Что на самом деле угрожает существованию восточной империи.
Проблема единства России находится в центре общественного дискурса на протяжении всего постсоветского периода. Судьбоносный выбор 2000 года был сделан во многом потому, что власти удалось убедить народ: на карту поставлено именно единство страны (хотя на деле речь шла лишь о возможности потерять имевший очень условное отношение к России регион). Противостояние «патриотов» и «либералов» выстраивается сегодня именно по линии воображаемых сторонников «собирания» или «растаскивания» бывшей империи. В странах, подвергшихся враждебным действиям со стороны России, надежды на ее скорый распад облегчают многим людям жизнь; в самой России к такой перспективе сложно относиться сколь-либо серьезно.
Однако все эти рассуждения и спекуляции относятся только к одному аспекту российского «единства» — территориальному. Для простых россиян и для отечественной элиты его нарушение кажется катастрофой. И я не буду спорить с такой постановкой вопроса: распад любой страны не может считаться желанной перспективой. Между тем хочется обратить внимание на проблему, практически никогда не обсуждавшуюся в нашем обществе, но от того не менее важную: единство нации вовсе не сводится к нерушимости государственных границ. Оно обеспечивается осознанием общих задач и целей; разделяемыми гражданами ценностными ориентирами и схожим видением мира; хотя бы некоторым согласием по поводу приоритетов и уверенностью в наличии в обществе элементов солидарности.
При этом нужно отметить, что ни одно общество не представляет собой совокупность одинаковых, «стандартизированных» индивидов. Напротив, интересы людей различны, и борьба за них в признаваемых обществом рамках и является сутью цивилизованной политики. В России сегодня это уже не кажется очевидным. Два десятилетия утверждения «единства» страны привели, как это ни странно, к полной дискредитации политических процессов общенационального уровня. На фоне кажущейся единогласной поддержки «стабильности» и «крымнашизма» любая широкая дискуссия о перспективах развития выглядит бессмысленной, а лидеры парламентских партий в редкий момент встречи с президентом обсуждают то успехи двух сельскохозяйственных артелей, то юбилей комсомола. И, что особенно важно, народ тоже все меньше озабочен общими для страны проблемами — это, на мой взгляд, стало важнейшим внутриполитическим итогом прошлого года.
Если вспоминать основные события 2018-го, практически каждый назовет главным (или одним из важнейших) пенсионную «реформу». Социологи в течение всего года описывали ее негативное влияние на имидж власти и пытались оценить последствия падения рейтингов В. Путина и «Единой России». Однако, если взглянуть на пенсионную реформу со стороны того протестного потенциала, который она имела, никакого особого драматизма не заметно. На митинги ее противников по всей России собралось не более 40 тысяч человек; при этом схожие по масштабу влияния на благосостояние людей повышение НДС (–620 миллиардов рублей из карманов потребителей) или рост цен на бензин (–200-250 миллиардов рублей) вообще не вызвали никаких протестов.
Зато в прошлом году мы увидели совершенно иные случаи возмущения — и они были порождены в основном сугубо локальными причинами.
Самым большим протестным потенциалом обладал, как оказалось, вопрос о границах. Казавшийся чистой формальностью передел территорий между братскими северокавказскими республиками вверг Ингушетию в коллапс: на протяжении 20 дней столица региона была парализована митингами, в которых приняло участие до 15 процентов населения республики. Конфликт был предсказуемо улажен в Москве к выгоде «старшего хана», но не факт, что память о нем не сохранится на годы. На Дальнем Востоке серьезные митинги вызвали слухи о передаче Курильских островов Японии. Массовый протест могут спровоцировать планы объединения Приморского края и Сахалинской области. Глухое недовольство затаено в Хабаровском крае из-за скоропалительной передачи «столицы Дальнего Востока» из ведения «несанкционированного» губернатора под власть заведомого «лоялиста».
