Кажется, Путин просчитался.
И российский президент Владимир Путин, и глава КНР Си Цзиньпин активно выстраивали в своих странах модель авторитарного капитализма (назовем это “развитием с диктаторским лицом”). Однако ни один из них, похоже, не ожидал, что в результате коммерческий сектор станет самостоятельной политической силой, оказывающей большое давление на государство.
В последние два десятилетия российские и китайские корпорации (многие из которых переполнены наличными деньгами) превратились в инструмент внешнего влияния. Хотя когда‑то их считали модернизирующими силами, способствующими открытости бизнеса и общества.
В свое время главный вдохновитель российской программы приватизации Анатолий Чубайс называл советские энергетические гиганты Газпром и Роснефть, сулившие поднять отсталую Россию, авангардом новой либеральной империи.
Аналогичным образом и в Китае в период президентства Цзян Цзэминя (1993–2003) и Ху Цзиньтао (2003–2013) усиление позиций Сельскохозяйственного банка Китая, а также энергетических и промышленных компаний Sinopec, Sinochem и China Railway Construction Corporation считалось предвестником модернизации. Но сегодня никто не рискнет назвать эти предприятия эквивалентом ExxonMobil или Microsoft. Поскольку на руководящие должности прямо в зал заседания совета директоров нередко десантировались те, кто только что освободил высокий пост в политике.
Более того, чем значимее становились Газпром, Роснефть и китайские технологические гиганты ZTE и Huawei для власти, тем теснее переплетались интересы бизнеса и государства. Ради своих национальных чемпионов РФ и Китай готовы проводить политику, которую при других обстоятельствах, возможно, и не выбрали бы.
И это легко доказать на примере Венесуэлы. В рамках сотрудничества с местной нефтяной монополией Petróleos de Venezuela (PDVSA) Роснефть направила свыше $ 17 млрд в виде займов режиму Уго Чавеса. РФ инвестировала во многие отрасли страны — от банковского дела до сборки автобусов. При этом Венесуэла является одним из крупнейших покупателей российского оружия среди стран Латинской Америки.
Из-за этих долгов и других экономических связей у Путина нет другого выбора, кроме как поддержать разваливающийся режим венесуэльского лидера Николаса Мадуро, даже несмотря на то что россияне все меньше одобряют вмешательство Кремля в дела других государств. Интересы Роснефти в Венесуэле слишком велики, чтобы ее можно было просто вывести из страны.
Впрочем, в отличие от Сирии и связей Москвы с семьей Асада, поддержка Мадуро — лишь холодный бизнес-расчет. Путин понимает, что в случае прихода к власти президента Национального собрания Хуана Гуайдо те, кто поддерживал Мадуро, скорее всего, будут свергнуты и привилегированный доступ РФ к нефтяным месторождениям Венесуэлы будет закрыт.
В денежном выражении самые большие потери от свержения Мадуро понесет Китай, чьи инвестиции в Венесуэлу оцениваются примерно в $ 60 млрд — это как минимум в три раза больше, чем у России. Как и Россия, Китай заключил сделку с венесуэльским режимом еще в 2000‑е, когда страна процветала при бывшем президенте Уго Чавесе. В то время Китай обеспечил свою быстрорастущую экономику крайне необходимым источником нефти, а Чавес смог снизить зависимость Венесуэлы от США.
Однако в случае падения Мадуро Китай может оказаться менее уязвимым, чем Россия. Китайцы с умом подошли к налаживанию контактов среди различных представителей венесуэльского общества, включая оппозицию. И хотя Пекин все еще поддерживает Мадуро, он не выдвинул вслед за РФ обвинений США в попытке госпереворота.
Сейчас Кремль активно конкурирует с Вашингтоном за влияние на ход событий в Венесуэле и называет американскую попытку провезти гуманитарную помощь через границу между Колумбией и Венесуэлой уловкой с целью доставить оружие оппозиции.
Конечно, сдержанное поведение Китая объясняется еще и продолжающимися торговыми переговорами с США. Прежде чем ввести более высокие тарифы на китайский импорт, Дональд Трамп напомнил, что Huawei и ZTE могут быть включены в окончательную китайско-американскую торговую сделку. Это, безусловно, понравилось бы Си, пытающемуся защитить экономическую мощь обеих компаний.
Имея возможность запрещать американским компаниям продавать важные компоненты китайским фирмам, администрация Трампа может нанести серьезный ущерб как ZTE, так и Huawei. Последнюю уже обвиняют в сговоре с целью нарушения санкций США в отношении Ирана. А ZTE признала себя виновной в аналогичных обвинениях, выплатив в 2017‑м штраф в размере $ 1,4 млрд.
В конце концов Венесуэле не под силу тягаться со стратегическим значением этих двух компаний. У Кремля тот же подход: прерогативы бизнеса определяют национальный интерес. Но, возможно, к глубокому разочарованию Путина, в Венесуэле этот расчет привел к противоположному результату.
Нина Хрущева, Project Syndicate (перевод — nv.ua)