За полминуты 30 лет назад Армянская ССР потеряла 20-тысячный город Спитак, 58 сел и 25 тысяч человек.
Помогать людям, пережившим самое разрушительное землетрясение в регионе, бросился весь мир. Среди тех, кто разбирал завалы и помогал восстанавливать страну, были и белорусы. Они рассказали tut.by, что увидели и каково это — ощутить разрушительную силу природы на себе.
Одно из крупнейших землетрясений в истории человечества началось 7 декабря 1988 года в 11.41 и длилось всего 30 секунд. Но за это время мощные подземные толчки полностью разрушили почти всю северную часть Армении — зоной бедствия стало около 40% территории страны, где жили около миллиона человек.
В эпицентре 10-балльного (по 12-балльной шкале) землетрясения оказался город Спитак, который был разрушен до основания, как и 58 сел. На 80% был разрушен второй по величине город Армении — Ленинакан (сейчас Гюмри), частично разрушены Степанаван, Кировакан (теперь Ванадзор) и еще более 300 населенных пунктов.
19 тысяч человек стали инвалидами, а 500 тысяч армян лишились крова. Им на помощь отправились люди со всего СССР. Среди них были и белорусы.
Могилевские милиционеры, которые в числе первых 108 белорусов отправились в разрушенную землетрясением Армению, пришли 7 декабря возложить цветы к памятнику Хачкар вместе с армянской диаспорой. Прошло 30 лет, да и в милиции они уже не служат — ушли на пенсию, — но разрушенный Спитак до сих по стоит перед глазами.
— Видели документальный фильм про Сталинград? — спрашивает Леонид Цыкунов, который служил в милиции области водителем. — Спитак был таким же: одни развалины. И рыдающие люди.
Из Могилева в Армению вылетели около десятка милиционеров. Сборы были быстрыми, разговоры — короткими. «Поедешь?» — спрашивал командир роты. — «Куда?». — «В Армению». — «Поеду».
— Было страшно. Но нам было наплевать, потому что армяне — наши братья. Это был СССР, — с ностальгией вспоминает Николай Козырь. Он также тогда работал водителем. — Умирать буду — вспомню армянские добродушие, гостеприимство. Помню, подойдешь к нему, скажешь: «Барев дзес брат джан» (Здравствуй, дорогой брат). И все — вы будто родственники. Армяне — золотые люди!
В Армению первые 108 белорусов — сотрудники милиции, МЧС — вылетели из Минска на транспортном самолете через неделю после землетрясения. В Ленинакане они долго не могли приземлиться — аэропорт был забит самолетами с гуманитарным грузом со всего мира. Пришлось ждать и 30 минут кружить над территорией Турции.
— Самое первое впечатление страшное. Кругом — гробы в красной материи, на перекрестках в Ленинакане стоят БТРы. Для нас, для мирных белорусов, это было дико, — содрогается Николай Козырь. — Помню, армянин-милиционер — небритый, помятый, видно, что человек недосыпает и недоедает, — говорит: «Смотрите, сейчас будет перевал — могут напасть азербайджанцы». Тогда была война в Нагорном Карабахе.
В Армению могилевские милиционеры поехали в полной амуниции — с табельным оружием, патронами. Их главной задачей было обеспечивать охрану порядка. Кто-то патрулировал территорию, кто-то «работал на гуманитарке». Люди в чрезвычайной ситуации ведут себя по-разному, вспоминают мужчины. Им и мародеров приходилось гонять, и на раздаче гуманитарной помощи людей приструнить. Говорят, самых наглых и жадных сдерживали не столько милиционеры, сколько овчарка Ольф — «коллега» и помощник инспектора-кинолога Николая Шайтарова.
— Стоял с Ольфом у дверей, — вспоминает милиционер в отставке. — Людям давали 5 минут на выбор вещей — потом заходил следующий. Было такое, что мужчины из толпы хотели выломать дверь. Нас не боялись, а Ольфа — да. Самых борзых он и цапнуть мог.
Милиционеров поселили в здании пионерского лагеря. В нем они пробыли недолго — до первых подземных толчков.
— Когда начинает трясти, идет такой вой — ни на что не похожий. И земля под ногами шевелится. Потом выбух — и все прекращается. А в земле — вот такие щели, — разводит ладони сантиметров на 30−40 друг от друга Николай Шайтаров.
Во время таких толчков — 5-балльных, как потом оказалось, — могилевчане были в комнатах. Видели, как их двухъярусные кровати ходят ходуном, а из соседних окон выпрыгивают на улицу кишиневские курсанты.
— Пополомали себе кто руки, кто-то — позвоночник. Страшно было, — хмурится Николай Красиков, который тогда работал в патруле. — А мы после этого на улице поселились: поставили палатку армейскую, в нее — две печки-буржуйки. Люди тоже так в палатках ночевали. А зима, холодно — мороз сильнее, чем в Беларуси. Будто природа нас, людей, на прочность проверяла.
Потрясение первого дня на месте землетрясения и увиденного не отпускает мужчин до сих пор:
— Приземлились ночью. Представьте: горят костры, и при их свете люди разбирают дома, откладывают еще стройматериалы, которые могут пригодиться, и ищут людей. А рядом гробы стоят. Много-много гробов. Это такая жуть! Это отпечаток на всю жизнь.
Из Армении могилевские милиционеры вернулись в апреле, через 3,5 месяца. Все это время они несли службу по 12 часов в день 6 дней в неделю. А сразу после службы шли разбирать завалы. Людей из-под них не доставали — они приехали через неделю, и все поисковые работы к этому времени закончились. Но и увиденного им хватило.
Леонид Цыкунов — еще и ликвидатор последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Говорит, если и можно сравнивать людское горе, то Спитакское землетрясение равносильно чернобыльской катастрофе:
— Только радиацию не видно, она изнутри людей убивает, незаметно. А тут ты все видишь глазами: руины и смерть, и это страшнее Чернобыля. Мы уезжали через 4 месяца после землетрясения, а люди все плакали.
В Армению приехали 45 тысяч строителей из разных стран, которые за три года возвели 500 тысяч квадратных метров жилья. Однако после распада СССР программа восстановительных работ была приостановлена.
До сих пор многие семьи, лишившиеся крова в результате землетрясения, так и не получили нового жилья.
На холме кладбища в Спитаке, где похоронено множество жертв землетрясения 1988 года, построили металлическую церковь.