В центральной части страны (но и не только) самые крупные протесты в прошлом году случились из-за «мусорной» темы: в Волоколамске, Видном, Дмитрове, Балашихе и десятке других городов более чем в 100 митингах поучаствовали 70–80 тысяч человек. Руководитель Серпуховского муниципального района Александр Шестун, который попытался прислушаться к протестам, был практически немедленно арестован и отправлен в СИЗО. Не желая расставаться с баснословными прибылями, операторы свалок решили начать вывоз мусора за пределы Московского региона, что вызвало широкие протесты в Ярославле и Иванове, а на состоявшемся 2 декабря в Архангельске самом большом в этом городе митинге за все время после распада СССР участники потребовали отставки губернатора. Экологическая тема была одной из самых «протестоопасных» в России: в Сибири возмущались работой Красноярского алюминиевого завода, из-за выбросов которого в атмосферу число заболевших различными видами рака в Красноярске выросло более чем на четверть. Во Владивостоке жители выступали против угольного «Терминала Астафьева», из-за перегрузки угля в котором угольная взвесь практически всегда находится в городском воздухе.
Внимание граждан оставалось постоянно привлечено к событиям, связанным с риском для жизни — они становятся в России перманентными. В прошлом году в стране самопроизвольно обрушилось более 100 мостов и переправ, причем заметное внимание к этой теме на федеральном уровне было привлечено только тогда, когда всего за один день рухнули два моста — в одном случае при этом пострадал человек. В регионах такие катастрофы вызывают все большее раздражение. События в Кемерове, где при пожаре в торговом центре погибли 53 человека, из них 40 детей, чуть было не привели к мощному социальному взрыву. Предновогоднее обрушение подъезда в Магнитогорске, запомнившееся долгим отсутствием правдивой информации о его причинах, также не улучшило социальную обстановку в городе.
Серьезное раздражение вызывает и отношение чиновников к людям. Замечу, что практически все получившие в прошлом году федеральный резонанс события такого рода (от «государство не просило вас рожать» и возможности прожить на 3500 рублей в месяц до «это не цены высокие, это вы зарабатываете мало») произошли именно в провинции. Это подтверждает, что присылаемые из Москвы чиновники (как, например, недавно назначенный и.о. губернатора Белгородской области) просто не чувствуют страны, которая по старинке кажется из Кремля «единой», но на деле давно ментально такой не является.
Более того, я считаю, что широко обсуждавшиеся выводы «группы Дмитриева», согласно которым россияне утрачивают интерес к внешнеполитической повестке дня и сосредотачиваются на внутренней, означают именно снижение актуальности территориального единства России (которое особо важно в противостоянии с миром) и рост внимания к ее социальному и ментальному единству (которое должно обеспечиваться воспринимаемой всеми повесткой дня и ее обсуждением). Такое единство России достигается лишь сопричастностью, в то время как власть все яснее показывает людям, что в их участии в социальных процессах она нисколько не заинтересована.
Все эти моменты кажутся мне исключительно важными потому, что пресловутые «доверие» или «поддержка» власти на деле мало что значат. Снижение «доверия» может воплотиться в росте «разочарования» или «недовольства», но все эти характеристики носят скорее латентный характер. Пенсионная «реформа» и повышение налогов увеличили недовольство, но дестабилизации не вызвали — как, я полагаю, не вызовут ее и другие шаги властей, затрагивающие всех россиян или касающиеся в полном составе широких социальных групп. Между тем именно региональные проблемы, подчеркивающие «неединство» России и (как та же попытка сгрузить московский мусор в Архангельской области) указывающие на факт, что в стране отдельные люди и территории (как Чечня на фоне Ингушетии) «равнее» других, чреваты не «разочарованием», а возмущением и протестами, способными перерасти в серьезную дестабилизацию.
России сегодня как воздух необходимо возвращение в жизнь федеральной политики. Нужны настоящие, а не бутафорские, партии, которые могут стать инструментом формулирования, ранжирования и разрешения проблем, волнующих людей «на земле», а не абстрактных «россиян», якобы больше пекущихся о безопасности Донбасса, чем собственного подъезда. Нужны средства доведения озабоченностей людей до Москвы, потому что без нормального представительства регионов в парламенте губернаторские выборы так и будут проходить по сценарию «за кого угодно, только не за того, кого прислали» (а фальсификации выборов по приморскому сценарию возможны далеко не везде). Россия может быть единой только тогда, когда заботы одного региона становятся общими, а проблемы той или иной отрасли или сферы жизни — национальными. Без этого все рассуждения о «единой России» теряют смысл, а замеры «доверия» — актуальность.
Владислав Иноземцев, «Сноб»