Нынешняя попытка властей «благоустроить урочище» — это про то, как вновь стереть память.
С куропатским лесом меня связывает не только общая память о жертвах репрессий. Он – мое детство. Рядом с ним я родилась и прожила большую часть своей жизни, пишет журналистка «Салідарнасці» Анастасия Зеленкова.
Мой дом в микрорайоне Зеленый луг был в нескольких остановках от конечной станции, после которой начинался тот самый лес.
Я помню, как однажды с подружкой забрела в него во время летних каникул. Лес был весь усыпан ягодами — крупной, спелой земляникой, которую мы тут же принялись собирать.
Впрочем, делали мы это недолго. Какая-то давящая, пугающая тишина очень скоро заставила поискать другое место для прогулок.
Когда вечером я стала рассказывать родителям, чем занималась весь день, отец был поражен:
— Где собирала ягоды? В Куропатах?
Я стала объяснять, что ни в каких Куропатах я не была, а гуляла в лесочке за остановкой.
— Так это и есть Куропаты! — выдохнул отец.
Я с ужасом посмотрела на папу. Лишь в тот момент до меня дошло, что тот расстрельный лес, о котором часто упоминали родители, и «лесок за остановкой» — это одно и то же место. Это было невероятно. Я вдруг четко осознала, что Куропаты тут, рядом! Не где-то там, в далеких краях и страшных взрослых книжках. А здесь! Прямо под моим домом!
Мне было тогда 10 лет, но эти ягоды из куропатского леса я помню до сих пор. И даже сегодня ощущаю ту же жуткую неловкость с примесью ужаса, страха и боли.
А ведь я знала про Куропаты. Я помню, как отец через меня передавал учительнице вырезки из газеты, где рассказывалось про сталинские расстрелы в урочище. Скорее всего, это была статья «Куропаты: дорога смерти», которая в 1988 году вышла в газете «Літаратура і мастацтва» (наша семья выписывала ее). Папины вырезки ходили тогда по всей школе, и эту тему очень активно обсуждали.
Я также помню весенний день 88-го, когда папа прибежал домой в жутком состоянии. У него тряслись руки, он был испуган и возмущен одновременно — я никогда его таким не видела. Отец никак не мог успокоиться и все повторял маме: «Ты понимаешь, эти скоты нас избивали, газом травили!» Уже позже я узнала, что это было во время самого первого шествия в Куропаты, который власти жестко разогнали.
А еще я помню, когда отец пришел счастливый и заявил: «Мы победили!». В тот день, в 1989 году, в урочище поставили крест — семиметровый «Крыж Пакуты».
Сегодня папы уже нет. А мы через 30 лет вновь идем бороться за Куропаты. Горько и стыдно! Стыдно за растраченное прошлое, горько — за будущее.
Так вышло, что каждый выходной, возвращаясь из деревни домой, мы с детьми проезжаем по кольцевой мимо Куропат. Увидев кресты, дети всегда спрашивали нас об этом месте. И мы рассказывали — уточняли то, что они, возможно, не поняли в прошлый раз, отвечали на новые вопросы.
Не знаю, вспомнят ли они об этом месте, глядя сегодня на сетку забора. Хочется верить, что вспомнят. Но ведь будут и те, кто спокойно проедет мимо.
Нынешняя попытка властей «благоустроить урочище» — это не про то, как сделать красиво, это про то, как вновь стереть память. Когда я ребенком собирала в том лесу землянику, там не стояло крестов, потому и вопросов не стояло. Теперь из Куропат хотят сделать просто место за забором. Такое, чтобы никого больше не могло потревожить снаружи.
Напомним, что 4 апреля власти снесли кресты по периметру Куропат.
Активисты сообщают, что было снесено и вывезено около 100 крестов.
1 марта на пресс-конференции Лукашенко выразил недовольство крестами вокруг Куропат, которые видны с дороги.
Один из лидеров Белорусского Национального Конгресса Николай Статкевич призвал выйти в воскресенье на молебен 7 апреля в 12.00 на площадь Свободы возле Минского Свято-Духова Кафедрального (православного) Собора.
Сопредседатель Белорусской Христианской Демократии Павел Северинец поддержал проведение молебна в воскресенье возле Минского Свято-Духова Кафедрального Собора.
В молебне приняли участие более 1000 человек. Николай Статкевич был задержан перед началом молебна.