«За день я мог заработать $500»: исповедь предпринимателя

История, по которой можно снимать кино.

На дворе был 1994-й. Однажды папа 6-летнего Жени пришел домой и скомандовал всем быстро собираться. Выяснилось, что он влип в историю и что теперь их могут убить. Родители просто загрузили в фуру все, что было в квартире, взяли сына, новорожденную дочку и умчались из Санкт-Петербурга в Беларусь. Среди вещей была и сумка, набитая деньгами. Эту деталь маленький Женя запомнил на всю жизнь, пишет onliner.by.

— Отец мой родом из Шклова, а мать — из Саратова. Мама училась на переводчика с английского языка, папа — на инженера. Они познакомились, поженились, и в 1987 году родился я, — говорит черноволосый и крепкий Женя Захарченко.

У семьи была квартира на Невском, и до 6 лет Женя проводил детство в одном из питерских двориков. Его папа тогда держал элитную баню, и у парня были все шансы вырасти в среде золотой молодежи девяностых. Но не сложилось.

— Как-то однажды отец пришел домой и сказал, что нам нужно уезжать, так как он попал в неприятную ситуацию с большими деньгами, — говорит парень. — Помню, мы просто загрузили все, что было в квартире, в фуру и уехали в Оршу. Помню, что у отца тогда была сумка денег.

После переезда родители парня притаились. Из-за страха, что их найдут, не меняли советские паспорта на новые и не оформляли прописку. Они сняли дом в Орше и стали там жить.

— Помню, как постоянно гуляли, пили. Сразу объявился миллион родственников, — вспоминает парень. — Деньги, которые папа привез в сумке, расходились очень быстро. Мама потом с обидой рассказывала, что сестра приехала и отец ей купил шубу за $10 тыс., а маме нет.

Постепенно деньги закончились. Семья продала питерскую квартиру на Невском, но и вырученные средства надолго не задержались. Так пролетело семь лет. Отец пил, вместе с ним пила и мать.

«В 14 лет я пил чернила под клубом в выходные»

— Когда я был в седьмом классе, отец спился уже окончательно, — вспоминает парень. — Но он был инженером, имел два высших образования и был хорошим специалистом, ему предложили работу в деревне Новый Двор под Минском. В то же время младшей сестре предложили учиться в гимназии-колледже имени Ахремчика: у нее шикарный голос. Поэтому родители приняли решение переезжать.

В Новом Дворе семиклассники приняли новенького недружелюбно. Женю подкалывали и смеялись над ним из-за его акцента.

— Но постепенно я влился в коллектив. Как жили? Грустно. В 14 лет я пил чернила под клубом в выходные. Почему? Я не знаю. А чем еще было в деревне заниматься? — вспоминает он.

Обычные вещи: выпить, сходить с девчонками на сеновал, пойти подраться. Как-то в то время к другу в Минск приехал, а у него был и компьютер, и интернет. У нас в деревне ни у кого из моих одноклассников этого не было.

Пьянство родителей продолжалось. Отец Жени, выпив, становился буйным. Не раз в парня летела сковородка или что-то потяжелее.

— Помню, он ударил мать табуреткой, он просто разнес ей руку так, что пришлось зашивать, — говорит Женя. — Потом приехала милиция, и им она говорила, что упала и все такое. Это было как бы в порядке вещей.

Самое смешное, что вечером он нажрался — и все отхватили. А утром он просыпается и говорит: «Ну простите меня, простите».

Родители пытались расходиться, даже несколько месяцев жили раздельно, но мать все равно к нему потом возвращалась. В 40 лет родила от него моего младшего брата…

«Приставляет отвертку к шее: „Или ты стрижешься, или запорю“»

До девятого класса Женя жил с советским свидетельством о рождении, а его родители — со старыми советскими паспортами. Как так вышло, что они прожили с ними в Беларуси до 2000-х, парень до сих пор не понимает.

— В десятом-одиннадцатом классах у нас начиналась учеба на учебно-практическом комбинате, и после этого все выходили с правами тракториста. Но вот чтобы получить эти права, мне нужен был паспорт. А у меня российское гражданство, у родителей советские паспорта, прописки не было.

В российском посольстве ему сказали, что без паспортов родителей получить свой он не может. Менять свои старые паспорта родители не собирались — замкнутый круг.

— У меня не осталось другого выбора, кроме как идти на работу, — объясняет Женя. — Пытался искать работу, но ее не было. Спиртзавод, который был основой деревни, закрылся. Но, к счастью, недалеко от Нового Двора частник стал строить скотобойню, и я попросился к нему. Мне тогда было 14 лет. Взяли. Я там и штукатурить, и плитку класть научился. Потом потихоньку на эту скотобойню стали привозить скот.

Были такие моменты, когда я кладу плитку, тут привезли корову, и я иду ее забивать, потом возвращаюсь и снова кладу плитку. Не самая хорошая работа, но выбора не было…

После года работы на скотобойне в жизни Жени наступил переломный момент. Однажды девчонки предложили ему сделать модное по тем временам мелирование.

