История о потерянном времени

Как маленький ребенок умирал в суперсовременной больнице.

16 февраля в Гомельской областной детской клинической больнице умер двухлетний Глеб. Меньше чем за сутки до этого он был радостным здоровым человеком... Его родители — Алена и Ярослав — молодые, образованные, современные люди, пишет onliner.by. Привыкли верить, что не надо путаться под ногами у профессионалов: они знают, что делают. Алена теперь не может простить себе эту веру. Считает: ну устроила бы истерику в больнице, наорала, заставила шевелиться — может, все сложилось бы иначе. Рассказывает, как минуту за минутой они теряли время, которого не хватило Глебу.

Ярослав — программист, Алена — библиотекарь. Счастливая семья с дочкой и сыном. Как и все люди, даже мысли не допускали, что страшная история может случиться именно с ними.

— В этот день Глеб проснулся бодрым и замечательным. Нормальный двухлетний ребенок. Он такой, был везде одновременно, только поспевай. Как раз моя мама приехала, и мы за ним тут бегали-прыгали, играли... — Алена оглядывает большую пустую комнату. — Потом мне понадобилось сходить в поликлинику. Он пообедал, у него был прекрасный аппетит, около двух часов дня бабушка уложила его спать. Я вернулась около четырех часов, Глеб проснулся и выбежал ко мне. Когда я обняла его, то почувствовала, что он горячий. Измерили температуру: 39,2.

Девушка говорит, что сразу дали жаропонижающее — ибуфен. Ребенка вырвало, но это посчитали обычной реакцией на средство.

— Оно имеет такую киселеобразную форму, часто дети не могут его глотать. Я отправила Ярослава за жаропонижающими свечами. Ребенок пропотел, температура снизилась до 36 градусов. Но все равно оставался вялым, сонным...

Почему не вызвали скорую? У Алены есть объяснение:

— Это пятница, вечер. Ложиться на выходные в больницу — так опыт есть, мы там просто никому не будем нужны. С таким же успехом он может оставаться дома. Это выглядело как обычная простуда. Сегодня он сонливый, завтра может бегать как ни в чем не бывало, мы все это проходили. В общем, решили ночь понаблюдать.

От ребенка не отходили, регулярно давали пить. Около полуночи температура поднялась выше 38 градусов. Опять стали сбивать ибуфеном. Сбили.

— В 4:40 он проснулся, попросил: «Мама, каху», — говорит Алена. — Съел три ложки этой каши. Я сначала обрадовалась: на поправку идет!.. Но он оставался совсем вялый. Я поняла, что ничего не поменялось. Тогда и стали собираться в больницу.

Приемное отделение: как в кино

В большую новую прекрасную больницу приехали своим ходом в 6 утра в субботу.

— В приемном отделении было все очень четко, как в кино, — в миллионный раз переживает каждый момент Алена. — Женщину, которая дежурила, действительно беспокоило состояние ребенка, она реально старалась помочь. Приходили разные специалисты, каждый отметал свою специфику, чтобы методом исключения определить, что происходит... Пришли к выводу, что похоже на менингит. Вызвали реаниматолога — она приняла решение, что в реанимации необходимости нет. Эта женщина, которая нас оформляла, доказывала: смотрите, все признаки менингита! Реаниматолог стояла на своем: нет, надо просто наблюдать. Дежурная тогда сказала: письменно обоснуйте отказ. Та что-то размашисто написала и ушла.

Что там было написано, Алена не знает. Возможно, эту запись теперь читают в Следственном комитете.

Тогда же в приемном отделении взяли анализ крови. Результаты были готовы очень быстро, показатели на этом уровне — нормальные. Через несколько часов, если смотреть в посмертный эпикриз, они станут совсем другими. Впрочем, забегаем вперед.

«Из люкса в реальность»

После того как Алену с сыном отправили в палату, началась совсем другая жизнь — по сравнению с тем, что родители видели в приемном отделении.

— Дальше всем было наплевать, — это личное ощущение Алены, с которым теперь ничего не поделать. — Мы пришли в отделение, разбудили какую-то тетечку, она недовольно, не спеша, принялась оформлять нас. Глеб на тот момент был как тряпочка: его держишь — он просто обвисает, рассыпается в руках. Сомневаюсь, что она это видела — только заполняла бумажки, спрашивала адрес, когда был стул.

А страшные часики тикали.

Дальнейшие несколько часов были потрачены на то, чтобы периодически пытаться привлечь внимание к синеющему сыну. Произошло то, чего опасалась Алена: суббота, утро, бесконечный коридор — и она никому не нужна.

— Я подходила к посту, спрашивала, когда подойдет врач. От меня отмахивались: «Идите в палату и ждите очереди».

Ярослав в этот момент волновался дома. Жена в мессенджере писала ему, что происходит. Точнее, что ничего не происходит. Он, все еще под впечатлением от крутого приемного отделения, отвечал: «Я так понимаю, тебя из люкса перевели в реальность». Молодые люди все еще верили, что они в руках профессионалов — а раз те так спокойны, значит, все будет хорошо.

Не будет.

— Время идет, никто не подходит, ребенку хуже, — заново все переживает Алена. — Мы просто лежим и чего-то ждем. При этом в приемном отделении нам сказали: подозрение на менингит, главное — не терять время. Я тогда еще переспросила: ну придем мы в отделение — на нас обратят внимание? Ведь я не первый раз с детьми в больнице, знаю, как бывает. Женщина успокоила: «Ну смотрите, я же ночью в субботу нашла вам ЛОРа, невролога, реаниматолога. Все будет в порядке!»

Внимание Алена все же привлекла.

