Свобода, справедливость, безопасность – именно так выглядит ценностная троица украинок и украинцев.
Приоритет украинцев и украинок, независимо от того, где они живут, - и, хотя места, граничащие с оккупированными территориями, где несвобода имеет ощутимый запах выстрелов, крови, беспомощности, плача и беды, дают высокий показатель, – но и другие регионы превозносят свободу превыше всего. И именно это становится мостом между нами всеми и разрушает стены, которые – нам казалось – разделяют нас.
Такие приоритеты дважды показал социологический опрос, проведенный Фондом «Демократические инициативы» имени Илька Кучерива и фирмой «Юкрейниан социолоджи сервис».
Правозащитник Владимир Яворский отмечает: «В недемократических обществах порядок и безопасность имеют более высокий приоритет, чем свобода, что означает наделение правоохранительных органов значительно большими полномочиями, существование значительно большего ограничения прав человека, больший контроль со стороны государства за личностью и много других негативных для людей последствий».
Приоритетность безопасности и порядка признают некоторые граждане Беларуси и Российской Федерации.
У украинцев картина иная – возможно, и этим можно объяснить историю наших восстаний. Жаждем свободы, зовущей к бою, предпочитаем бороться с несправедливостью, ведь справедливость есть, за нее стоит бороться?
И чаще нам лучше удается сражаться против, чем добиваться и бороться за.
Возможно, это потому, что «за» выглядит абстрактным, хотя и красочным, как правило, не имеет фамилии, в отличие от «против», которое имеет конкретное имя, декларацию и страницу в социальных сетях. «За» мы готовы поддерживать ситуативно, потому что нам прекрасно известно, что на утро это «за» может легко переродиться в «против» с конкретной фамилией и последствиями.
Впрочем, меня интересует, как мы для себя открываем эту ценность – свободу? Как возможность делать все что угодно? Как анархию? Как самосуд? Как хаос? Как игнорирование правил? Мир ловил нас, но не поймал?
В классическом конвенционном понимании прав человека личностная свобода проявляется посредством запрета пыток и бесчеловечного обращения, запрета рабства, недопустимость дискриминации и насилия, запрета произвольных арестов, свободу выражения собственных взглядов и свободу совести, мысли и религии, свободу действий в широком смысле этого слова и право самому выбирать пути своего развития.
Я уверена, что именно понимание свободы и осознанная ответственность дает нам субъектность и выводит из состояния объектов.
Однако, в отличие от свободы, с ответственностью – хуже. Только 52,3% считают ее ценностью, порядок ценит 46%, а законопослушность – 41,3%
Состояние объекта может считаться удобным только тогда, когда с тобой готовы нянчиться, и если кто-то думает, что конституционное положение о социальном государстве – об этом, то ошибается. Но даже если с вами готовы нянчиться до конца жизни, не факт, что ваши желания будут совпадать, и вам точно позволят ровно то, что не будет обременительным для субъекта.
Именно стремление к свободе и есть нашим мостом. Но проблема в том, что без ответственности этот мост может быть воображаемым, ненадежным и вот-вот рухнет от тех, кто по нему передвигается с нарушением правил, ворует мостостроительные материалы и убегает или летит в пропасть вместе с другими, или же говорит: это исключительно мой мост, остальные – вон или платите.
Мне кажется, что это и есть нашей ловушкой. Непонимание ценности ответственности. И приравнивание ответственности к насилию.
Если смотреть на нашу историю, никогда не существовало правил для всех. Приемлемых, обсуждаемых, на которые согласились. Нет, в свое время они существовали на бумаге, и люди прекрасно знали, что это – иллюзия. Не было равного отношения и равных условий.
Были люди, для которых не существовало общих правил или «правил для всех», это – привилегированная каста, и неважно, кто ее порождал или к ней принадлежал: господствующие империи или партия.
Были люди, которые покорялись «правилам для всех» с целью невысовывания и выживания, будто умышленно портили себе зрение и не видели реальности.
Были те, кто пытались сделать защитный щит для себя из ближнего своего, вовремя сообщить кому надо и о чем надо, чтобы этого ближнего схватили первым – и можно еще немного пожить, пусть и в страхе, в поиске очередной жертвы карательной системы.
Были те, кого уничтожали за собственный собранный и оставленный «против правил для всех» в семье хлеб.
Другие же могли умереть от голода, быть депортированы со своей земли, выселены из своей квартиры только потому, что принадлежали к нежелательному меньшинству, потому что принадлежность к меньшинству выносит тебя даже из «правила для всех».
Уничтожали, унижали, ограничивали за веру, за язык, за пол, за происхождение... И этот свой опыт насилия и жертвенности ничему не учит, когда выпадает возможность из меньшинства стать большинством – желание притеснять эрегирует во всю мощь, потому что практики большинства упоминаются, ценятся именно такими и воспринимаются только так? Мы привыкли к системе доминирования большинства как к системе, где можно демонстрировать свое господство издевательством над меньшинством и его угнетением, а не созданием условий, где меньшинство является неотъемлемой частью политической нации и/или общества и имеет право звучать наравне с большинством.