— Помните парней с белыми «черточками» на прическах? Вот такое, — говорит парень. — Пришел я с этим мелированием домой. Мой пьяный отец смотрит и начинает орать матом. Все это переходит в дикую перепалку. Заканчивается тем, что он берет меня за грудки, прижимает к стене и приставляет отвертку к шее: «Я тебя сейчас запорю, животное! Или ты стрижешься, или запорю».

Женя вырвался, сбежал на улицу и сутки не появлялся дома. Благо было тепло. Когда пришел на работу, стал думать, что делать дальше. Домой идти не хотелось, так как было неизвестно, чем мог закончиться этот конфликт с отцом.

— На работе у нас было очень классное помещение: полноценная кухня, диван, место, где можно было полежать и отдохнуть, — расписывает он. — Я вспомнил, как слышал, что наш директор искал сторожа. Пошел к нему и говорю: мол, давай буду сторожем. Он согласился. С этого дня я фактически там жил.

Ребятам, с которыми работал, объяснил ситуацию. Деревня маленькая, попросил не распространяться, что я тут сторожу и живу, чтобы не приперся отец. По факту оказалось, что отец узнал об этом через неделю, но не пришел туда ни разу…

Мать тайком передала сыну кастрюли, сковородки и постельное белье. Так Женя стал жить и работать на скотобойне. С отцом они больше не общались и не виделись. Парень общался только с сестрой, младшим братом и мамой.

«Вставал в 4:30, приезжал с Ангарской на „Ждановичи“ к шести утра»

— Все эти годы я собирал деньги на то, чтобы получить паспорт, — объясняет Женя. — Я тогда не знал, как без прописки, вида на жительство и остальных документов мне выдадут паспорт. На руках у меня было только свидетельство о рождении, а еще каким-то чудом остался выписной лист из Питера, который подтверждал, что мы реально там жили.

В 17 лет он стал встречаться с девушкой из Минска, и она забеременела.

— Ни о каком аборте она и слышать не хотела. У нее такое воспитание, что аборт — это то же самое, что зарезать человека на улице, — рассказывает парень. — Родители, зная нашу семью, были категорически против меня и, конечно, не хотели наших отношений. Но раз уж появился ребенок…

Женя переехал к будущей жене в Минск и при помощи директора скотобойни устроился грузчиком на «Ждановичи» в точку, где торговали мясом.

— Директор точки предложил мне учиться на обвальщика — это который разделывает туши. Те полгода были одни из самых сложных в моей жизни, — считает парень. — Обвальщики работали с девяти до пяти, а грузчики — с шести до семи. Тогда я жил на Ангарской. Вставал в 4:30, приезжал к шести утра на «Ждановичи» и до девяти утра работал грузчиком. Потом с девяти до пяти был обвальщиком, а когда все обвальщики уходили домой, продолжал работать грузчиком. Через полгода мне сказали, что я научился и могу разделывать туши.

В 18 лет он стал решать вопрос с паспортом. Родители гражданской жены были категорически против прописывать «зятя» у себя в квартире. Поэтому он заплатил около $400 за годовую прописку в Минске и отправился в отдел по гражданству и миграции. Узнав историю парня, там схватились за голову.

— Для получения российского паспорта мне нужен был вид на жительство. Его мне выдали с большим скрипом, прошел семь кругов ада. Сдал кучу анализов — чуть ли не на сибирскую язву, — смеется Женя. — Затем я поехал в Смоленск в отдел по гражданству и миграции, там тоже за голову схватились, но все-таки приняли заявление, и через две недели я приехал за паспортом. Помню, стоял и плакал, потому что на это ушло три года жизни. Сейчас паспорт у меня уже белорусский.

У пары родилась дочка, и, как только парень привез заветный документ, ребята расписались. Но не сложилось — через семь лет они расстались.

«За день я мог заработать $500. Наивный, я думал, так будет всегда»

В бизнес парень попал после того, как отработал заведующим отдела в кулинарии. Ему было 22 года, за плечами — опыт работы, знание всех нюансов в производстве и связи.

— Начинал с торговли. Условно говоря, стоишь разговариваешь с Васей, а человек тебе говорит: «Нужно 5 тонн жира». А я-то знаю, что, к примеру, у Гены есть 5 тонн жира. Звоню Гене, тот готов их отгрузить по рублю, говорю Васе, что эти 5 тонн есть по цене в полтора рубля. Тот соглашается, Гена привозит жир, Вася отдает деньги, разница — это мой заработок. Это был очень классный бизнес, даже не нужен был начальный капитал. Мы продавали свинину, говядину.

За день я мог заработать $500. Что-то откладывал, что-то нес в семью, но и тачки, и шмотки, и казино — все это было. Наверное, полквартиры я точно проиграл. Наивный, я думал, так будет всегда. Но ситуация на рынке изменилась, и мы оттуда ушли.

Вместе с другом они накопили около $100 тыс. на двоих и решили открыть возле родной деревни Жени колбасный цех. Мечтали о полноценном мини-заводике. Арендовали помещение за $2,5 тыс. в месяц и начали его реконструировать.

