Лукашенко в кресле-качалке

Что бы ни говорил диктатор на любом доступном ему языке, это не означает ровным счетом ничего.

Когда-то давно у нас был 1995 год. Те времена сейчас принято называть вегетарианскими. Человеческая жизнь не то чтобы имела ценность, но и не была той замусоленной медной полушкой, которой стала спустя несколько лет. За значок с «Пагоняй» еще не били по почкам, активистов не хватали на улицах с последующим «нецензурно выражался в общественном месте», а Захаренко и Гончар свободно перемещались по городу. Красовский успешно занимался издательским бизнесом, Карпенко заседал в президиуме Верховного Совета, а Дима Завадский снимал сюжеты, вообразите себе, для белорусского телевидения. Вот такая была жизнь – трудно сегодня поверить.

В том девяносто пятом я работала в чудесной газете «Имя». На последней полосе у нас всегда был коллаж – смешная картинка на злобу дня. В те времена независимые газеты не только существовали, но и продавались в киосках. Более того, существовала работа распространителя – люди брали газеты на реализацию. И даже в переходах метро их не гоняли омоновцы. Так вот, распространители всегда держали газету «Имя» не первой, а последней полосой наружу, чтобы покупатели сразу видели коллаж. Веселое было время, сейчас и не поверишь, что так вообще могло быть.

В редакцию тогда часто заходили читатели. Предлагали темы, высказывали мнения, просто знакомились. И был среди них один, которого между собой мы называли просто Дедушкой. Он приходил в редакцию едва ли не каждую неделю, и всякий раз – с идеей для коллажа. Выглядело это так. Дедушка заходил и зычным голосом провозглашал: «У меня отличная идея! Слушайте все, как должен выглядеть ваш следующий коллаж! Вы должны изобразить Лукашенко сидящим в кресле-качалке. Это будет означать, что кресло под ним непрочное и шатается!»

Почему я это вспомнила вдруг? А вот и не вдруг. Оказалось, что у Дедушки – какие-то бесконечные десятки и сотни внуков, которые выросли и стали журналистами, политологами и всевозможными аналитиками. Они продолжают дело Дедушки всеми доступными способами. Вот уже три дня они на все лады обсуждают крайне важную и актуальную для страны тему: оказывается, Лукашенко во время вручения своих премий почти две минуты говорил по-белорусски. Почти две! И на какой бы новостной сайт я ни зашла в эти дни – кругом всестороннее обсуждение. Что бы это значило? Является ли двухминутная речь Лукашенко ответом Путину? Связано ли это с налоговым маневром России? К чему это приведет? Отменят ли пенсии или, наоборот, тунеядский декрет в связи с произнесенными словами «мы імкнемся захаваць унутраную чысціню»? Означает ли это полную смену курса и отставку правительства? Введут ли военное положение? Было ли уже что-нибудь похожее в истории Беларуси? Вспоминают, по крупицам собирают отдельные слова и фразы, сказанные в разные годы по-белорусски, и пытаются выстроить из этого теорию. Теория не выстраивается, но потомки Дедушки с упорством сестер Золушки на балу записывают в свои книжечки: «посмотрел – два раза, сказал «проходите-проходите, здесь дует» – один раз». Дедушка бы ими гордился.

Дедушкины гены, впрочем, сидят в каждом из нас. Я тоже иногда чувствую себя его наследницей, но всячески с этим борюсь. Напоминаю себе и окружающим простую вещь: что бы ни говорил Лукашенко на любом из немногих доступных ему языков, это не означает ровным счетом ничего. И мы – те, кто, в отличие от него, способного лишь прочитать по бумажке полторы минуты текста, написанного помощниками (они-то знают, что больше полутора минут он по-белорусски не продержится), знает белорусский язык, - прекрасно понимаем, что все содержание его хоть русскоязычной, хоть белорусскоязычной речи определяется одним емким белорусским словом «плявузганне». Больше – ничего. И обсуждать это всерьез – первый шаг к тому, чтобы по ночам к вам стал являться Дедушка с идеями сатирических коллажей. Будьте милосердны, пожалейте его сон.

Ирина Халип, специально для Charter97