От взрослых зон колония №2 отличается только численностью контингента.
Пока Александр Лукашенко заботится об «обос*аных коровах как в Освенциме», вчерашние дети живут еще более жестких условиях.
Единственная в Беларуси колония для несовершеннолетних преступников находится в Бобруйске. По приглашению родителей осужденных подростков могилевский журнал о правах человека mspring.online навестил это место, чтобы рассказать о реалиях этого печального заведения, где, можно сказать, пытают детей.
От взрослых зон бобруйская воспитательная колония №2 отличается только численностью контингента. Здесь всего три отряда, в каждом из которых примерно по 80 человек. За каждым из отрядов закреплены по четыре воспитателя. В остальном, особенно по строгости содержания, она ничем не уступает взрослым, а по жестокости нравов может и дать фору.
На “малолетке” нет так называемых “смотрящих” от воровского мира, которые во многом следят за порядком во взрослых исправительных учреждениях. Тут выживает сильнейший.
Несмотря на то, что все зеки здесь это, по сути, еще не сформировавшиеся юноши, родителей, приезжающих к своим чадам, встречает все тот же деревянный забор в два человеческих роста из тщательно сбитых досок. Ни намека на щель. Эта морально устаревшая технология сокрытия всего от посторонних глаз характерна для всех белорусских колоний и не меняется с 1937 года.
Два отряда из трех – это “наркоманы”. Так здесь называют осужденных по статье 328 УК “Незаконный оборот наркотиков”. Фигуранты громких историй — когда школьникам дают по 10 лет заключения, содержатся именно здесь. Если бы не было безумных сроков за попытку купить спайсы или марихуану, бобруйскую колонию для малолетних можно было бы расформировать, а ее сотрудников уволить.
Ведь, фактически, преступников, осужденных за серьезные уголовные преступления вроде грабежей или краж всего несколько десятков. В большинстве своем это те, кому заменено условное наказание на реальный срок из-за невыполения правил поведения. Уже и в третьем отряде, если верить мамам, появились осужденные за наркотики. МВД умеет создавать себе рабочие места.
Юные зеки панически боятся рассказывать кому-либо о реалиях их зоны. Об этом чаще можно услышать от тех, кому повезло покинуть эти стены. Кое-что выведывают несчастные матери. Они тоже боятся говорить, но все же и молачть не могут. Иногда их прорывает. Особенно, когда повод для недовольства создает сама администрация ВК №2.
Совсем недавно в комнате свиданий специальной непрозрачной пленкой было затянуто окно, выходившее на территорию колонии. Речь идет о месте, где родители в течение суток могут повидать своих сопливых преступников. Видимо, даже одного дня хватало, чтобы кое-что стало видно невооруженным взглядом, и мамы начинали жаловаться. Теперь они будут смотреть только на четыре стены. Но крамольные с точки зрения администрации новости все равно просачиваются сквозь заборы.
Стало известно, что в каждом отряде есть по три активиста из числа осужденных (председатель отряда это официальное назначение, плюс еще два помощника). Практически все они старше своих коллег по несчастью, им примерно по 21 году, но они не уезжают на взрослую зону, так как за подобный “активизм” им может грозить расправа со стороны заключенных, чтущих воровские понятия.
Они досидят свой срок на “малолетке” выполняя любые приказы начальства, и для этого им позволено делать то, чего делать нельзя. Сразу несколько матерей признались, что обеспокоены практикой избиения своих детей деревянной палкой – активисты так расправляются с неугодными.
Чтобы понять воспитательные приемы, царящие в ВК №2, достаточно рассказа о питании малолетних заключенных. Ладно, они все тощие из-за некалорийной еды. Но им на прием пищи еще и отведено время – норматив 4 минуты.
То есть, словно скот, эти дети должны очень быстро впихнуть в себя то, что приготовила для них родина. А если кто-то потом хочет перекусить в отряде и попить чаю, то здесь нужно кланяться активистам. На отряд в 80 человек выделен всего один чайник. Чтобы добыть кипятка нужно записаться в очередь, которая может подойти, например, через три дня.
Ну, или есть другой способ – заплатить активисту сигаретами. Все родители утверждают наперебой, что предлагали купить по чайнику чуть ли не на каждого сидельца, но администрация ответила отказом. Незачем.
Практически все матери на длительное свидание (длится ровно сутки) везут детям домашнюю еду и обязательно таблетки типа “Мезим” для улучшения пищеварения. Продуктов везут по минимуму, самое вкусное малыми порциями. Дело в том, что резкий переход с тюремной еды на домашнюю вызывает резкие боли в желудке. Полуголодные дети жадно набрасываются на еду, а потом им становится плохо.
Что же касается краткосрочных свиданий, то они длятся всего четыре часа и проходят исключительно в присутствии сотрудника колонии, контролирующего, как цензор, каждое слово. Так что дети, даже если и захотят, не смогут рассказать о своих проблемах родителям. Лишним будет говорить, что письменные жалобы за забор просто не выходят. Здесь нельзя ничего.
Даже к своему собственному персоналу администрация колонии предъявляет жесткие требования.