— Там на посту градусники лежали, так я взяла один в палату, чтобы померить температуру Глебу. В результате меня отругали: нельзя забирать, надо приносить ребенка и здесь мерить, если так хочется... Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не вести себя как истеричка, ведь нам тут еще лечиться — как они относиться к ребенку будут... Теперь понимаю, не надо было, — плачет девушка.

Появление врача

В 6:20 Глеба доставили в больницу. До 8:37 никаких лечебных процедур (помимо первого забора крови) не проводилось. После, впрочем, тоже.

Спустя два с половиной часа умирающему ребенку медсестра наконец поставила капельницу.

Если до этого Алена могла хотя бы как-то пытаться напоминать о себе, то теперь оказалась просто привязана к Глебу. Держала руку, чтобы он случайно не дернул катетер.

— Я читала, что там, в этой капельнице, и понимала, что это же все равно не лечение, — до этого девушка держалась, теперь, рассказывая, все чаще плачет. — Это не антибиотик, просто глюкоза, физраствор, что-то такое для поддержания организма. А отойти не могу!

Хронологию восстанавливаем по переписке с Ярославом: в 9:36 наконец пришел врач.

— Она впервые посмотрела на Глеба, и я увидела в ее глазах панику. Сказала, что будут переводить нас в реанимацию. Хорошо, говорю, хоть что-то делайте! Она объяснила, что надо брать пункцию спинного мозга, результат будет через полтора-два часа.

Потом Алена долго подписывала какие-то согласия, разрешения и умоляла: «Ну давайте скорее, не тяните время!»

— По сути за несколько часов в этом отделении ничего не сделали. Мы просто зачем-то там лежали...

Колючее одеяло

— Примерно в 10:10 мне сказали: «Заворачивайте ребенка в одеяло, несите в реанимацию», — Алена теперь очень внимательно считает каждую минуту.

— Это вообще не так, как в фильмах, когда едет каталка. Они просто погрузили мне его на руки в этом колючем одеяле, понимаете?! Они вдвоем шли с бумажками, а я его несла и сверху стояли бутылочки от капельницы... — девушка снова рыдает, вспоминая эту процессию.

Глеба забрали, одеяло отдали, дверь закрыли. Велели возвращаться в палату и ждать результатов.

Спокойствие медиков уже не успокаивало. Тогда в мессенджере впервые появилась фраза: «Мы можем потерять ребенка».

Спустя два часа Алена узнала, что пункцию еще не делали. Оказывается, до этого нельзя пить — но предупредить об этом забыли. При этом единственное, что Глеб еще мог делать, это постоянно просить воды... Лекарство все это время тоже колоть было нельзя — для чистоты анализов.

Поздно

Что происходило за дверью реанимационного отделения, родители Глеба не знают. В 15:30 позвонил врач и сообщил, что спасти ребенка не удалось. Остановка сердца зафиксирована в 14:30.

Если бы

Разные справочники, описывая менингит, будто срисовывали симптомы с Глеба. И все угрожают: опоздание может стоить жизни; чем раньше спохватились — тем больше шансов.

Менингит в широком смысле — это воспаление оболочек мозга. Возбудители могут быть разными. В каждом случае лечение различается, поэтому важно определить, чем конкретно вызвано воспаление.

Что было у Глеба — неизвестно. В заключении пока значится «инфекция невыясненной этиологии». Более определенный ответ, наверное, даст экспертиза.

Полную историю болезни родители так и не увидели. Им объяснили, что это документ для врачей. Теперь Алена и Ярослав переживают: не переписали бы «как надо».

Наступила неизбежная стадия горьких предположений: «Что, если бы...» Если бы ребенка сразу отправили в реанимацию? Если бы предупредили, что нельзя пить? Если бы сразу взяли пункцию, чтобы определить, от чего лечить?..

— Мы привыкли, что если делаешь что-то, то это ради какого-то результата. А тут результата не будет. Глеба не вернешь, — плачет Алена. — Начмед больницы сказала, что шанса не было. Но был шанс или нет — в любом случае его нам не дали. Я пыталась узнать и у патологоанатома, когда именно наступила точка невозврата, до которой еще можно было спасти. Он сказал, что на этот вопрос не ответит никто.

Сонная и злая

— На самом деле многие же сталкивались с таким вот безразличием, — с горечью говорит Ярослав. — Но пока все обходится, так вроде и не воспринимается всерьез. Сидит сонная злая женщина — ну ладно... А тут вот не обошлось.

Есть еще один момент. Считается, что при выявлении менингита медработники должны обследовать очаг и 10 дней наблюдать за всеми «контактными» — с ежедневным осмотром кожи, носоглотки, измерением температуры.

По словам Ярослава, ничего такого не было:

— У дочки на следующий день разово взяли анализы просто потому, что она еще до этого была записана к педиатру. Мы же сами потом пытались сдать анализы, но нам было сказано, что раз из больницы запрос не приходил, значит, они взять анализы не могут.

Пустая кровать

Со всем этим ужасом резко контрастирует кот Жуля, который изо всех сил пытается сообщить, что жизнь продолжается. Котенок появился в доме уже после смерти Глеба, решили подарить 5-летней сестре.

— Он так любил котиков…

Алена никак не может набраться духу, чтобы убрать из детской спальни застеленную кровать Глеба. И его любимого ослика.

Плачет, глядя на все это, но убрать не решается.

Жуля шныряет по комнате. Он во всех местах одновременно.

Родители Глеба обратились в Следственный комитет, тот начал проверку обстоятельств смерти ребенка.

Журналисты попытались получить комментарии в ГОДКБ и областном управлении здравоохранения. Но там времени на нас тоже не нашлось. Из приемной больницы адресовали к начмеду, дозвониться до нее в течение дня не удалось. В приемной облздрава сообщили, что специалисты, способные прокомментировать произошедшее, сейчас отсутствуют. На оставленный номер никто не перезвонил.