Как кризис в Венесуэле повлияет на нефтяную отрасль.
С конца января нефтяной сектор Венесуэлы, страны с крупнейшими запасами нефти в мире, оказался под санкциями США. После этого и на фоне внутренних беспорядков добыча, резко снизившаяся уже в прошлом году, ушла в пике. “Коммераснтъ” разобрался, как это может повлиять на инвестиции российских компаний, прежде всего «Роснефти», вложившей в Венесуэлу более $4 млрд, и на стабильность мирового нефтяного рынка.
Происшедшая 7 марта авария на крупнейшей в Венесуэле электростанции «Гури», практически лишившая страну электроэнергии на неделю и остановившая большую часть нефтедобычи, подчеркнула, насколько глубоким может оказаться текущий кризис. Еще два года назад Венесуэла входила в топ-10 производителей нефти в мире, теперь же добывает меньше, чем Великобритания. Падение началось еще в 2018 году на фоне ухудшения социально-экономической ситуации и резко ускорилось на фоне кризиса, связанного с попыткой Хуана Гуаидо заставить уйти Николаса Мадуро и введением в конце января санкций против венесуэльской нефтедобычи.
Где лежит нефть Венесуэлы
В стране есть две крупные нефтегазоносные провинции, на которые приходится подавляющая часть добычи,— Маракайбский и Оринокский нефтегазоносные бассейны. Первая провинция разрабатывается уже около 100 лет, именно благодаря ей Венесуэла в конце 1930-х годов была третьим по величине производителем (после США и СССР) и крупнейшим экспортером нефти. Отрасль, где исторически основную роль играли иностранные, прежде всего американские, компании, пережила две национализации. В 1976 году это привело к созданию госкомпании PDVSA, но в 1990-х годах венесуэльское правительство опять привлекло крупные западные компании — к разработке тяжелой нефти в бассейне Ориноко.
Вторая волна национализации, которую запустил Уго Чавес в 2007 году, заставила иностранцев согласиться на создание СП с PDVSA, в которых они не могли владеть более 40%. Chevron, Total, Statoil и BP согласились с этими требованиями, ConocoPhillips и ExxonMobil ушли и подали иски к Венесуэле на $30 млрд и $15 млрд соответственно.
Хотя нефтяной пояс Ориноко содержит огромные запасы, разрыв отношений с американскими компаниями поставил под угрозу доступ Венесуэлы к технологиям. Чтобы превратить тяжелую нефть в товарный продукт, нужно смешать ее с более легкой или нефтепродуктами (в основном нафтой) или частично переработать в легкую синтетическую нефть на специальных НПЗ (апгрейдерах). Оборудование и технологии, используемые на этих НПЗ,— американские.
В результате добыча нефти в Венесуэле снижается все быстрее из-за отсутствия инвестиций: в 2014 году она составляла 2,7 млн б/с, в 2018-м — уже 1,3 млн б/с, а в январе 2019 года, по данным ОПЕК,— 1,1 млн б/с. Немногочисленные партнерства с иностранцами при этом играют все большую роль, в 2017 году они обеспечили уже половину добычи (более поздних данных нет). Наиболее важные СП (см. карту) — Petropiar с Chevron, Petrocedeno с Total и Exillon (бывшая Statoil), Petrolera Sinovensa — с китайской CNPC и Petromonagas — с «Роснефтью».
Как это стало проблемой России
Надежды на продвижение политических и бизнес-интересов РФ в Венесуэле были прежде всего связаны с авторитетом предшественника нынешнего президента страны Николаса Мадуро Уго Чавеса. Ключевым лоббистом по привлечению в страну российских инвестиций в конце 2010-х годов был тогдашний вице-премьер Игорь Сечин (ныне — глава «Роснефти»), который считался другом бывшего президента Венесуэлы. «Роснефть» пришла в страну в период восстановления цен на нефть после экономического кризиса 2008 года. Политически этот союз стал ответом на активизацию НАТО на постсоветском пространстве после войны с Грузией, экономически Москве пришлось конкурировать в Венесуэле с также заинтересованным Пекином.
