Застряли

Наступает время черно-белого пейзажа.

Может возникнуть впечатление, что мы все еще живем в постмодернизме. Когда нет различий между противоположностями — между правдой и ложью, справедливым и несправедливым, правом и бесправием. Когда непонятно, что реальность, а что имитация. Нет принципов и правил. Все превращается в издевательство над логикой и смыслом.

Вот несколько примеров российского постмодернизма: Петербургский международный экономический форум и «дело Калви»; путинский технологический «прорыв» при конфронтации с Западом; державность государства под санкциями; общественные палаты и Совет при президенте по правам человека, как обрамление единовластия.

Впрочем, и западный мир несколько десятилетий живет, размывая свою идеологию и нормы. Ирония в том, что распад СССР и исчезновение альтернативы привели к тому, что либеральные демократии перестали беспокоиться о ценностях. Для России наступил золотой век интеграции элиты «в Запад» при сохранении системы, враждебной Западу. Российский Лондонград и Михаил Фридман, как самый богатый житель Лондона, — это наследие постмодерна.

«НашКрым» разрушил комфортную для многих— и там, и здесь— относительность. Западные санкции выталкивают нас из зоны безмятежности, где можно было обходить правила при содействии созданной самим Западом лоббистской машины.

Осуждение в США Пола Манафорта, короля лоббистов, обслуживающих клептократии, означает удар по мировому «ландромату». Скандал с «Тройкой-Диалог», вызвавший падение акций крупнейших западных банков, говорит не только о том, что Россия стала токсичной. Это предупреждение о том, что игроки эпохи постмодерна, включая и западных финансовых регуляторов, будут платить за свои тогдашние успехи.

Наступает время черно-белого пейзажа – «кто не с нами, тот против нас». И никаких оттенков серого. Склонные к компромиссам, европейцы, конечно, будут пытаться сохранить размытость правил. Но им вряд ли удастся избежать прессинга со стороны мирового полицейского, который хочет уйти на покой. Но никак не может.

Для России начинается новая геополитика. Парадокс в том, что Кремль сам завершил славное время, когда можно было дергать Запад за хвост в уверенности, что обрюзгшая цивилизация не способна на ответ. Ошибка достойна войти в учебники, как пример грандиозного политического провала.

Ничего страшного, успокаивают нас про-кремлевские наблюдатели. Да, Россия теперь в одиночестве. Но Россия может освоить новую миссию — стать посредником между Западом и Востоком. И кто, скажите, согласится на посредничество одинокой державы, дрейфующей в непонятном направлении?

У Запада нет идеологии и он готов к сделкам; а это то, что нам нужно, убеждают оптимисты. Но во -первых, у Запада появилась идея – единение против России. Во-вторых, что мы можем предложить Западу в качестве сделки, не теряя лица?

Мы вступаем в многополярный мир и Россия готова стать одним из его полюсов, не унимается мейнстрим. Но этот мир означает жесткую борьбу и каковы у России шансы ее выиграть при убегающих ресурсах и нежелании населения жертвовать тем малым, что у него осталось? И кто готов стать российской «галактикой», если даже Лукашенко начал фрондировать?

Внутри страны тоже начинается новая эпоха. Власть выползает из серой зоны, когда можно было существовать за счет жонглирования правилами. Фейковые институты продолжают существовать, но скорее, как чемодан без ручки. Власть, явно понимая, что «оттенки серого» грозят потерей контроля за расползающейся реальностью, не нашли ничего лучшего, чем вытащить из музея репрессивный каток. Власть понять можно: а как иначе управлять страной в ситуации ее конфронтации с Западом и растущего недовольства народа? Приходится прессинговать, в том числе и распоясавшуюся элиту. Приходится предлагать народу «нацпроекты» в качестве мобилизационной идеи. Правда, за счет сворачивания своих социальных обязательств.

Проблема, однако, в том, что модель России, «уходящей в себя», может функционировать только при сбрасывании шелухи постмодерна (вместе со слоями, которые его обслуживали) и возвращении к тоталитаризму, личной диктатуре, единомыслию, внедрению непререкаемой идеологии, массовым репрессиям и безусловному подчинению.

Но может ли власть, приучившая всех к обманкам и сама ставшая олицетворением фейка, вернуться к репрессивно— командной системе? Уже не спрашиваю, может ли последняя возглавить «прорыв» России ко всему лучшему.

И как консолидировать народ вокруг власти при деградации мобилизационного механизма, который занят набиванием собственного кармана?

Короче, застряли.

PS. И еще: кто больше будет мешать России выходить из этого тупика – те, кто пытается перейти к репрессивному управлению, либо те, кто дискредитировал принципы своим участием в их имитации?

Лилия Шевцова, «Эхо Москвы»