«Выселили на улицу из-за $500»

Репортаж о том, как власти опечатали квартиры четверых неплательщиков.

Игра, развернувшаяся в темном подъезде обычной минской трехэтажки, со стороны может показаться жестокой и категоричной, но игнорировать правила можно только до определенного момента. В этот раз спасовать пришлось сразу четырем игрокам — самым беспечным и безмятежным. Минчане долгое время испытывали судьбу и упрямо не платили по счетам, пока за это все же не пришлось поквитаться. Как молодые белорусы пытались выпутаться из сложной ситуации и чем все это закончилось, читайте в репортаже Onliner.

Пощечина

Потертая трехэтажка на улице Казинца пропитана тысячами историй. Грязные перила, запах пыли и старых окурков, двери с железными ручками, к которым не хочется прикасаться. Вместе с хозяином поднимаемся на этаж. Олег с семьей живут в одной из комнат старой коммунальной квартиры. Относительно свежий ремонт, современный диван, компьютер, домашние мелочи — приличная комната обычной белорусской семьи, пускай и в коммуналке. Он вовремя оплачивает счета, работает, не пьет, не конфликтует. У его соседей дела обстоят не так хорошо: уже через несколько дней их обещают выселить. Среди них — мама и родной брат парня.

Под угрозой остаться на улице оказались обитатели сразу четырех комнат в этом подъезде, все — за неуплату коммунальных платежей. У всех свои истории, свои жизненные драмы, свои причины, а объединяет их только отчаянная бестревожность, которая может закончиться больным ударом под дых. После долгого ожидания оплаты Минский мясокомбинат, на балансе которого числится дом, подал на неплательщиков в суд с требованием о выселении. Суд прошел тихо и закончился предсказуемо: всех выселить.

Некоторые из жильцов узнали о возможном исходе всего несколько дней назад. Теперь сидят на телефоне, обивают пороги, бьют тревогу. Если чуда не произойдет, все они буквально через несколько ночей окажутся бездомными.

— Большинство людей сегодня отношения к мясокомбинату не имеют: квартиры продавались, разменивались, передавались по наследству и так далее. Мы здесь живем с детства. Сейчас одна комната принадлежит моему дядьке, во второй живут мать с братом, я — в третьей. По моей вопросов никаких нет: мы ее приватизировали, долгов нет, порядок. Дядька здесь редко бывает, а вот мать с братом — у них большой долг, — рассказывает молодой человек, который по объективным причинам просит остаться за кадром.

— Не платят они давно, долг — больше тысячи рублей. У остальных задолженность примерно такая же. Комнату они не приватизировали, не платили годами, тянули до последнего и ни о чем не парились. Теперь бегают. Да, виноваты сами, но мне их жалко: не идти же им теперь на улицу. Им действительно некуда, — едва сдерживая слезы, говорит Олег.

Мы встречаемся прямо перед рождественскими выходными. Владельцы показывают оставленную в двери записку: согласно решению суда, все четыре комнаты должны быть освобождены до обеда 8 января. Если жильцы не покинут помещения самостоятельно, выселять их будут принудительно, с милицией и судебными приставами.

Портреты

Обычно в таких ситуациях оказываются совсем потерявшие себя люди, владельцы «алкохором» и «наркодворцов» с прошлогодней килькой в качестве формообразующего элемента интерьера. В этой истории все иначе: выселить обещают молодых людей, у которых, казалось бы, все еще впереди. Но так вышло.

Виталик, родной брат Олега. Родился с ДЦП, отучился в ПТУ, работал, женился, развелся, запил, был уволен. Года полтора назад пить все же бросил, но на работу так и не устроился. Говорит, из-за болезни.

— По специальности я маляр-штукатур-облицовщик-плиточник, учился со второй группой инвалидности. Год отработал, потом надо было медкомиссию проходить. На меня круглыми глазами посмотрели и спрашивают: «Как ты вообще со второй группой на маляра отучился? Ты справку купил, тебе маляром работать нельзя». Уволили. А по тем специальностям, которые они мне предложили (лифтер или слесарь какой), я работать не хочу. Мало того что зарплата никакая, на фирмах, которые с инвалидами работают, нас за людей не считают. Я, конечно, все понимаю, но извините меня, — объясняет все происходящее Виталик.

Его брат начинает злиться и просит быть честнее.

— Виталик, был фактор бухла! Что у тебя, что у матери. Мать 20 лет пила, до нас ей дело не было. Потом у нее случился инфаркт. Она во время судов в больнице, собственно, и лежала. Пить она бросила, но что теперь уже делать, после стольких лет? Работать она уже не может, а сейчас еще и ногу сломала, с гипсом лежит. У Виталика такая же беда. Жил в общежитии с женой, развелись — сел на стакан. А кому на стакане что-то надо оплачивать? Когда закодировался, стал нормальным человеком, но теперь поздно. Раньше надо было думать, — злится от безысходности парень.