Первым проектом Игоря Сечина в стране стало создание Национального нефтяного консорциума (ННК) с равными долями у всех ключевых российских игроков: «Роснефти», ТНК-BP, ЛУКОЙЛа, «Газпром нефти» и «Сургутнефтегаза». ННК в 2010 году получил 40% в блоке Хунин-6 (проект Petromiranda; запасы нефти оценивались в 5 млрд тонн) в поясе Ориноко, заплатив $1 млрд. Согласно межправсоглашению, проект гарантировал внутреннюю норму доходности не ниже 19%, объем инвестиций оценивался в $20–30 млрд. Добыча должна была составить до 450 тыс. б/с сверхтяжелой нефти, но компании стали терять интерес: дорогостоящий проект на рынке воспринимали в первую очередь как политический. Добыча так и не началась, в конце концов, «Роснефть», получив долю ТНК-BP после слияния и выкупив доли ЛУКОЙЛа и «Сургутнефтегаза», консолидировала 80%.
Как рассказывали источники, ЛУКОЙЛ вышел из ННК с убытком, зайдя за $200 млн и получив лишь $150 млн. Сама же «Роснефть» не жалела средств для поддержки проектов в Венесуэле, представителями компании были доверенные лица господина Сечина Михаил Графинин и Павел Каменец, с которыми глава «Роснефти» вместе служил в Анголе «по линии вооруженных сил». Один из собеседников “Ъ” утверждает, что после перехода активов ТНК-BP «Роснефти» расходы на содержание представительства в Каракасе выросли более чем впятеро, до $100 млн в год, численность штата также увеличилась в разы.
Основные активы «Роснефти» в Венесуэле, которые дают около 3 млн тонн нефти в год, также достались компании после поглощения ТНК-BP в 2013 году. Львиная доля добычи приходится на Petromonagas (у «Роснефти» 40%), куда PDVSA вошла в 2006 году, экспроприировав долю американской ExxonMobil. Этот актив вместе с СП Petroperija (у «Роснефти» 26,7%) и Boqueron (40%) в 2012 году ТНК-BP выкупила у BP. Сумма сделки не называлась, но, по словам одного из источников “Ъ”, за 16,7% в Petromonagas ТНК-BP заплатила $850 млн, остальные же месторождения стоили «символически».
Будущие перспективы «Роснефть» связывала с проектами Petromiranda, а также Petrovictoria (блоки Карабобо-2, Карабобо-4), куда вошла в 2014 году, заплатив бонус $1,1 млрд. Эти проекты совокупно должны были давать 850 тыс. б/с, но, по словам источника “Ъ”, сейчас добывают лишь около 30 тыс. б/с, поскольку требуются значительные инвестиции для разработки и строительства инфраструктуры. Согласно отчету «Роснефти», за 2018 год компания вложила $108 млн в два СП — Petrovictoria и Petromonagas. Другой источник считает, что у «Роснефти» нет технологий для освоения таких сложных участков. Petroperija и Boqueron почти ничего не добывают, поскольку месторождения сильно истощены.
В 2018 году «Роснефть» увеличила добычу в Венесуэле до 3,4 млн тонн с 3,1 млн тонн годом ранее, притом что в целом добыча нефти в стране упала на 25%, уточняет Дмитрий Маринченко из Fitch. Таким образом, на компанию пришлось около 5% добычи Венесуэлы. Но рост вряд ли будет устойчивым — ситуация в стране значительно ухудшилась в конце 2018 года из-за социальной напряженности и санкций, и по итогам года вероятно падение добычи. В «Роснефти» отказались от комментариев.
