Театр абсурда, или еще раз о «памятнике городовому»

Кто такой «городовой» в свете истории Российской империи?

И, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский!

(Мф. 27:28-29)

Абсурдность установки памятника городовому Российской империи в Минске была очевидна с самого начала, так как, во-первых, ни руководство Республики Беларусь, ни большинство населения никак не выказывают сантиментов и жалости по «царским временам»; во-вторых, преступник ставит памятник своей жертве в двух случаях: как издевательство или покаяние. Об отсутствии покаяния свидетельствует празднование октябрьского переворота на государственном уровне, название «милиция» и памятник «Железному Феликсу» на против МУС. А вот на издевательство палача над жертвой очень похоже. Но давайте все рассмотрим последовательно.

Кто такой «городовой» в свете истории Российской империи? Это низший чин полицейской стражи в столичных, губернских и уездных городах. Их набирали из отставных солдат и унтер-офицеров по вольному найму, а содержались за счет бюджета города. С учетом того, что в царскую армию призывали с 21 года, а служили 6 лет (с 1906 — 5) в армии или 7 лет на флоте, можно предположить, что младшему городовому 1917 г. было 26-28 лет. Но надо учитывать — с началом I мировой войны было мобилизовано достаточно большая часть молодых городовых и заменена людьми старшего возраста. При этом, по закону Российской империи, на каждые 500 человек губернского города было не более 1 городового. Можно легко вычислить, что в Минске на начало ХХ в. было не более 200 — 250 городовых.

С учетом того, что зарплата городового была иногда ниже зарплаты квалифицированного рабочего или машиниста на железной дороге, их семьи жили преимущественно в рабочих кварталах или частных зданиях на околицах городов. А если учесть, что большая часть их службы проходила на улицах, можно уверенно сказать, что они были наиболее известными населению чинами полиции. Соответственно, поскольку на городовых возлагалась задача поддерживать порядок именно на улицах и зданиях, они были вовлечены во множество мелко-криминальных и бытовых конфликтов, что никак не способствовало дружелюбному отношению населения. Особенно — антисоциальных, маргинальных элементов и мелкого уличного криминала.

Именно поэтому уже в первые дни Февральской революции городовые стали первыми жертвами «революционеров», которые расправлялись с ними как с «ненавистными слугами царского режима». Особенно жестокие расправы начались в ночь с 27-го на 28-е февраля, после того, как 27 февраля из Государственной Думы был получен приказ об аресте «всей полиции». Арестами занималась новая «народная милиция», наспех сформированная из рабочих и солдат. Как пишет в своих мемуарах полковник Виктор Винберг, «солдаты и рабочие рыскали по всему городу в поисках несчастных городовых и околоточных, выражали бурный восторг, найдя новую жертву для утоления своей жажды невинной крови, и не было издевательств, оскорблений и пыток, которых не испытали бы подлые звери над своими беззащитными жертвами». Практически все мемуаристы и исследователи сходятся на том, что уже к концу весны 1917 г. было убито около половины всех служащих полиции, большую часть из которых составляли именно городовые и околоточные, как наиболее известные «революционером».

Парадоксально, но факт: в Минске к репрессиям и внесудебным расправам с городовыми, как и в целом с царскими полицейскими, наиболее причастна именно «народная милиция», которая была создана от имени Всероссийского земского союза вскоре после Февральской революции, а 4 марта 1917 г. ее руководителем был назначен большевик М. Фрунзе. Сегодня этот день торжественно отмечается в РБ как «День белорусской милиции».

Но наибольшие и хорошо организованные репрессии начались после сентября 1918 года, когда было издано постановление Совнаркома «О Красном терроре». Репрессиям подвергались бывшие полицейские, жандармы, чиновники царского правительства, священники, а также бывшие помещики и предприниматели. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что плановое уничтожение чинов царской полиции продолжалось на территории БССР (СССР) все время господства коммунистического режима. Последние более-менее массовые аресты бывших полицейских Российской империи, которым тогда было, как минимум, 50 лет, прошли на территории Западной Беларуси в 1939 — 1941 гг.

Таким образом, «белорусская милиция», которая официально ведет свою историю от «народной милиции» 1917 г., поставила памятник не «своему предшественнику», а одной из категорий своих жертв, иногда невинных, которых нашли упокоение в безымянных могилах, в том числе — в Куропатах. А их «почитание» и безмозглая «охрана» этого памятника все больше и больше напоминают кощунство римских воинов над Христом. Кощунство, которое вместе с репрессиями против защитников Куропат с невыразимой силой раскрывает их истинную сущность.

Протоиерей Сергей Горбик, «Крыніца»