Во время нашего разговора в квартиру заходят работники общества инвалидов — это Виталий попросил о помощи. Девушки говорят, что попытаются выбить ему материальную помощь, но быстро сделать этого не получится: бюрократия.

— У нас помощь небольшая, но рублей на 200 можно рассчитывать. Мы в таких историях стараемся все по-срочному делать, но до 8-го числа не успеем — обычно вообще 15—20 дней заявления рассматривают. Можно еще в комитет (по труду, занятости и социальной защите. — Прим. Onliner) обратиться, там побольше дают, но тоже не быстро. Виталий, у вас же брат есть. Почему он вам помочь не может?

— У меня зарплата 500 рублей, я физически не могу, как бы ни хотелось, — говорит отец двух детей.

Женщины объясняют семье, как быть, оставляют телефон юриста и уходят. Братья продолжают думать, что еще предпринять. Вариантов у них не так много.

Женя. История молодой минчанки не менее неприятная. В этой комнате когда-то жили ее родители, сама она воспитывалась бабушкой. Когда Жене было 7, мамы не стало. Потом умер и отец. Девушка какое-то время пожила здесь, а после уехала в Петербург к парню. Вернувшись, узнала о скором выселении.

— Вы не знали о задолженности или намеренно не платили?

— Знала. Я по возможности платила.

— Сколько месяцев подряд платежей не поступало?

— Месяцев — много. Года два где-то. Не было возможности.

— Но вы же работали, а квартплата здесь относительно небольшая.

— Где-то 20-30 рублей.

— С питерской зарплатой не получалось выкроить 20 рублей?

— Я там снимала квартиру, там все дорого.

— Как давно вы узнали, что придется выселяться?

— Где-то три месяца назад. Я начала платить. 60 рублей заплатила. Потом уже сюда устроилась на работу. Я ходила к юристу на мясокомбинат, спрашивала, могу ли я оплатить задолженность, но мне сказали, что оплачивать уже бесполезно.

— Вам есть куда пойти?

— Не-а. Отец год назад умер, родственников нет. Я не отказываюсь платить, мне нужна отсрочка на месяц-два.

— А что изменится?

— Сейчас я работаю в типографии. Там хорошая зарплата — 600 рублей. Я могу все оплачивать.

Женя говорит спокойно, уравновешенно. Как только мы заканчиваем разговор, девушка встает и молча уходит из комнаты. В следующий раз мы увидимся только в день выселения.

Кирилл. Скромный длинноволосый парень живет этажом выше. Здесь он с самого детства: его дед был прорабом при строительстве этого дома в пятидесятых, после сдачи объекта получил комнату. Кириллу она перешла по наследству.

— Мы тут жили с мамой, двоюродным братом, дядей, тетей и бабушкой. У нас две комнаты было. Потом брат уехал, бабушка умерла, дядя умер, тетя умерла. А в прошлом году мама скончалась. Я это переживал плохо. Я не хотел тут жить, переехал к девушке. Первые пару месяцев я еще что-то оплачивал, а потом выяснилось, что мама погасила только основной долг, а пеню — нет. Набежала какая-то огромная сумма. И вот позавчера мне сказали, что выселяют. Долг — где-то 1300 рублей. У меня таких денег нет.

— А почему не платили? Нигде не работаете?

— Я музыкант. Бывают подработки: барик, кафеха… А тут палец сломал, не играл долго. Знаете, пока не прижмет… Весь этот год какой-то такой мутный был. Совершенно. Столько проблем посыпалось после мамы. Какие-то неприятности, какие-то конфликты, какое-то кидалово в барах. Гитару отжали, поколотили, палец, долги — все посыпалось. Даже не знаю, как все это полетело. Вот прямо взять и оплатить реально возможности не было, — заикаясь, говорит молодой человек.

Кирилл выглядит подавленным, во время разговора кажется, что он исповедуется, выговаривает все накопившееся. Соседи говорят, в последний год он ведет себя не так, как раньше.

История последней семьи до конца никому не известна. Одни говорят, что описывать придут комнату, владелец которой сидит в тюрьме. Другие рассказывают про таинственных родственников столь же таинственных хозяев, которых никто не знает, но все слышат. Но выселить кого-то должны точно: у судебных исполнителей четыре адреса.

— Все эти люди сами виноваты на 100%. Они и сами это понимают, признают, каются, но от этого никому не легче. Я мог бы просто плюнуть на все и умыть руки. Но не делать же людей бомжами теперь, не выкидывать же их на мороз. Я понимаю, что если их выселят, то они в прямом смысле будут жить на улице. А там мороз, — говорит Олег, который явно устал от происходящих с его семьей приключений.