Еще один активный игрок нефтяного рынка Венесуэлы с российским участием — Petrozamora, СП Газпромбанка (ГПБ) и PDVSA. Оно оперирует шестью блоками возле озера Маракайбо, добывая легкую нефть (в 2017 году — 102 тыс. б/с, по данным Минэнерго США). Поскольку СП получает товарную нефть и не нуждается в апгрейдерах, его перспективы источники оценивают более благоприятно. Но, по их мнению, добыча Petrozamora может начать снижаться из-за зрелости месторождений. Они нуждаются в инвестициях, чему препятствуют санкции США (так, 11 марта под них попал «Еврофинанс Моснарбанк», в котором у ГПБ и ВТБ по 25%, остальное у венесуэльского Fondo de Desarrollo Nacional). В ГПБ венесуэльские активы не комментируют. Вечером 14 марта стало известно, что ГПБ вышел из СП.
В чем риски для «Роснефти»
«Мы оцениваем нестабильность политической ситуации в регионе как временное явление, не оказывающее существенного влияния на действующие проекты» — так в начале февраля оптимистично описал ситуацию в Венесуэле вице-президент «Роснефти» Эрик Лирон. Однако, по мнению источников, в случае смены власти в стране «Роснефть» с высокой вероятностью утратит как минимум часть активов.
Так, увеличение доли «Роснефти» в Petromonagas с 16,7% (полученных от ТНК-ВР) до 40% в 2016 года за $500 млн может быть оспорено — его не одобрял парламент Венесуэлы, как этого требует конституция страны. Аналогично не была одобрена передача «Роснефти» в 2017 году прав на разработку газовых участков Patao и Mejillones на шельфе. Представитель Хуана Гуаидо Карлос Веккьо уже заявил в конце января, что непризнанные парламентом соглашения незаконны: «Мы не признаем незаконных соглашений, остальные — да, мы будем соблюдать… Китай и Россия должны это понимать». Есть и другие риски. Например, текущие уровни добычи по Petrovictoria и Petromiranda гораздо ниже, чем оговорено в одобренных парламентом соглашениях,— это может дать новому режиму формальный повод для разрыва этих контрактов.
Всего «Роснефть» с 2010 года вложила в покупку долей в СП в Венесуэле около $2 млрд. Кроме того, с 2015 года «Роснефть» выдала PDVSA предоплаты за будущие поставки нефти на общую сумму $6,5 млрд, в начале февраля руководство российской компании оценивало непогашенную часть предоплат в $2,3 млрд. Хотя по этим предоплатам у «Роснефти» есть залог — 49,9% акций Citgo, дочерней структуры PDVSA в США,— после введения санкций шансы его взыскать невелики.
Способность PDVSA гасить предоплаты прямо связана с возможностями Венесуэлы по добыче и экспорту нефти. По оценке Дмитрия Маринченко, при цене $60 за баррель для погашения оставшийся задолженности Венесуэле нужно поставить около 40 млн баррелей — это соответствует уровню добычи в 110 тыс. б/с при погашении до конца года.
В чем риски для Венесуэлы
Проблемы Венесуэлы угрожают не только российским инвестициям, но и мировому рынку в целом. Санкции запрещают американским компаниям платить PDVSA за покупку нефти и нефтепродуктов — средства должны идти на счет, к которому нет доступа у старых властей Венесуэлы. До 28 апреля у Каракаса остается лазейка: контрагентам PDVSA разрешено вести трейдинговые операции через свопы и за безналичный расчет. Но поставки США, еще недавно крупнейшему потребителю венесуэльской нефти, уже снижаются.
По данным Argus, Венесуэла сейчас экспортирует не более 800 тыс. б/c, часть объемов простаивает в береговых и морских хранилищах. Поставки в США в феврале составляли около 300 тыс. б/с, а в марте, как ожидается, упадут вплоть до 50 тыс. б/с. Для сравнения: два года назад они составляли 700 тыс. б/с, а десять лет назад — почти 1 млн б/с. Теперь, по оценкам Argus, ключевыми покупателями нефти Венесуэлы становятся Китай (не менее 250 тыс. б/с, а возможно, и 350 тыс. б/с) и Индия (250 тыс. б/с). По данным Минэнерго США, вся венесуэльская нефть, которую «Роснефть» получает от PDVSA в счет предоплат, идет на НПЗ в индийском Вадинаре (у «Роснефти» 49,13%), есть и отгрузки на НПЗ российской компании в Германии.