Чем же занимаются днями малолетние преступники? Как оказалось, в отличие от взрослых зон, где “наркоманы” очищают провода от изоляции, в Бобруйске дети добывают руками резину. В буквальном смысле слова. По одной из родительских версий, соседняя “Белшина” отправляет сюда брак и некондицию. По другой, на переработку могут попасть и просто старые покрышки.
Теперь мамы знают, что автошина — это резино-металло-тканевая оболочка, и эффективного способа отделения резины от металлокорда нет. Выгоднее всего использовать рабский труд, что и делают в Бобруйске. Задачей малолетних зеков является вытягивание всего корда, чтобы за смену выработать норму – один килограмм чистой резины для переработки. За эту работу администрация платит от 2 до 5 рублей в месяц. И это не описка, корреспондент mspring.online лично видел расчетные листки с этой настоящей каторги. Детям платят от одного до двух с половиной долларов в месяц. Напомним, отработанные покрышки являются отходами IV класса опасности.
Матерями зафиксирован случай, когда зимой подростков заставили руками носить снег из-за того, что не было работы. Для администрации важно, чтобы у зеков не было ни минуты свободного времени. Главное держать их в “ежовых рукавицах”, а о правах можно и не вспоминать.
Например, осужденные имеют право на телефонные звонки. В субботу и воскресенье у них есть законные 15 минут разговора. Но не на бобруйской “малолетке”. Практически все матери в один голос твердят, что дольше 4 минут с детьми не разговаривали. Ну, может, только активисты имеют возможность потрепаться, пользуясь благосклонностью начальства.
Нет и возможности читать книги, на них просто нет времени. Здесь же вызревает еще один щекотливый вопрос – взыскания. Из-за нехватки времени практически все дети пишут письма глубоким вечером, а это запрещено. Писать можно только в период “личного времени”, а его на самом деле нет. Поэтому любой из здесь сидящих в любой момент может получить пару взысканий и лишиться права на досрочное освобождение.
Зато по субботам дают посмотреть второсортные российские сериалы. На это есть два часа. Детям постоянно напоминают, что они преступники.
Шок первого посещения у матерей быстро проходит. Реально оценив свое положение, они быстро понимают, что ничего человеческого в белорусской пенитенциарной системе нет и начинают бороться за здравый смысл. Особой болью в бобруйской ВК №2 можно назвать вроде бы такую элементарную на свободе вещь, как обувь. Здесь ее можно купить только в тюремном магазине. Стоит она недорого, всего 50 рублей, но и качества ее хватает лишь на три месяца осторожной носки.
Видимо, эти обувные изделия выпускает какая-то другая колония, и таким нехитрым образом предприятие делают рентабельным за счет родителей юных зеков. Такие же ботинки, но качественные, привезенные родителями, запрещены. Если вдруг в магазине не оказалось нужного размера, то значит какому-то парню не повезло. Заставить купить обувь на пару размеров больше, чем нужно – это скорее норма, чем исключение. Таковы негласные тюремные правила.
Еще одна тема, о которой матери осужденных детей говорят рыдая, это банно-постирочный день по субботам. Оказывается, второй комплект одежды малолетним зекам не положен. То есть, дети должны сами помыться, потом постирать свою одежду, и за одну ночь эти вещи должны высохнуть. При этом радиаторов для сушки только три, один из которых отдан, конечно же, активистам. Если одежда не высохла, значит не повезло. Но можно ведь одеться и в не сухое.
В остальном матери всем довольны. В колонию для подростков можно раз в два месяца передавать посылки весом в 30 кг. Одна проблема – чтобы собрать хорошую посылку, нужно примерно 400-500 рублей. Для этого большинство матерей работают на двух работах.
Бобруйская колония для малолетних производит странное впечатление. Она находится на самой окраине, недалеко от дымящей трубами местной ТЭЦ. Но бобруйские власти построили большой жилой квартал прямо возле тюремного забора. Выглядит это очень необычно.
И еще. Даже в отличие от взрослых колоний, здесь постоянно слышен лай собак. ВК №2 имеет свое кинологическое хозяйство.
Все очень серьезно. С полосой препятствий для собак. Не покидает ощущение, что сотрудники Департамента исполнения наказаний (ДИН) готовятся к чему-то большему, чем охрана 240 вчерашних школьников.
Комично выглядят дети на фото. Все мамы хранят в телефонах их изображения. За редким исключением, это типажи хрестоматийных хилых “ботаников”, которых суд по каким-то причинам признал участниками организованных преступных группировок (часть 4 статьи 328).
Отлично упитаные охранники же внешне выгдядят примерно, как три таких подростка. В определенный момент сотрудники колонии заметили журналиста и решили поинтересоваться его активностью, однако не поняв цели визита, пошли по своим делам. По ощущениям, пара контролеров такой комплекции, тем более вооруженные дубинками, могли бы запросто расправиться с целым отрядом недоедающих детей.
Но воспитательная колония для несовершеннолетних поражает своей бескомпромиссностью. На следующем фото, если присмотреться, видно, что между деревянным внешним забором и вышкой охранника натянуты три ряда густой колючей проволоки. В определенный момент между ними была замечена спущенная служебная овчарка без поводка. Выглядело это все зловеще: вместо слова “воспитательная” мозг предлагал назвать колонию все же “карательная”.