«Праздник» и мифологизация российской истории

Очередной скандал в российском кинематографе.

На этот раз бурю негодования вызвал фильм Алексея Красовского "Праздник", действие которого происходит в блокадном Ленинграде. Фильм-невидимка, который вряд ли выйдет в России на широкий экран, приговорен к высшей мере патриотического наказания: возмущенные депутаты и чиновники приравняли его к фашистской пропаганде, которая пыталась подорвать моральный дух блокадного города.

Я посмотрел этот фильм. Это трагикомедия о поведении людей в большой беде, об их искаженном сознании, порою граничащем с бредом. Если там есть насмешка, так это смех над слабостью человеческой природы, о чем с древних времен повествует искусство.

Но все зависит от контекста. Российское государство видит себя осажденной крепостью, в которой не до шуток, с которой шутки плохи. У этой осажденной крепости за последние годы возникла священная история длиною в сотни лет. Победоносная история без единого поражения, в которую включили всех без разбора: царей, православную церковь, Распутина, красных и белых, аристократов и космонавтов, жертв и палачей, которых тоже выдают за жертв. Из этой славной летописи выпали только разве что проштрафившийся Ленин с Троцким, но зато в нее снова вписан Сталин. В официозной священной истории есть особенно святые страницы, они связаны с войной против гитлеровской Германии. Если не принимать во внимание идеологические наслоения, то в величии той победы не приходится сомневаться. И среди этих особенно святых страниц блокада Ленинграда занимает уникальное положение.

Алексей Красовский знал, на что идет, потому что показывать смешное и негероическое в столь героическом контексте очень рискованно. Но блокада была, если говорить об историческом контексте, внутри сталинского тоталитаризма, извратившего души людей не только репрессиями, но и номенклатурными привилегиями. Блокада была после большого террора 1930-х годов, когда на поверхность поднялась трусость, и руководители различных уровней превратились в дрожащие твари. Об этих тварях и о том, как люди выживали в потоках лицемерия и страха, повествует фильм "Праздник".

Я о ленинградской блокаде знаю не понаслышке. Моя бабушка до конца своих дней вздрагивала от хлопанья форточки на ветру: они с дедом прожили в Ленинграде все время блокады и едва не умерли от истощения. Они спаслись тем, что бабушка хорошо шила и принимала тайно частные заказы, а когда и это уже не помогало, спас их мешок еды от обкома партии: мой молодой отец-дипломат попросил им помочь, и им помогли. Бабушка рассказывала мне о чудовищных испытаниях того времени и всей душой ненавидела фашистов, Но она, кстати, никогда не считала себя и деда, который пока не слег, работал на железной дороге, героическими личностями.

На пике мифологизации собственной истории, где Россия сейчас и находится, трудно противостоять помоям, льющимся на режиссера, у которого другое представление о философии истории. Но после пика будет либо полное безумие, либо спуск с горы, и тогда можно будет беспристрастно оценить творческую попытку независимого автора фильма сказать о "карточном" неравенстве и политических категориях, которые расслоили защитников и заложников блокадного города. Дневники самых разных блокадников свидетельствуют не только о прифронтовых муках обстрелов и голоде, но и об эксклюзивных обедах обкома, богатых нарядах проституток и прочих рутинных мерзостях жизни.

Из истории советского и российского искусства мы знаем, что есть "художественные" скандалы, которые выносят автора на мировой уровень, как это случилось, например, с автором "Доктора Живаго", посмевшим бросить вызов сакральной советской истории Гражданской войны и последующим ужасам режима. Но есть и локальные, недолговечные скандалы, которые вспыхивают и гаснут, оставляя, скорее, свидетельство о времени, чем о творце. Фильм Алексея Красовского создан в парадоксальной манере: внешне мхатовская театральная постановка старых советских лет преломляется постмодернистским абсурдом.

И неважно, кто тут шпион, кто дезертир, кто создатель бактериологического оружия, кто дурак, а кто убийца: этот ком страстей человеческих имеет внеисторические смыслы. Что-то мне в этих смыслах показалось находкой, что-то нет. Но устраивать по поводу фильма "Праздник" Вальпургиеву ночь скандалов, угроз и проклятий, которые несутся со стороны самозванных хранителей устоев, - это демонстрация тех самых мерзостей жизни, о которых и идет речь в трагикомедии.

Виктор Ерофеев, Немецкая волна