— Но проблема была в том, что у нас весь бизнес был построен на одном крупном поставщике и на одном крупном покупателе. Как-то так вышло, что за одну неделю у нас отвалились и один, и второй. Мы вообще остались без работы, а для завершения дела нам нужно было еще $50 тыс., — вспоминает парень. — Финансирования мы никакого не нашли, да я даже и слова-то такого не знал. Пытались брать в долг, но не выходило.

В итоге решили продать готовый на две трети цех. Три месяца искали покупателя, и все эти три месяца капала аренда. Покупатель нашелся, правда, купил его чуть больше чем за $23 тыс. Часть денег ушла на погашение аренды, а еще $16 тыс. покупатель выплачивал ребятам целый год.

— Деньги испарились, их не стало, — машет рукой Женя. — Тогда я полез в разные сферы, в которых вообще не секу. Хотелось попробовать, что мне будет интересно. Мне тогда очень помог Onliner. У вас есть ветка по продаже бизнеса. Там реально были предложения, на которых я потом даже деньги зарабатывал.

Женя открыл интернет-магазин сельхозтехники, но быстро понял, что это не его. Продал. Потом за $1500 купил бизнес по продаже экспресс-тестов, и дело вроде пошло.

— Экспресс тесты в закупке стоили 5 рублей, а продавали мы их по 30 — неплохо получалось. Да и полезная вещь оказалась, — объясняет он. — Но снова понимал, что не мое, нет желания заниматься. Продал ребятам за $5,5 тыс.

Потом он вместе со знакомым создал СТО, но в один момент выяснилось, что партнер проиграл деньги клиентов в казино.

— Нам на крупный ремонт пришло три машины, — говорит он. — Люди оставили деньги на запчасти.

Наутро я узнаю, что мой партнер проиграл эти деньги в казино. Сумма — около $9 тыс. Такие истории были, когда я еще на рынке работал. Сам лично знал человека, который проиграл так весь свой бизнес, квартиру. Когда ее забрали, он повесился на том же этаже.

Так вот мой дорогой друг проиграл деньги в казино, и, чтобы вернуть долг, мы распродали оборудование и закрыли бизнес. Деньги партнер так и не вернул. Пришел ко мне и сказал: «Денег нет, будут — отдам». Стандартная фраза. На этом мы разошлись и с того времени не общаемся. В общем-то, на этом все и закончилось.

Но идти работать по найму после стольких лет предпринимательства парню не хотелось. Он мониторил, думал, перебирал варианты и в итоге нашел-таки свое. В начале 2015 года он вместе со знакомым открыл сервис по проверке авто при покупке. Начинали с ИП и совсем небольшой суммы: на сайт, инструменты и рекламу ушло где-то $1500 в эквиваленте. Сейчас это уже полноценная компания, Женя ведет свой YouTube-канал, где рассказывает о том, как правильно выбирать авто, аккаунты в Instagram и других социальных сетях и говорит, что наконец-то понял: он на своем месте.

— Наш бизнес стал помогать людям. Мы знаем: если им хорошо, нам тоже будет хорошо. Мы в какой-то степени спасли многим людям жизнь, не дав купить машину без подушек безопасности, например, и так далее, — говорит Женя. — Это очень классное состояние, когда ты помогаешь и при этом зарабатываешь и все довольны.

Среднюю школу парень, кстати, так и не окончил, дальше учиться тоже не пошел. Говорит, все было не до того, а сейчас уже поздно. Пробелы в знаниях он закрывает самообразованием, курсами и тренингами.

Мама Жени до сих пор живет в деревне Новый Двор, работает на одном из частных предприятий и неплохо зарабатывает. Пьет очень редко, по большим праздникам. Паспорт ей тоже сделали.

— У моей сестры великолепный голос, она училась в гимназии-колледже искусств, а потом пять лет работала в Радошковичах, — говорит Женя. — Я вытянул ее в Минск. Три месяца назад она создала кавер-группу, и сейчас ее выступления расписаны на месяц вперед. Брат учится в колледже на программиста, у него тоже все хорошо.

С отцом парень больше не виделся. Тот умер в 2011 году: алкогольное отравление.

— Он выпил какой-то паленой самогонки и почувствовал себя плохо. Ходил-ходил, потом прилег, и, когда мать проснулась в два часа ночи, он лежал уже холодный, — вздыхает парень. — Мне почему-то позвонили самому первому, сказали: «Женя, у тебя умер отец, поезжай и хорони, потому что ни у кого нет денег». Я в три ночи собрался и поехал. Похоронил, мама поплакала… Мы с ним семь лет не общались, не созванивались, ему было пофиг на меня, на внучку. Тогда я не жалел о том, что мы так и не увиделись.

Сейчас считаю немного по-другому. Я бы хотел пообщаться с ним, показать, чего я достиг, несмотря на то что мне никто доллара не дал в этой жизни. Показать, что я не спился в этой деревне, как многие мои одноклассники. Я был бы рад с ним поговорить.