Лариса Гениюш: символ непоколебимой борьбы

7 апреля – годовщина смерти белорусской поэтессы.

«Белсат» вспоминаем ее творческий и жизненный путь.

Несокрушимая, сильная, мужественная, смелая, непримиримая, настоящий герой, борец с тоталитарной советской системой.

А в реальности?

Ларисе Гениюш нравился Петр Машеров и она искренне горевала, когда он погиб.

Ненавидела местное начальство в Зельве, но иногда наивно верила, что там, в Минске, управляют более справедливые люди, и писала им по-детски искренние письма, в которых просила выпустить ее за пределы Беларуси, хотя бы в «какую-нибудь Австралию».

Человек возвышенно-романтического характера, она написала немало патриотически-пафосных произведений, посвященных мужественным белорусам, их истории, борьбе.

К сожалению, Лариса не отделяла действительности от искусства, поэтому и от реальных, не литературных, мужчин требовала быть по-книжному мощными как морально, так и физически. Отсюда ее многочисленные разочарования.

Прожив всю свою жизнь с мужем Иваном (Янкой) Гениюшем, как только его не ругала: он и равнодушен к ее творчеству, он и эгоцентрик, вечно недовольный тип, который лишь ворчит и никак не хочет понимать ее тонкую поэтическую натуру. Да и вообще эмоционально свою жену не чувствует. Самое же большое обвинение и обида у Ларисы была на то, что когда в середине 40-х была возможность эмигрировать, сбежать, он наотрез отказался, сказав: «Ты можешь куда хочешь ехать, а я останусь, и сына тебе не отдам». Поэтому их арест в 1948-м и дальнейшие лагерные муки она считала полностью на совести Янки Гениюша.

А как ее раздражал знаменитый белорусский оперный певец Михаил Забейда-Сумицкий! Этот, по ее воспоминаниям, самовлюбленный нарцисс, который заботился только о собственном комфорте, а окружающих его людей лишь использовал.

Злил ее и Владимир Короткевич. Не могла ему простить чрезмерной любви к Бахусу.

Ее любимый тип мужчины – высокий, черноволосый, уверенный, артистичный, подтянутый. Такой, как упомянутый уже Петр Машеров, Нил Гилевич, Алексей Карпюк.

Иногда Лариса Гениюш впадала в отчаяние: как же так, почему вокруг нее только слабые, эгоистичные, совсем негероические мужчины? Откуда такая несправедливость? И тогда она с еще большим энтузиазмом углублялась в создание романтически-болезненных произведений об идеальных могучих белорусах, имеющих силу Зигфрида, горение Кастуся Калиновского, мудрость Всеслава Чародея.

Ее стихи по своему подчеркнуто возвышенному тону напоминают оперные арии. Из произведений Ларисы Гениюш могла бы получиться неплохая опера.

В большинстве ее произведений, написанных для взрослого читателя, нет юмора, оригинально скрытого подтекста или какой-либо необычной метафоры. Все здесь достаточно однозначно. Об этом с легкой грустью упоминал в своих дневниковых записях еще Максим Танк, поэт и председатель Верховного Совета БССР, всегда способствующий Ларисе, и благодаря инициативе которого поэтесса смогла в самые застойные брежневские времена вновь печатать свои книги.

Совсем другой наша героиня выглядела, когда писала стихи для детей. Здесь откуда-то появляется брутальный шаловливый юмор, ирония и то, без чего не может обойтись настоящая поэзия, – неожиданно-парадоксальная метафористика. В одном ее детском хоррор-стихотворении птицы по-караваджевски вкусно «едят муху». Во втором – прилетевший откуда-то попугай влюбился в скромную белорусскую ласточку, однако эта «националистически» настроенная птица не поддается его ухаживаниям, ведь он не умеет говорить по-белорусски.

Диво дивное, как такие крамольные стихи пропускала цензура. И вообще, настоящая загадка – как могла Лариса Гениюш печататься в брежневские времена, будучи открытым врагом этой системы, не являясь гражданкой советской страны? Неужели этому поспособствовал единственно только всемогущий Максим Танк?

Скорее всего ее имя использовали в идеологических целях. Вот, мол, смотри и удивляйся, весь демократический западный мир, как мы выпускаем книжки такой страшной диссидентки! Так что все эти разговоры о несвободе – обман. В то же время советская пропаганда обрабатывала известного белорусского эмигрантского поэта Владимира Клишевича. Его приглашали в БССР, издали его книгу. Это было время тонких политических игр и Лариса Гениюш невольно, даже не догадываясь об этом, была одной из участниц подобных спектаклей.

В жизни с ней было трудно. От ее капризов уставал даже неизменно благородный Максим Танк. Когда приезжал из Белостока сын Юрий, их встречи заканчивались криком, воплем, выбитыми стеклами. Лариса, человек большой силы воли, требовала такого же от каждого, и часто оставалась в гордом болезненном одиночестве.

После смерти людей такого склада часто мифологизируют. Не избежала этого и Лариса Гениюш. Но писать с нее соцреалистический портрет не следует. Эта импульсивная, немного авторитарная, строгая женщина была одновременно (в 30-х – начале 40-х гг.) милой красавицей с коллекцией шикарных шляп. Из-за нее стрелялись на дуэлях, от нее веяло нескрываемым эротизмом (недаром Забейда-Сумицкий предлагал ей руку и сердце, за что был спущен с лестницы). Лариса была большой поклонницей приключенческого французского кино, особенно фильмов, где играл Жан Маре. Любила эксцентричные комедии с Луи де Фюнесом. Посмотрев несколько его лент, вдохновлялась и писала какой-нибудь острый, необычный детский стишок.

Лариса Гениюш не была памятником самому себе. Она была живой, неожиданной, творчески своеобразной, притягательной и пылкой.

И именно такой должна остаться в нашей памяти.