Как взбунтовали народ, желая его успокоить

В России предреволюционная ситуация.

В России премьер РФ Медведев призвал создать «социальный портрет бедности». Целью заявлено формирование реестра бедных семей и индивидуальных программ поддержки для каждой из них в отдельности. Нельзя, мол, помогать бедным, опираясь лишь на формальные показатели их дохода, надо разбираться с каждой историей индивидуально.

Можно предположить, что реальной целью этого проекта является экономия бюджетных денег. Первым материальным итогом применения «адресного подхода», похоже, станет уменьшение выплат в живых деньгах и замена их, если можно так выразиться, «социальным бартером» или «натурой». Кого-то из бедняков отправят на переобучение, кому-то дадут возможность, как сказал премьер, «заняться вопросами здоровья», для кого-то «разработают механизмы поддержки создания малого бизнеса» и т.д. Кроме того, как пояснила мысль Медведева Голикова, «социальный портрет» поможет понять, «что на самом деле является причиной бедности».

Скорее всего, такая масштабная работа поставит тему бедности в центр повестки. Значительная часть медийного пространства будет отдана душераздирающим человеческим историям и дискуссиям на тему, достаточно ли этот бедняк беден для того, чтобы претендовать именно на такую форму социальной поддержки, или он беден недостаточно и поэтому ему придётся ограничиться поддержкой более скромной. Зная, как работают с людьми наши чиновники, вполне можно ожидать большого количества скандалов в духе «мы не просили вас рожать».

Сейчас проблема бедности волнует только самих бедных. В результате дискуссии она будет волновать общество в целом. Политизация темы неизбежна.

Похожую деятельность, которую французское правительство осуществляло в канун революции, Токвиль описал в главе с характерным названием — «Как взбунтовали народ, желая его успокоить»: «Особенно заметна подлинная озабоченность несчастиями бедняков: напрасно было бы искать ее тут раньше. Насилия фискальных служб в отношении бедняков редки, налоговые отсрочки более часты, случаи вспоможения более многочисленны. Король увеличивает фонды, предназначенные для создания благотворительных мастерских в деревне или для помощи коренным жителям, и часто учреждает новые… Правительственные комиссары регулярно посещают каждый приход; в их присутствии собирается община, прилюдно определяется стоимость имущества и в прениях устанавливаются возможности каждого…»

Больше всего Токвиля поражает сопровождающая все эти вещи риторика, упражняются в которой не только завтрашние ниспровергатели существующего порядка, но и их будущие жертвы — правительство, дворянство и лично король: «Люди, которым более всего стоило опасаться народного гнева, во весь голос рассуждали при нем о жестоких несправедливостях, жертвой которых он всегда был; они показывали друг другу отвратительные пороки, заключённые в наиболее обременительных для него установлениях; они пользовались своим краснобайством, чтобы живописать его невзгоды и плохо вознагражденный труд: пытаясь успокоить народ таким образом, его вгоняли во гнев».

«Поскольку народ в течение сорока с лишним лет ни на миг не появлялся на сцене государственных дел, то совершенно перестали верить, что он вообще когда-нибудь сможет там появиться; видя его столь нечувствительным, его сочли глухим; так что заинтересовавшись, наконец, его судьбой, принялись говорить перед ним так, будто его там и не было», — объясняет столь странное поведение правящих классов Токвиль.

Объединяет предреволюционную Францию и нынешнюю Россию простая логика развития: начисто уничтожив политику, режимы со временем совершенно теряют и политическое чутьё. Слово тому же автору: «Неудивительно, что дворянство и буржуазия, так давно исключённые из всякой общественной жизни, проявили эту странную неопытность; гораздо больше удивляет, что у министров, магистратов, интендантов, то есть, у тех самых людей, которые занимались делами, оказалось ничуть не больше прозорливости. Многие из них были весьма искусны в своём ремесле; они досконально знали все подробности государственной администрации того времени; но что касается этой великой науки правления, которая учит понимать движение общества в целом, судить о том, что происходит в умах масс и предвидеть, к чему это приведёт, тут они оказались такими же новичками, как и сам народ. Действительно, лишь набор свободных учреждений может в полном объёме преподать государственным деятелям эту главную часть их искусства»...

Завершая столь длинную мысль, буду краток: окажись я на месте властей, я бы не трогал темы бедности, да ещё с такой помпой. Я бы просто сконцентрировался на том, чтобы заставить экономику работать. В конце концов, именно создание новых высокооплачиваемых рабочих мест и рост бюджетных доходов — и есть лучший способ борьбы с этим социальным злом.

Вот эту мысль Токвиля, посвящённую опыту тех, кто дискутировал о бедности до нас, правительству стоит зарубить себе на носу: «Такие слова были опасны. Но ещё опаснее было произносить их попусту».

Аббас Галлямов, «Эхо Москвы»