Сурков напевает последнюю колыбельную режиму Путина

«Калиф» расправил плечи.

«Я автоматически ответил на это порывом усталого патриотизма, еще более глупым, чем обычно в таких случаях», Л.-Ф. Селин.

Советник государя берется за перо и пишет:

«Когда гегемония «гегемона» никем не оспаривалась и великая американская мечта о мировом господстве уже почти сбылась и многим померещился конец истории с финальной ремаркой «народы безмолвствуют», в наступившей было тишине вдруг резко прозвучала Мюнхенская речь. Тогда она показалась диссидентской, сегодня же все в ней высказанное представляется само собой разумеющимся», — падают-падают капли чернил, падают пальцы на клавиатуру ноутбука.

Советник пишет о том, что страна его государя изменила взгляды жителей других стран на мир, о «глубоком государстве», о сериале «Карточный домик» (что еще делать советникам нашей зимой, как не смотреть сериалы).

Стране и ее государю снятся сны: западные демократии основаны на недоверии и зависти, их политики — мерзавцы. Спи, вождь, нет теплее нашего одеяла, и даже на границах его тепло — мерзавцы нейтрализуют друг друга, от страшного хаоса бережет и глубинное государство — власть силовых структур, спрятанная в глубине картинной вольницы. «Западный житель начинает крутить головой в поисках иных образцов и способов существования. И видит Россию», — сон глубок и сладок.

Далеко, а с другой стороны, вот он — рукой подать, есть еще народ (спи-поспи, кот-кот, завел себе огород, уродился там народ), глубинный (или голубиный — некоторые описки в старых рукописях ведь приводили к появлению целых легенд о далеких странах и народах). Живет этот народ отдельно от власти, сам по себе, ищет подножный корм, но бесконечно доверяет правителям, а точнее, одному лидеру. На том и государство стоит, слово мое крепко и верно. Была первая власть — Ивана Третьего, была вторая власть — Петра Первого, была и третья — Ленина, пришла четвертая — твоя, государь, а пятой и не бывать.

«У нас по-домашнему, общество доверяет только первому лицу, Современная модель русского государства начинается с доверия и на доверии держится. В этом ее коренное отличие от модели западной, культивирующей недоверие и критику. И в этом ее сила».

Спи, государь, мало ли что хлещет в окна, мало ли что гремит за ними. Волшебный голубиный народ верен тебе и придет на помощь, если она, не дай бог, понадобится. И вот еще:

«Необходимо осознание, осмысление и описание путинской системы властвования и вообще всего комплекса идей и измерений путинизма как идеологии будущего», — припомни, как твой профессор марксизма и ленинизма с кафедры рассказывал, слова по-своему родные, и спи, пожалуйста. Царствуй, лежа на боку.

Зимой уедем мы в вагоне розовом и скромном

Среди подушек голубых,

Нам будет хорошо.

А. Рембо

Владислав Сурков, бывший идеолог вертикали путинской власти, написал в «Независимой газете» (или по мотивам его слов написали безвестные авторы) новый манифест власти. Он провозглашает долгое государство (deep state для хорошо знающих английский любителей и профессионалов), с которого берут пример другие народы. Слог отдает одновременно архаикой, заклинаниями и пыльными фразами из учебников по единственно верной идеологии. Читатель у этого творения, в общем-то, один — президент Владимир Путин. Именно его эти слова должны вернуть в спокойные времена Мюнхенской речи середины нулевых.

Колонка Суркова — приглашение покататься в машине времени, заклинание, заговор, но не исследование и даже не манифест. В середине нулевых государство (власть) и народ действительно жили немного в разных мирах. Власть не лезла в мелочи (средний и малый бизнес), выборочно трогала крупных коммерсантов. Агнцы паслись рядом со львами, бывали, конечно, случайные жертвы, но сравнительно немного.

На Западе и вправду начинались брожения: беспокоили мигранты, жители США начали переживать из-за ориентации местных властей на внешнюю политику. Рейтинги доверия были высоки — золотой век, и другому не бывать, как четвертому Риму.

Владислав Сурков даже исповедуется на страницах «Независимой газеты» в том, что псевдодемократические структуры в чудесном государстве Путина создавались, чтобы успокоить внешнего зрителя. Вроде бессмысленно и ненужно, но так уж было принято.

Бывший советник предлагает вождю возвращение в прежние золотые времена — колыбельная звучит сладко. Десять лет назад власть и правда могла транслировать любые утверждения и любую ересь. Стали популярными воззрения социолога Симона Кордонского, что народ старается держаться подальше от любых властей, строит в гаражах свою экономику, поэтому сильная забота о населении становится лишней. Чего стараться, если они как-то сами могут? Предрекали крах Западу, намекали на пророческую идеологию путинизма. Сурков поет песни 2007 года и пытается вернуться в него. Это легкая жизнь в прекрасном сне: ты правитель, твоя фамилия Путин, вот он — твой вечный сверхуспех.

Времена те давно прошли. Рейтинги доверия и одобрения падают вниз. Власть и лично президент успели обмануть народ (будем использовать термин Суркова) с пенсионной реформой, которую не обещали в путинской программе на выборах главы государства, и пошатнули стабильность. То, что советник пытается представить как мистический настрой народа, всегда было настроем прагматическим, и эта прагматика улетучилась. 2019 год — это 2007 год наоборот. В отношениях российского общества и власти сейчас царит не доверие, а разочарование, причем взаимное.

Еще одна архаичная примета — попытка опереться на четкую идеологию. Даже в благодатном 2007-м власть сознательно избегала любой идеологии, опираясь на популистскую пустоту, особо интересующимся внутри вертикали и вне ее делались намеки на национализм, либерализм, социальное государство — но все это были лишь намеки. Режим всегда скользил по поверхности общих слов и утверждений. Идеологи системы, и Сурков в первую очередь, понимали, что любая более-менее четкая идеологическая установка могла нанести чувствительный удар по рейтингу, — Владимир Путин, как лицо власти, говорил обо всем и одновременно ни о чем. Слово «путинизм» по смыслу предполагает бесконечное лавирование между идеологиями. Предложение разработать четкую идеологию «путинизма» — это как раз «антипутинизм» в прагматическом для вертикали смысле.

Кажется, автор песенки очень хорошо понимает, что вертикаль впадает в последний для себя сон. Приученное к популизму население как будто сознательно дразнят непопулярными мерами. Выборы губернаторов начали выигрывать случайные люди, отобранные в качестве спойлеров самой властью. Что можно сделать в таких условиях? Вспомнить отзвучавшие мюнхенские речи, пообещать, что все впереди. Сейчас политическая система работает плохо, но тогда же она работала. Мистика и общие слова выносят за скобки социальные проблемы, которые добивают вертикаль власти Владимира Путина.

Автору колонки точно хуже не будет. Повезет — на короткое время снова назначат демиургом, а в случае сбоя, если глубинный народ забудет об отдельной жизни с властью, его всегда будет ждать бизнес-джет или регулярный рейс в спокойные страны, полные недоверия, зависти и «мерзавцев».

Не повезет и встреча глубокого государства и глубинного народа произойдет без деятельного участия Владислава Суркова — все равно ему споют колыбельную турбины того же последнего рейса. Потом можно и вернуться. «Свобода лучше, чем несвобода», как говорил один видный политик эпохи затейливого советника.

Андрей Перцев, «Сноб»