Александр Каршакевич: Хотелось бы, чтобы мы чаще встречались составом из 80-х

Прославленному белорусскому гандболисту на днях исполнилось 60 лет.

6 апреля Александр Каршакевич праздновал 60-летний юбилей. Это интервью Сергея Щурко из 2015-го будет наверняка к месту, пишет «Прессбол».

Он был гением гандбола. Школьником мне казалось, что Александр Каркашевич вообще не промахивается и забивает несчастным вратарям из команд- соперниц столько, сколько хочет. Он был непредсказуем в отличие от своих звездных напарников по легендарному минскому СКА — лучшему клубу мира второй половины 80-х.

Если действия тех еще можно было просчитать, то мяч, посланный рукой левого края, выписывал самые невероятные траектории, а знаменитая подкрутка Каршака заставляла просить замену лучших вратарей планеты.

Арсенал его действий на площадке был необычайно широк, и я испытал это на собственной шкуре. Когда несколько лет тому в Минске прошел 32-часовой гандбольный марафон, Каршакевич собрал своих друзей по золотому СКА и в отличие от них честно отбегал оба тайма. Забыв про больной сустав и оставив на теле визави из команды федерации гандбола памятные автографы в виде синяков — признаюсь, я даже показывал их в бане друзьям. Последние недоумевающе крутили головой и, сомневаясь, переспрашивали: "Да как он смог? Он же ходит с трудом..."

Смог — и даже на одной ноге продолжал заводить свой разномастный коллектив, с половиной которого когда-то играл, а вторую половину продолжает тренировать и сегодня. Мы даже встречаемся в перерыве между тренировками армейского клуба, устраиваясь за столом секретариата в левом зале РЦОПа. Начинаем беседу с отеческой ремарки Александра Владимировича, адресованной бегающим четвероклассникам: "Пацаны, шумите потише, я интервью давать буду!"

— Когда вы впервые услышали, что обладаете чрезвычайным гандбольным талантом?

— Да никто не говорил, я всегда об этом знал. (Улыбается.) Если у человека есть природные данные, он обязательно проявит себя, причем не только в одном виде спорта. Я ведь до гандбола занимался футболом и там тоже был не на последних ролях. Уже в Стайках на одном из сборов СКА услышал от Малофеева: “Саша, переходи к нам в “Динамо”, а то забивать некому”. Может быть, сказал он это полушутя, но я не сомневаюсь, что получилось бы у меня и на зеленом газоне.

Другое дело, что каждому таланту необходим труд. Знаю немало примеров, когда человек подает грандиозные надежды, на три головы выше сверстников, но те потом обходят вундеркинда только потому, что он не привык пахать до седьмого пота и надеется всю жизнь прожить на божьем даре. А так не бывает.

Впрочем, главное — это голова, умение просчитывать ситуацию на шаг вперед и предугадывать действия соперника. Смотри, наблюдай, если защитник мертвый, то из десяти раз ты его накрутишь десять. Если хороший, больше двух не получится.

— Таланты проявляют себя сразу, в любом возрасте. Лучшим белорусским разыгрывающим всех времен Юрий Шевцов назвал вашего ровесника Игоря Кашкана.

— Спартак Миронович по этому поводу любил говорить: “На чемпионате Минска 93-я школа выиграла у 88-й со счетом 35:34. У победителей все мячи забросил Каршакевич, у проигравших — Кашкан”. У Игоря был очень сильный финт-обход. Не обладая мощным броском, он обыгрывал практически любого защитника один в один. А потом, уже в СКА, у нас появилась эта связка — “белорусский парашют”, когда Игорь, сделав финт и стянув игрока на себя, набрасывал мяч в зону, куда влетал я, ловил мяч в воздухе и тут же отправлял в ворота.

— Выглядело эффектно.

— Правды ради стоит отметить, что авторство этой комбинации принадлежит грузинам. Мы только вывели исполнение на новую ступень, усовершенствовав и презентовав его Европе.

— Старый Свет вы впервые увидели...

— ...в 1977-м. Это была Румыния, нас туда Виктор Петрович Косинский возил. Как только вернулись, буквально на следующий день там прокатилось землетрясение, самое мощное в истории страны. Многие дома в Бухаресте были разрушены, погибло, кажется, около полутора тысяч человек. Но, конечно, эта страна была не из тех, после посещения которых можно было ахнуть: мол, как живет Европа! Там всегда чувствовалась бедность.

Помню, в 1989-м в финале Кубка чемпионов играли в Бухаресте со “Стяуа”. Пришли после матча на банкет — столы ломятся, чуть ли не к каждому прикреплен официант. А в городе в это время была самая настоящая голодуха, и потому все увиденное нас просто шокировало: как же так?..

— В 1979-м в Дании вы стали чемпионом мира среди юниоров.