Против «правил для всех» шли диссиденты, калечили легкие хвойными лесами Сибири и пытались удержать свободу в своих головах, сердцах и душах, чтобы перенести ее на письмо, если пальцы способны будут воспроизводить пережитое.
Они шли и за: за свободу, достоинство, справедливость. Но системе проще было указывать на то, что они шли против, потому что это легче криминализуется. Преступления против государства, против социалистической собственности, против порядка управления, против народного здоровья...
Мы тяготеем к тому, чтобы нас воспринимали как нацию праведников и великомучеников.
Где праведники и великомученики, есть и палачи, есть и приспешники, есть и предатели, есть и равнодушные.
И во всем этом скрывается ужасная травмированность, которую мы не готовы обсуждать, поэтому едва ли не каждая и каждый ведет свою молчаливую внутреннюю войну.
Мы обычно не знаем, чьими потомками мы являемся, как нашим родоначальникам удалось выжить, за счет кого или чего? Или благодаря и вопреки чему? Возможно, кто-то нарушал правила, поэтому удалось уберечь хлеб? Возможно, кое-кто сделал щит из ближнего? Еще кому-то удалось вернуться из заточения. Кто-то спрятался во внутреннюю эмиграцию, а кто-то убежал. А кто-то руководствовался «правилами для всех» и имел полное право наказывать... И если мы об этом узнаем, мы не знаем, что с этим делать и как это сказывается на нас. Потому что нам трудно понять, мы можем и должны быть за это ответственны или мы действительно свободны.
Мне кажется, что давно пора переосмыслить ответственность. Возможно, для этого сначала можно спуститься на первую строчку: за что могу и за что должен отвечать именно я? Чтó я не согласна передавать никому другому? Почему я хочу бороться не только за свою свободу, но и за свою ответственность?
Не хотелось бы, чтобы правила мы до сих пор воспринимали как наглядность неравенства и насилия. Критично не хочется, чтобы они таковыми были.
Когда правила воспринимаются обществом как несправедливые и унизительные, мы берем на себя ответственность и восстаем за свободу.
Но когда правила являются основой общественного договора, следует придерживаться их, не делать исключений для своих или чужих, правила должны функционировать для всего общества.
Я действительно за приемлемые и понятные правила, за верховенство права, закон, равный для всех, за равный доступ, честную конкуренцию, прозрачные процедуры, добродетельное управление и уважение к человеку, благодаря которым гарантируется справедливость, человек чувствует себя свободным и в безопасности, направленным на развитие, а не на разрушение, уверенным в себе.
Но все это не будет работать, если мы не научимся отвечать за нашу свободу.
У нас даже свободу выбирать большинство истолковывает очень интересно и не слишком ответственно.
На мой взгляд, наши выборы – это не о том, что люди хотят новых политиков, потому что не устраивают те, что при власти, или же хотят перемен. Люди вместо этого хотят новых себя в лучших условиях, но ситуацию и себя менять не особо хотят.
То же касается и реформ, и наших стремлений в ЕС и НАТО, все хорошее должно наступить именно сейчас, хорошее исключительно в нашем понимании и видении, неважно, чем оно действительно есть, и неважно, вкладываемся ли мы.
Должно наступить безболезненно, быстро, одаривая, как святой Николай, потому что мы хорошие дети, должны быть исключительно преимущества, а болезненность и продолжительность перемен мало кто готов принимать. Кроме того, критическое недоверие власти побуждает не верить в то, что реформы вообще происходят, зато верить, что все вредят нашему многострадальному народу. Безусловно, есть и те, кто вредит, но и среди самого народа таких немало.
С доверием у нас складывается интересная ситуация – каждая маршрутка, как и каждый кабинет чиновника или чиновницы, может много рассказать об этом: наряду с календариком политической силы висит ладошка, далее – святой Николай, рядом – манэки-нэко, Дева Мария с маленьким Исусиком, красные шерстяные нитки, четки, глаз от сглаза, брелок – футбольный мячик, короткая молитва и тому подобное. В кабинетах можно заметить портрет Президента страны. Все эти «символы веры» я бы назвала символами вынужденного доверия.
Многообразие здесь появляется не от принятия: не от широты и свободы взглядов, а от недоверия и глубокого разочарования.
Все эти символы свидетельствуют об уважении к государству, не указывают на уважение к другим культурам, они не о вере и религии – все это кричит о желании чувствовать себя защищенными. И если ты не веришь в соблюдение правил дорожного движения, не веришь в добродетель системы правосудия и не уверен во всевластности Бога, ты обставляешь себя всем, чем только можешь.
Доверие укрепляется искренностью, проговариванием и справедливостью, как свобода – ответственностью. Попробуем добавить это в свои ежедневные практики – тогда, возможно, в какой-нибудь маршрутке на какой-нибудь планете котик манэки-нэко среди прочего налепит на стекло карту Украины и уверенно проедет по нашему крепкому мосту, разрушая стены.
Лариса Денисенко, «Новое время»