, наш домашний дуче пообещал, правда, явно перепутав православие с исламом, — тут то ли Тихон, то ли Кирилл дали маху с духовным образованием национального лидера, — что все прямиком попадут мучениками в рай, а остальные просто сдохнут. Но в принципе, полдела уже сделано.

Впрочем, я отвлекся. Так вот, что касается Первой мировой войны. Хоть и не знает история сослагательного наклонения, но очевидно, что в 1914 году были и другие сценарии, что не ввяжись Россия в войну, не было бы всех дальнейших событий. Но она ввязалась, и запустился «эффект домино», растянувшийся на многие десятилетия. Революция 1917 года, падение монархии, а затем и Временного правительства, захват власти большевиками, гражданская война, приход Гитлера к власти в Германии, Голодомор, Большой террор, Вторая мировая война, за ней — холодная, Корея, Венгрия, Вьетнам, Чехословакия, Афганистан — и так до августа 1991 года, когда начал окончательно разваливаться Советский Союз, пала власть КПСС, стали формироваться очертания нового, постсоветского мира, мира после холодной войны. Мира, который все же стал несравненно лучше, чем был тридцать лет назад, во времена Берлинской стены, Варшавского договора, СЭВа, «мировой системы социализма».

Так что в истории тоже бывает хэппи-энд. Возможно, этот феномен мы вскоре сможем наблюдать еще раз. Но лучше бы — без еще одной мировой войны.

Евгений Киселев, «Эхо Москвы»