Опасения участников рынка относительно возможного распространения санкционного режима на всех участников экспортно-импортных операций с Венесуэлой (не только американских) будут продолжать сдерживать потенциальных импортеров, а также способствовать тому, что информация о таких поставках не будет широко афишироваться, отмечает Денис Перевезенцев из Moody’s.
Собеседники из нефтяной отрасли утверждают, что плохое технологическое состояние венесуэльских НПЗ может грозить катастрофическим дефицитом на ее собственном топливном рынке. Венесуэла при потребностях в нефтепродуктах в 600–700 тыс. б/с сейчас, по оценке Argus, удовлетворяет спрос лишь на 120–150 тыс. б.c., и большая часть объемов ориентирована на Каракас, где дефицит менее заметен. Проблемы с нефтепереработкой приводят и к сокращению добычи, поскольку стране не хватает нафты или легкой синтетической нефти для того, чтобы компаундировать тяжелую нефть.
По данным Argus, в феврале страна сократила добычу нефти почти на треть по сравнению с январем, до 950 тыс. нефти б/с, так как санкции сократили количество импортируемой нафты. По данным “Ъ”, поставки, несмотря на санкции США, осуществляли «Роснефть», трейдер Vitol и испанская Repsol.
В ситуации схожих санкций Иран с переменным успехом использовал схему перевалки своей нефти в международных водах, чтобы затем она продавалась как, например, «иракская» или «саудовская». Однако Гиоргос Белерис из Refinitiv считает, что в случае полного запрета экспорта нефти из Венесуэлы организовать «серую» перевалку будет непросто: «Маскировка перевозок в последние годы становится все сложнее, развивается отслеживание судов и грузов. Спутниковые снимки могут обеспечить большую ясность, оставляя мало места для незарегистрированных операций». По мнению Дмитрия Маринченко из Fitch, развитие ситуации во многом зависит от того, введут ли США вторичные санкции против стран и компаний, продолжающих сотрудничество с Венесуэлой. Вопрос уже поднимался, 13 марта госсекретарь Майк Помпео и министр энергетики Рик Перри заявили, что санкции против «стран, поддерживающих режим Мадуро» возможны.
В чем риски для рынка
Быстрый рост добычи сланцевой нефти в США, вероятно, покроет любое выпадение объемов, вызванное санкциями против Венесуэлы и Ирана. Однако эти страны являются очень крупными производителями сернистой нефти, и уже сейчас складывается парадоксальная ситуация, при которой тяжелая нефть стоит дороже, чем легкая.
Следствием ухода с рынка объемов венесуэльской нефти уже стало увеличение поставок нефти из РФ в США: по данным Caracas Capital Markets, около 3,2 млн баррелей было отправлено в порты США в последнюю неделю февраля, это максимум с 2011 года.
Теоретически дальнейшее усиливающееся давление санкций может оказать влияние и на решение стран ОПЕК+ о продолжении сдерживания нефтедобычи, поскольку именно Саудовская Аравия и Россия могут добыть дополнительные объемы среднесернистой нефти. Гиоргос Белерис считает, что участники ОПЕК+, вероятнее всего, сохранят политику без изменений, поскольку заинтересованы в повышении цен на нефть. «Вопрос продления сделки многофакторный — помимо Венесуэлы важно будет, продлят ли США действия специальных разрешений по закупкам иранской нефти, насколько быстрыми темпами продолжат расти добыча сланцевой нефти и спрос,— добавляет Дмитрий Маринченко.— Пока похоже на то, что сделку придется пролонгировать — даже с учетом Венесуэлы на рынке скорее будет избыток предложения».