Конвульсии

Последние дни перед рождественскими выходными прошли в суматохе, но не той приятной, к которой привыкли вы. Виталик, Кирилл и Женя по очереди звонили, бегали и писали. В одном из кабинетов им все же открыли — в администрации района пообещали помочь в решении конфликта. Со слов Виталия, там ему сказали, что попробуют найти работу и оттянуть срок выселения. Попросили только доказать серьезность своих намерений и оплатить хотя бы небольшую часть — рублей сто.

— Сто рублей я найти могу, но я боюсь, что выйдет совсем плохо: я назанимаю, а в итоге останусь на улице, без денег и с кучей долгов. Скажите мне четко: платишь — остаешься, — я заплачу. Я же не отказываюсь. А так — не знаю. Но пойти мне некуда, надо что-то делать.

В разговоре с Onliner первый заместитель главы администрации Октябрьского района подтвердил: парень приходил, вопрос находится на контроле.

— Да, люди не платили и сами виноваты в произошедшем, но нельзя же их на улицу выбрасывать. Я сейчас на телефоне с руководством мясокомбината. Попросил их пойти навстречу и оттянуть срок. Сейчас подготовим официальный документ, чтобы все было не просто на словах. Я думаю, все будет хорошо, дадим людям шанс, — высказался Юрий Иванович Ребковец.

В юридическом отделе мясокомбината оказались не столь общительны и только подтвердили, что на 8 января действительно запланированы мероприятия по выселению. Есть ли такие люди в других домах, находящихся на балансе мясокомбината, юристы отвечать отказались.

День икс

Утром 8 января подъезд так же напряженно молчал: никакой свежей информации у людей не появилось. По телефону судебные исполнители отвечали, что официальных распоряжений о переносе сроков им не поступало. В администрации по-прежнему успокаивали и добавляли, что решение пока не принято. Принято оно не было и за 20 минут до назначенного часа.

— Разговариваем с генеральным директором, пытаемся решить вопрос. Через час будет точно известно, — говорит замглавы и вешает трубку. Еще через полчаса на связь выходит Виталик: пришли, всех выселяют.

Теперь в подъезде не протолкнуться: приставы, милиция, грузчики, слесари, соседи. На первом этаже слышны крики и проклятия в сторону сотрудников милиции. «Я туда заходить боюсь, чтобы топором не огрели», — признается слесарь, ждущий у входной двери. По квартире бегает разъяренная женщина, собирает вещи и клянет милиционеров. Мужчина ведет себя сдержаннее.

— Кто это такие, неизвестно. Ни прописки, ни документов… Это не хозяева комнаты, — говорит судебный пристав. Женщина продолжает ругаться и в какой-то момент запускает мобильный телефон в стену. На пороге появляется пьяный мужчина, который пытается уговорить нас помочь ему со шкафом и стиральной машиной, одиночный скандал женщины перерастает в истерику, милиционер грубо хлопает дверьми, закрывая происходящее от посторонних. Грузчики тем временем складывают все пожитки возле подъезда.

На лестничную клетку выходят две пожилые женщины и громко радуются происходящему: этих соседей они никогда не любили.

— Живут на широкую ногу: вода рекой, свет не выключают и ни за что не платят. Почему мы должны в одинаковых условиях жить? — возмущается пенсионерка.

Этажом выше все происходит не так театрально: Виталик с мамой просто вынесли свои вещи, их комнату опечатали, а в дверь врезали новый замок. Виталик садится на пол и хватается за голову.

— Мне правда некуда идти. Сегодня я буду спать на улице, больше негде. Хорошо, что я деньги внести не успел — взял сто рублей, но на счет их не положил. Нас сегодня очень жестко бортанули: пообещали помочь и кинули, — возмущается парень. Его брат тем временем уговаривает его снова поехать в администрацию и попробовать что-то предпринять.

В комнату Кирилла пока никто не приходил. Сегодня он положил на счет 60 рублей и остался дома. Через полчаса в его комнату придут приставы, взломают дверь, но его там уже не будет: парень взял вещи и исчез.

— Пока все остаются здесь, потому что им некуда идти. Только Кирилл куда-то исчез. Куда он мог податься? У него вообще никого. Я не знаю, как этот вопрос может решиться: их просто выселили, и все. Замглавы по телефону сказал, что приедет сюда, но, по-моему, так и не появился, — переживает Олег.

Пока четких планов на жизнь у выселенных минчан нет. Вероятно, сегодня они переночуют на общей кухне или в подъезде, а завтра что-то предпримут. Теперь их судьба снова оказалась в их собственных руках. В подъезде опять тихо, на улице крепнет мороз, игра продолжается.