— Да, эта страна была поинтереснее, но почему-то она как раз в памяти и не отложилась. Зато хорошо помню матчи, особенно за первое место, с юго- славами. Забросил им, кажется, 11 мячей, большинство с нулевого угла и с подкруткой. Они смотрели на это, разинув рот, и не понимали, что происходит.

— Когда была придумана знаменитая подкрутка?

— В СКА похожим образом бросал Коля Жук, но он делал это по-другому, направлял мяч с сильным отскоком в дальний верх. А я решил бросать помягче, мяч не долетал до опорной ноги вратаря сантиметров двадцать, и тот уже просто не успевал перенести тяжесть тела на другую ногу и оставался в отыгранном положении.

— Такой игрок просто необходим был национальной сборной СССР.

— Туда меня пригласили вскоре после юниорского “мира”. Поехал на турнир в Польшу. Играем с хозяевами, главный тренер Анатолий Евтушенко выпускает на замену. Забиваю три гола, и он садит меня на скамейку. Женя Чернышев: “Какого... ты молодого заменил?!” — “Это наше секретное оружие, мы его на Олимпиаду бережем!” Жене этот ответ убедительным не показался, потому что турнир, между прочим, был коммерческим и ребята бились за победу в каждом поединке. Признаться, для меня было непривычно и дико, что в разговоре с тренером у ветеранов команды проскакивал мат. Но, мне кажется, обе стороны к такому уже привыкли, и это ничуть не мешало ведению тренировочного процесса, в котором никто не сачковал.

После польского турнира лег на операцию, до февраля 1980 года с вывихом плеча лечился в московском ЦИТО. Потом поехал в Минск, где добрым словом помог Спартак Миронович. Посмотрел он, как я прихожу на тренировки, пристраиваюсь на лавочке и наблюдаю за работой ребят, и спросил: “Ты вообще на Олимпиаду поехать хочешь?” — “Спрашиваете...” — “Ну, тогда давай грузить те части тела, которые не болят”. Короче, к Играм в сборную я вернулся.

— Кто был для вас там самым ярким игроком?

— Володя Кравцов. Уникальный человек, не раз вызывавшийся в сборную мира, правый угловой по кличке Колобок. Мог играть на любом месте, хотя ростом был не выше 180. Характер очень добрый. Когда я после финала Олимпиады не хотел ехать в Минск — сам понимаешь, какое было настроение после того не забитого на последней секунде немцам мяча, — пригласил меня к себе пожить. Три дня был у него в семье, пока не обрел душевное равновесие. В Сандуновские бани сходили, за “покушать” съездили в Олимпийскую деревню, которая снабжалась тогда по высшему разряду финскими продуктами...

Земля ему пухом. Кравцов повесился в 90-е. От безысходности, как это часто у спортсменов бывает, когда не могут найти себя в другой жизни. Кто-то спивается, кто-то вот так уходит.

— В ком из олимпийской сборной 1980 года вы были абсолютно уверены, что он уж точно не опустит руки?

— В Юре Кидяеве. Он всегда был с головой, и это чувствовалось в его общении и с ребятами, и с руководством. Сейчас в Германии живет. Как и Саша Анпилогов. От него, кстати, я получил подзатыльник в автобусе, когда вернулся после допинг-теста. Эти полтора часа точно были не лучшими в моей жизни. Стресс, жуткая депрессия — ведь проиграли-то после моего броска. Сел в автобус и заплакал. Анпилогов по шее: “Ну хватит уже! Серебряный призер Олимпиады в 21 год — это совсем неплохо, ровесники тебе завидовать будут!”

С Мишей Ищенко жил в одной комнате. Душевнейший человек, очень спокойный, в жизни от него не слышал нецензурного слова. К Мише вся команда тянулась. Вратарь классный, хотя его комплекция всегда вызывала у зрителя закономерные вопросы. На атлета походил мало, животик выпирал, был похож скорее на человека, что проходил мимо и сделал одолжение команде, у которой не хватало вратаря. “Эй, чувак, постоять не хочешь?” — “Ну, давайте выручу уж, раз некому...” И благодаря своей фантастической реакции он действительно выручал сборную неоднократно. Ребята рассказывали, как в финале монреальской Олимпиады Штефан Бирталан — легенда мирового и румынского гандбола — вмазал ему со всей дури мячом в лицо. А потом повторил то же самое, бросая пенальти.

— Специально?

— Может быть... Но как только Мишу привели в чувство, он тут же попросился на площадку. Железный человек.

Разыгрывающий Володя Белов был трудягой — капитаном всех команд, в которых доводилось играть, в том числе и национальной сборной. В 1985 году его задержали на советской таможне с валютой. Всех подробностей не знаю, мы ехали отбираться на “мир”, а ребята, группа шесть-восемь человек, выбирали из своего состава одного, кому передавалась вся сумма, по понятным причинам. В тот раз жребий выпал на Володю. Нас уже ждали, это было понятно по особенно тщательному досмотру. Тогда до трусов раздели, заставили даже носки снять. А Володю развернули, куда-то повели, и после этого он свою карьеру в сборной закончил. Наверняка стуканул кто-то...

