Леонид Судаленко: Дедовщина и вымогательство есть даже в элитных войсках

Если дело Коржича ляжет в архив, то эти явления будут более масштабными.

После приговора по делу погибшего в Печах солдата общественность так и не получила многие ответы на вопросы. Тот факт, что дело свели до частного случая, наказав лишь двух сержантов и признав случившееся суицидом, вызывает разочарование и губит веру в возможность добиться правды и изменить систему, пишет «Солидарность».

Правозащитники уверены, что только широкой оглаской можно повлиять на ситуацию.

«Это была принципиальная позиция, чтобы сыновья отслужили в армии»

Леонид Судаленко является не только правозащитником, но еще и отцом солдата, и на собственном примере прочувствовал все изменения, которые произошли в армии с момента трагедии в Печах.

— Это была принципиальная позиция, чтобы мои сыновья отслужили. Я и сам в советское время проходил военную службу. Служил два года в Германии буквально в 10 километрах от ФРГ. И скажу, что у нас никакой дедовщины не было, — рассказал Леонид Судаленко во время конференции «Национальная безопасность и права человека».— Два моих старших сына уже отслужили срочную службу в белорусских вооруженных силах. Причем старший сначала отучился по программе Калиновского в Варшаве, а потом приехал сюда и уже в 26 лет пошел служить. Сейчас службу проходит младший.

Естественно, как отец солдата, Судаленко сильно переживает за сына. Вместе с тем, он видит, что после случая в Печах со стороны власти были предприняты попытки навести порядок в воинских частях.

— Как рассказывают некоторые родители, сегодня там с солдат офицеры практически пылинки сдувают, — отмечает он. — Например, в Полоцке, где служит мой сын, замкомандира части по идеологической работе ведет страницу в ВК, где каждый может задать ему вопрос и он каждый вечер отвечает. Этого раньше не было. И эта инициатива, как мне кажется, проистекает из той трагедии, которая произошла в Печах.

Именно благодаря поднятой волне в социальных сетях и в СМИ, именно благодаря маме погибшего солдата, которая заняла активную позицию, стали возможны эти изменения.

— И это при том, что власть не спешила признавать факт уголовного преступления. Министр обороны, как вы помните, долгое время молчал. Лукашенко провел совещание Совета безопасности, на котором, кстати, отсутствовал Андрей Равков. Многие говорили, что, возможно, министр тогда находился в больнице и не исключаю, что для него тоже эта история стала личной трагедией, — отмечает Леонид Судаленко. — Потом уже он вынужден был признать, что солдата нашли спустя много дней в каком-то подвале со связанными ногами. Фактически сама власть указывала на признаки уголовного преступления, на то, что он был повешен, а не покончил жизнь самоубийством. Конечно, пар был выпущен в тот момент.

Однако довести это дело до логической развязки не удалось, считает правозащитник. Хотя мать последовательно пыталась доказать в суде, что ее сын был убит и раскрыть всю суть дедовщины в армии.

— Сегодня мы видим результат того судебного процесса. Были осуждены лишь сержанты, никто из офицеров ответственности за это не понес, а расследование не ответило на многие вопросы, — отмечает известный правозащитник. — И это дело так и ляжет в архив, ежели мать не будет будоражить все государственные механизмы. Мы знаем, что она декларировала, что хочет добиваться встречи с Лукашенко. И мы, общество, тоже должны постоянно поднимать этот вопрос. Потому что все забудется, контроль постепенно угаснет, и все вернется на круги своя.

Сегодня еще одна мать ждет справедливого расследования смерти ее сына Александра Орлова, которого она живым и здоровым отдала в армию. И именно для того, чтобы такого больше не повторялось, необходим постоянный гражданский контроль.

— Служба в армии касается каждого. В каждой семье есть солдат либо родственник, который должен служить, — отмечает Леонид Судаленко. — Увы, очень тяжело, через вот такие трагедии доходит до нашего руководства очевидное: сегодня армия нуждается в глубоком реформировании и гражданском контроле. Где гарантия, что через некоторое время, когда страсти после трагедии улягутся, такое не повторится в других частях?

«Дедовщина и вымогательство есть даже в элитных войсках»

Правозащитники признают, что армия сегодня очень закрытая структура и контролировать ее крайне сложно.

— Дедовщина и вымогательство есть даже в элитных войсках. Еще до дела Коржича несколько лет назад ко мне обратились матери солдат, сбежавших из элитных десантных войск. Сбежали, потому что была страшная дедовщина, били, вымогали деньги. А где взять, если у одного мать дояркой работает, сама еле концы с концами сводит? — рассказывает Судаленко. — Когда я обратился к командиру части с вопросом, почему у этих ребят руки все синие, так он мне заявил, что они пулеметчики, и это следы от стрельбы. Но это же ерунда полная!

Чтобы оценить уровень дедовщины в армии «Правовая инициатива» организовала опрос среди людей с опытом срочной службы. Оказалось, что половина призывников сталкивается физическим и психологическим насилием в армии.

— Эти результаты поразительные, ведь позиция Минобороны чаще заключается в том, что есть только единичные случаи, но на самом деле каждый второй человек либо сам стал жертвой, либо видел, как в отношении его сослуживца применяли физическое или психологическое насилие, — отмечает исполнительный директор «Правовой инициативы» Виктория Фёдорова. — То есть, дедовщина оказалось таким распространенным элементом службы, что не реагировать уже просто невозможно.

Тем не менее Минобороны отказало правозащитникам в просьбе организовать независимые общественные наблюдательные комиссии по аналогии с теми, которые есть в местах лишения свободы.

— Ответ Минобороны поразил своим цинизмом. Нам просто сказали не лезть в эти дела: мол, вы занимаетесь вопросами домашнего насилия, так и занимайтесь ими, — рассказывает Виктория Фёдорова. — Хотя в других странах, вопрос контроля выведен на поверхность и никто не говорит, что у военнослужащего уже на пороге казармы заканчиваются права человека.

Не удалось также добиться и того, чтобы закрепить за солдатами право пользоваться в армии мобильными телефонами.

— Ведь никто не говорит о пользовании телефоном в плане сидения в интернете или съемки секретных частей, мы говорим только о коммуникации со своими родственниками в свободное время или, например, связи с руководством в случае каких-то очевидных нарушений, — поясняет Виктория Фёдорова. — Но нам ответили, что это право командира, разрешить или нет. То есть телефон становится способом наказания или поощрения, а иногда, как показал судебный процесс, шантажа.

— Моему сыну разрешено звонить только один раз в неделю, в субботу, с 20:00 до 21:00, — рассказал Леонид Судаленко. — И я не понимаю, что плохого, что если бы он звонил каждый вечер? Например, рассказал бы, что ему дали теплую одежду, что хорошо кормят? Вот сын рассказывает, что в гражданской столовой кормили даже хуже, чем в армии. Так нам, родителям, это приятно слышать, и мы тогда спокойны, что в таких условиях он проходит службу. Или почему нельзя, например, в субботу-воскресенье отпустить сына к родителям? Ведь если бы тот же Коржич имел возможность приехать к маме, поговорить с ней, может быть, этой трагедии бы не было?

Пока что общественности удалось лишь добиться работы круглосуточной горячей линии. Ранее, по словам правозащитников, солдат мог обратиться лишь один раз в месяц – третий вторник с 11:00 до 13:00.

— То есть эффективность такой горячей линии была просто нулевой, — отмечает Виктория Фёдорова. — Если к военнослужащему применяются какие-то запрещенные действия, а он будет ждать этого единственного вторника месяца, так мы будем иметь результат, который мы имеем сейчас.

Информация зачастую появляется лишь после того, как солдат закончил службу и не боится заявлять о том, что происходит и вымогательство, и дедовщина, и вот эти так называемые посвящения, которые носят часто бесчеловечный характер. Хорошо, что об этом перестали молчать, у многих появилась надежда на то, что можно что-то изменить.