Cимбиоз

Как тюрьма и государство стали единой корпорацией в России.

Сенатор Арашуков, обвиняемый в убийствах и участии в ОПГ, сохраняет членство в Совете Федерации, замещать его никто не будет, — заявил на Сочинском инвестфоруме глава Карачаево-Черкесии Рашид Темрезов. По версии следствия, Арашуков был участником преступной группировки и виновен в убийстве двух человек. Попавшему на зону сенатору не придется изучать новые правила игры, считает глава фонда «Русь сидящая» Ольга Романова, ведь принципы взаимоотношений в тюрьме и в государственных структурах России — одни и те же.

Давно никто не удивляется, только плечами пожимают, когда упоминается, например, Евгений Пригожин в контексте «Кремль, Путин, господряд». Или Илья Трабер — «Путин, Питер, Антиквар». Или Геннадий Петров — «Путин, Питер, суд в Мадриде». Ну, вот такие знакомые у президента, вы на своих-то посмотрите.

У начальника СК Москвы и его замов был в знакомых вор в законе Шакро Молодой. Краснодарская «золотая судья» тоже вон дружила с грузинскими авторитетами, особенно по молодости. А член «Единой России», депутат Госдумы Мария Максакова была замужем за вором в законе Тюриком; а в Совет Федерации отправили младшего Арашукова, хотя старший, конечно, поавторитетней. И заместитель главы Роскомнедр тоже, конечно, не чужд арестантского уклада. Или давайте вспомним Тельмана Исмаилова и его друзей — разве кто-то из них не знал, кто он на самом деле? Все знали. Поссорился, не договорился, спалился — у всех однажды случается закат карьеры, а не случись он, все до сих пор в его золотом отеле пели бы и плясали. И это вовсе не коррупция, то есть не коррупция в чистом виде. Это любовь, это дружба, товарищество, тесные социальные связи по горизонтали и по вертикали. Разные модели сотрудничества слоев общества. Взаимоотношения власти и общества. Симбиоз.

Механизм такого симбиоза в самом чистом и незамутненном виде лучше изучать на примере российской тюрьмы (не в ней, а на примере). Именно там с начала нулевых годов прошлого века стала складываться схема, по которой живет сейчас практически вся страна.

Давайте разберемся, как там все устроено.

Вот зона — исправительная колония, ИК. Раньше они были «черные» (где правил «воровской ход», то есть главными были не начальники, а криминальные лидеры) и «красные» (где последнее слово было за тюремным начальством). Однако это все в прошлом. Сейчас все зоны раскрашены одинаково — не красные и не черные, а вот если смешать.

В любой зоне есть два полюса: начальник (кум, хозяин и т. д.) и смотрящий — человек, который смотрит за общаком (это такое министерство по налогам и сборам), за «порядком», в криминальном понимании этого слова (как бы стоит на страже воровских традиций, следит за иерархией и кастовостью), и ведет переговоры с внешним криминальным миром.

Что нужно от жизни начальнику ИК? Чтобы не лезли. Чтобы поменьше проверок, чтобы он мог спокойно делать свой бизнес на промышленных объектах зоны, на заключенных, желающих улучшения бытовых условий и выхода условно-досрочно, на родственниках заключенных, которые делают бесконечные ремонты клубов-бараков-бань, а бюджетные деньги, на это в обязательном порядке выделяемые, распиливаются под корень. Не надо начальнику никакого лишнего внимания.

Что нужно смотрящему? Примерно того же — чтобы не лезли в его дела.

Итак, интересы совпали. Дальше логика выглядит так.

Что нужно для того, чтобы к начальнику не ездили проверки? А нужно, чтобы не было жалоб, писем, обращений, журналистов и прочего шума. Можно, конечно, контролировать всю корреспонденцию и просто уничтожать любое подозрительное письмо (разумеется, вся переписка заключенных читается в обязательном порядке), но есть еще родственники заключенных и адвокаты, их уже не проконтролируешь. А население зоны — тысячи полторы-две душ, и недовольных много. За каждым не побегаешь. А зачем бегать самому? Надо обратиться в другой властный орган — в блаткомитет зоны и к его уважаемому председателю, то есть смотрящему.

Начальник зоны договаривается со смотрящим, что никто из заключенных не будет ничего никуда писать и жаловаться. Что будут молчать. Это берет на себя блаткомитет. С теми, кто будет жаловаться, отдельный разговор — с применением физической силы, унижением и прочими невыносимыми вещами, о которых вам лучше не знать. Те же, кто идет на сотрудничество с блаткомитетом («стремяги», то есть люди, стремящиеся к криминальному образу жизни и поддерживающие воровской ход), получают преференции: защиту, сигареты, чай, консервы, наркотики, алкоголь. Эти вещи достаются из общака.

И вот здесь важно — а как они туда попадают?

А их поставляет туда руководство зоны. Понятно, что бесплатно никто работать не будет, и блаткомитету за обеспечение безмолвности контингента надо платить. И хозяин плотно закрывает глаза на наркотрафик, алкоголь, мобильную связь, интернет и по желанию — веселых девушек. Нет, конечно, он сам ничего не поставляет, не закупает, но обеспечивает каналы и закрытие глаз.

Помните фотографии Цеповяза с крабами и в братском окружении? Не надо думать, что это за деньги. Перед нами блаткомитет зоны, где Цеповяз явно был не последней фигурой. И что, много жалоб было из той амурской зоны? Конечно, ничего не было. И быть не могло.

Это симбиоз. Взаимовыгодное сотрудничество. Корпорация.

Посмотрите, как устроена полиция, например, или «Газпром», — и вспомним дважды судимого Арашукова-старшего, который даже что-то там в «Газпроме» возглавлял. Так устроен СК с полковником Захарченко и Шакро Молодым, так устроена прокуратура со своими казино, так устроено и то, что выше — с Трабером, Петровым и Пригожиным.

И да, так устроены взаимоотношения общества и власти. Вот эти полторы-две тысячи душ между двумя полюсами — хозяином и блаткомитетом. Кто-то договаривается с одним, кто-то с другим, кто-то просто тихо пытается выжить. Кто-то бузит и пишет жалобы. И все знают: этот — доиграется.

Ольга Романова, The Insider