— На тот чемпионат мира в Швейцарию вы не поехали.

— Да, Евтушенко на ... послал. Он меня в проигрыше Суперкубка-1985 обвинил. Там традиционно собирались все чемпионы мира и Олимпиад, и по составу участников турнир превосходил любой другой. В полуфинале с венграми мне вставили под ребро так, что дышать не мог. За сутки врач сборной Роман Сергеевич Зубов сделал четырнадцать уколов и сказал: “Надо играть!” А как, если любое движение вызывает резкую боль? У нас, конечно, есть еще и Кидяев, но Евтушенко говорит, что тот не в форме.

Короче, сделали мне перед игрой еще один укол, затянули ребра в корсет, но это все как мертвому припарки — боль никуда не ушла. Естественно, два-три мяча через меня забивают — в самый ненужный момент. На собрании Евтушенко подводит итог: “Проиграли из-за Каршакевича”. Я мгновенно завожусь, говорю ему все, что полагается в этой ситуации, и ухожу. В отместку он не берет меня на “мир”. Но это и к лучшему — там наша сборная провалилась, заняв десятое место.

— Следует полагать, в олимпийском 1980-м после того вашего нереализованного броска в финале Евтушенко тоже молчать не стал.

— Церемонию награждения ждал в разминочном зале в Сокольниках. Я был не в силах сдержать свое горе, сел на маты и заплакал — ну что ты хочешь от молодого пацана? Зашел Евтушенко: “Что ж ты наделал...” У меня новый приступ слез. Потом в Новогорск приехали. Там небольшой банкет. Евтушенко встает: “Обидно, конечно, второе место заняли из-за Каршакевича”. Я снова в слезы, вскочил и ушел из-за стола. Через десять минут пришел Ищенко: “Не слушай Евтушенко, пошли к ребятам. Они тебя ждут”. Добрейшей души человек.

Я ведь на этот бросок сам напросился. Сказал Жене Чернышеву: “Нужен парашют!” Другого выхода не было, оставалось четыре секунды, мяч у наших ворот. Бросать не дадут. Потому договорились, что Томин дает пас Леше Жуку, а тот набрасывает мне в зону.

— Прямо как в Мюнхене-72, Едешко — Белов.

— Только у них получилось, а у нас нет. Хотя если бы забили, было бы дополнительное время, счет-то был 17:18. Я тысячу раз просматривал этот момент. Мяч вроде неплохо поймал, но времени было мало — торопился. Бросок пришелся в локоть вратарю Шмидту, затем мяч ударился в пол, в штангу и отскочил в поле... Хотя справедливости ради надо сказать, что в 1980-м команда не очень-то была готова к чемпионскому званию. Румын мы прошли со страшным скрипом, поигрывали по ходу семь мячей и вытащили игру исключительно благодаря Ищенко, который брал все. Немцы же прошли турнир спокойно, без лишнего напряжения и, думаю, были достойны победы.

— Вы отомстили Шмидту на чемпионате мира 1982 года.

— Мы уже вышли в восьмерку, а сборной ГДР еще надо было туда попасть. Не знаю, правда ли, только Евтушенко говорил, что немцы к нему подходили и просили отдать матч, но он отказался. Победа нам ничего не давала. А именно такие поединки, когда полностью раскрепощен, удаются особенно. Я ему одну подкрутку, вторую, третью... Бегу назад, оглядываюсь и вижу, как Шмидт просит замену, дескать, все, этот парень мне надоел. После игры подошел к нему и говорю: “Айнс цу айнс!”. А 2:1 случилось уже на турнире в Швейцарии, когда я снова над ним поиздевался.

В то время, безусловно, очень сильная гандбольная школа была у соцстран. Югославы, румыны, поляки, венгры непростые. Дания, Норвегия, Исландия тоже присутствовали на чемпионатах. Но, разумеется, такими мощными, как сейчас, они тогда не были.

Неприятно было играть с югами. У них стиль такой, что могут ущипнуть тебя, незаметно ударить и спровоцировать на ответное действие. Ответку локтем посылаешь, а судья тебе две минуты. Румыны такие же, еще и плюнуть в лицо могут.

Немцы — другие. Я, например, не люблю смотреть немецкий футбол. Он жесткий и нет той красоты, как у бразильцев или испанцев, которые плетут кружева и делают по двадцать передач. Там все кость в кость — в гандбол немцы так же играли. Зато честно, без хамства за спиной, как нормальные цивилизованные европейцы.

— Кто был самым неудобным противником у СКА на всесоюзной арене?

— Лично для меня запорожский ЗИИ. Там два вратаря сборной — Шипенко и Жуков, и они были настоящим камнем преткновения. