Вспоминая вурдалака

Исполнилось 35 лет со дня смерти Юрия Андропова.

Дата, разумеется, не круглая, но забывать её не следует. Тем более что эта исторически значимая персона до сих пор явственно присутствует в российском общественно-политическом контексте.

* * *

От момента узурпации власти в России криминальной группировкой большевиков до создания при их правительстве тайной полиции прошло всего ничего – полтора месяца. Образованное 7 (20) декабря 1917 года первоначально под громоздким названием "Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности", это ведомство очень скоро получило на контролируемой большевистским режимом территории известность под аббревиатурой ВЧК. Которая, в свою очередь, почти мгновенно трансформировалась в словечко "Чека", имевшее женский род, единственное число и склонявшееся по всем падежам.

В первые годы существования Чеки её обиходное название чаще всего употреблялось в обывательской среде не просто, а с прибавлением какого-либо прилагательного, призванного выражать отношение произносящего это слово или пишущего его к сути данной организации. Пробольшевистски настроенные россияне чаще всего именовали Чеку "вынужденной необходимостью в период борьбы Советской России с внутренней контрреволюцией и внешней интервенцией", антибольшевистски – "кровавым застенком", "новой опричниной" или просто "чрезвычайкой". Сами главари большевиков изобрели для своей репрессивной машины название возвышенно-романтическое – "карающий меч партии" и утверждали, что в этой конторе служат сплошь "рыцари революции", у каждого из которых в обязательном порядке наличествуют чистые руки, горячее сердце и холодная голова. А если вдруг в их доблестные ряды ненароком и просочится какая-нибудь подозрительная личность, стремящаяся за счёт служебного положения улучшить собственное материальное положение или решить какие-либо иные меркантильные вопросы, – такой человек в Чеке долго не проработает, поскольку будет выявлен, разоблачён и обезврежен.

Что именно натворили в России люди с грязными руками, холодными сердцами и горячими головами во время развязанной большевиками Гражданской войны и затем, в течение тридцати лет вплоть до смерти коммунистического диктатора Иосифа Сталина, – общеизвестно и ни в какой детализации не нуждается. Достаточно привести всего одну цифру: за 17 месяцев Большого Террора, хронологически с августа 1937-го по декабрь 1938 года, в Советском Союзе было ликвидировано (то есть расстреляно) более 750 000 (прописью: семисот пятидесяти тысяч) человек. При этом вина абсолютного большинства из них (не менее 98%) состояла только и исключительно в том, что им не повезло родиться и жить не в то время и не в том месте. Остальные 2% состояли из самих большевиков и служащих их тайной полиции. В этом ничего удивительного нет – не зря в русском языке существует общеизвестная поговорка "лес рубят – щепки летят".

Жители Советской империи, смертельно боявшиеся тайной полиции, не имея возможности сражаться с ней с оружием в руках, мстили тем, что презирали её сотрудников и изобретали для них обидные прозвища. В разные исторические периоды, в зависимости от той или иной аббревиатуры, под которой это ведомство функционировало, их именовали чекушниками, гэпиушниками, энкавэдистами, гэбэшниками, гэбистами и даже – в последние годы существования Советской империи – гэбульниками. Казалось, дальше этого идти уже некуда и ничего более обидного и унизительного изобрести просто невозможно. Но русский язык потому и имеет репутацию великого и могучего, что нет для него препятствий в деле выбора терминов для обозначения какого-либо явления максимально точным, только ему одному соответствующим словом. На протяжении последних двух десятилетий в пост-, а ныне неосоветской России служащие тайной полиции именуются – федерасты.

* * *

На протяжении всех лет существования Советской империи тайная полиция пыталась получить как можно больше реальной власти. Формально находясь в полной зависимости от руководства правящей в СССР большевистской (с 1952 года – коммунистической) партии, главари ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД–НКГБ–МГБ–КГБ постоянно лоббировали собственные интересы. Осуществлялось это посредством целенаправленной дезинформации советской верхушки о несуществующей угрозе свержения тоталитарного режима – о происках внешней и внутренней контрреволюции, иностранных шпионско-диверсионных центров и антисоветского подполья, действующего на оккупированных и порабощённых коммунистами территориях. Целью этой деятельности было только одно – упрочение собственного материального благополучия и ограждение своей конторы от любых неожиданностей, связанных с сокращением штатов и зарплат. В Кремле поставляемой с Лубянки туфте охотно верили и удовлетворяли все поступающие оттуда запросы – главарям советского режима очень не хотелось однажды повторить судьбу своих нацистских коллег, некоторым из которых привелось сплясать тарантеллу на перекладине в Нюрнберге. Страх – лучшее средство против проявлений здравого смысла. Кроме того, в Кремле Лубянку опасались и как возможного внутреннего врага. И было от чего.

Впервые тайная полиция попыталась захватить власть в стране сразу после смерти Сталина. Однако попытка была мгновенно пресечена. Лаврентий Берия, испытывая явное головокружение от образовавшихся у него возможностей, что называется, закусил удила и повёл себя крайне неосмотрительно и самонадеянно. Следствием чего стала ситуация, известная в русском фольклоре под образным названием "мыши слопали кота". В июне 1953 года Хрущёв, Маленков и Булганин, движимые инстинктом самосохранения, пользуясь отлаженным при Сталине механизмом, объявили Берию английским шпионом и ликвидировали – прежде, чем он сумел объявить английскими шпионами и ликвидировать их самих. После чего Лубянка была поставлена под жесточайший кремлёвский контроль, а её начальниками стали назначать не выходцев из её же недр, а людей пришлых, со стороны – таких, как комсомольские аппаратчики Александр Шелепин и Владимир Семичастный. Для кадровых гэбистов это было, разумеется, натуральным унижением, однако делать было нечего – приходилось терпеть. И они терпели.

* * *

Вторая попытка госбезопасности захватить власть оказалась более успешной. Произошло это 29 лет спустя, осенью 1982 года. И эта история напрямую связана с именем Юрия Андропова, который стал первым и единственным в истории Советской империи человеком, кому удалось переместиться из кабинета начальника тайной полиции на Лубянке в кабинет главы тоталитарного режима в Кремле.

Биография Юрия Андропова – общеизвестна. Желающие узнать о тех или иных её эпизодах могут сделать это безо всякого труда, благо Интернет в неосоветской России пока ещё функционирует. Правда, в открытых источниках вам вряд ли удастся обнаружить сведения об этом человеке, проходящие по разряду "скелеты в потайном шкафу". А между тем скелетов этих у Юрия Андропова было, пожалуй, больше, чем у всех его подельников по Политбюро ЦК КПСС, вместе взятых.

Начать хотя бы с его происхождения. Оно представляет собой сплошное мутное пятно. В официальной биографии Андропова указывается дата его рождения – 2 (15) июня 1914 года, однако в целом ряде источников неофициальных, не оспаривающих число и месяц, год приводится иной – 1915-й. Почему? Непонятно. Что касается его родителей, то об отце Юрия Владимировича неизвестно почти ничего – за исключением его имени и профессии: железнодорожный служащий. О матери будущего главы советской тайной полиции известно немногим больше, однако само её имя – Евгения Флекенштейн – не оставляет ни малейших сомнений в том, кем была эта женщина по крови. Следовательно, по галахическим законам её сын также был евреем, хотя и не чистокровным. А сам этот факт должен был стать для сына железнодорожного служащего непреодолимым препятствием на пути к вершине власти в Советской империи. Поскольку антисемитизм в ней ещё в конце 1940-х годов был возведён в ранг государственной политики, маскируясь под видом кампании по борьбе с так называемыми "безродными космополитами". Кампания эта с высокой долей вероятности имела перспективу завершиться Холокостом № 2. Однако этой катастрофы не произошло, как считают многие современные историки, лишь по причине счастливого для советских евреев обстоятельства – смерти Иосифа Сталина. Которая случилась примерно за девять дней до начала готовившегося по его приказу судебного процесса по "делу врачей-вредителей", замысленного выжившим из ума тираном в качестве затравки для "окончательного решения еврейского вопроса".

Что мог противопоставить коммунистический аппаратчик Юрий Андропов порочащему его в глазах товарищей по партии "пятому пункту"? (Разумеется, в паспорте у него в этом пункте было написано, что он – русский, но все жители Советского Союза знали популярную присказку, гласящую, что в милиции бьют не по паспорту.) Только одно – стать отъявленным антисемитом. Это значило – жениться только на чистокровной русской, окружить себя такими же друзьями и коллегами по службе, всячески давить и гнобить "племя иудейское" и при любой возможности демонстрировать начальству, что в "еврейском вопросе" он – правовернее Йозефа Гёббельса и Юлиуса Штрайхера. Чем сын Евгении Флекенштейн в течение многих лет и занимался.

Пойдём дальше. У Андропова был сильнейший порочащий его образ биографический факт. Называвшийся Владимиром Юрьевичем Андроповым. Старший сын всемогущего главы тайной полиции – от первой, брошенной им ещё в молодости жены, Нины Енгалычевой – стал криминальным элементом и хроническим алкоголиком. Такого не было в семье ни у одного члена высшего советского руководства. В этой среде подобное априори воспринималось как нонсенс. А тот факт, что Юрий Андропов ни с бывшей женой, ни со старшим своим сыном не поддерживал никаких отношений и даже не приехал на его похороны, когда Владимир помер в июне 1975 года в возрасте 34 лет, – не являлся смягчающим его вину обстоятельством.

Ещё одним крайне неприятным для Юрия Андропова обстоятельством было то, что у него была сумасшедшая жена. Сумасшедшая – в самом прямом, буквальном смысле этого понятия. 23-летняя Татьяна Лебедева, становясь в 1940 году второй женой Юрия Андропова, наверняка и не догадывалась о том, какая страшная судьба ждёт её рядом с этим человеком. Родив от него двоих детей – сначала сына, названного Игорем, затем дочь, получившую имя Ирина, – в 1956 году она последовала за мужем в Венгрию, куда тот был назначен советским послом. Когда в октябре того же года в Будапеште началась Венгерская антикоммунистическая революция, обе стороны действовали с крайней жестокостью. Развернув утром одного из дней газету и увидев в ней фотографии трупов венгерских гэбистов, повешенных повстанцами за ноги на деревьях и сожжённые тела коммунистов, которым те перед этим вспороли животы и набили их партбилетами, – жена советского посла впала в состояние реактивного психоза, из которого уже не вышла. Всю оставшуюся жизнь – а жить ей предстояло ещё почти 35 лет – Татьяна Лебедева провела в условиях, которых не следует желать даже лютому врагу – чтобы такое пожелание не вернулось бумерангом.

Юрий Андропов воспринял психическое заболевание жены довольно своеобразно – посчитав его следствием происков мирового антикоммунизма и империалистической реакции. И затаил лютую злобу. Шанс отомстить появился у него в 1967 году, когда Андропов был назначен главой КГБ. Едва утвердившись в кабинете на Лубянке, он начал продвигать идею создания в Советском Союзе психиатрического Гулага. Концепция Андропова была максимально проста, чудовищно цинична и абсолютно бесчеловечна: объявлять всех советских диссидентов не инакомыслящими, каковыми их было принято называть в странах свободного мира, а – психбольными. И сажать не в мордовские концлагеря, а в специальные психотюрьмы. Где любого неправильного с точки зрения советского режима человека можно будет держать столько, сколько потребуется для его "полного выздоровления". А если такой больной в процессе лечения помрёт, так и не о чем жалеть – одним антисоветчиком меньше, и все дела.

Ничего подобного на планете Земля прежде не существовало нигде – ни в Третьем рейхе, ни даже у Оруэлла. Но Андропов это не остановило. По-видимому, в какой-то момент он посчитал, что имеет право даже на такое. Да и чего ему было опасаться? Ведь Бога, как было известно каждому подлинному коммунисту, не существует, а люди с лёгкостью превращаются не только в лагерную пыль, но и в горсть пепла – как это произошло с неким полковником, заживо сожжённом в топке ведомственного крематория. О чём был снят документальный фильм, который, как до сих пор уверяет своих читателей бывший капитан ГРУ Владимир Резун, потом в течение многих лет в сугубо профилактических целях показывали каждому соискателю должности в советской военной разведке. Если, конечно, он всё это не выдумал – для большего коммерческого успеха своих литературных произведений.

* * *

Пятнадцатимесячный период правления Юрия Андропова – с ноября 1982-го по февраль 1983-го – вошёл в историю Советского Союза под неофициальным названием "андроповщина". Что, естественно, вызывало прямую аллюзию на слово "ежовщина" – которым советское простонародье нарекло сталинский Большой Террор 1937-1938 годов.

Андроповщина была отмечена такими малоприятными вещами, как:

– нарастанием в СССР антизападной пропагандистской истерии;

– резкой эскалацией Афганской войны;

– актом межгосударственного терроризма – уничтожением 1 сентября 1983 года советским лётчиком-истребителем южнокорейского пассажирского "Боинга" с 269-ю пассажирами и членами экипажа на борту:

– разгромом диссидентского движения;

– почти полным прекращением еврейской эмиграции;

– облавами, устраивавшимися по будним дням ментами и дружинниками в кинотеатрах, банях и парикмахерских– с целью выявления трудоспособных граждан, не желающих учиться или работать;

– выпуском мерзопакостной водки "Московская" с явно выраженным каучуковым привкусом, немедленно получившей в широких народных массах название "Андроповка";

– передававшимися из уст в уста словами, якобы произнесёнными Андроповым 28 января 1983 года после завершения его внезапного визита на московский станкостроительный завод имени Серго Орджоникидзе: "Мы плохо знаем народ, которым пытаемся управлять..."

* * *

69-летний Юрий Андропов – генеральный секретарь ЦК КПСС и председатель Президиума Верховного Совета СССР умер 9 февраля 1984 года в подмосковном Кунцево, в Центральной клинической больнице, после продолжавшейся в течение почти пяти месяцев болезни, вызванной патологическим изменениями в тканях его организма. Смерть наступила вследствие отказа всех внутренних органов жизнеобеспечения – почек, печени, лёгких – и начавшегося в последние дни агонии сепсиса. Фактически этот человек сгнил заживо. Из имеющихся в мемуарных источниках свидетельств явствует, что, попадая в его больничную палату, даже хорошо знающие Андропова люди уже за месяц до его кончины с трудом ассоциировали видимый ими живой труп с прежде привычным его обликом. Так страшно завершился земной путь этого отвратительного человека, которого никаким иным словом кроме того, что вынесено в название данного эссе, охарактеризовать невозможно.

И траурная соната Шопена, раздавшаяся на следующий день из уличных громкоговорителей и динамиков квартирных радиоточек, была похожа на райскую музыку, вдруг зазвучавшую в аду.

Павел Матвеев, kasparov.ru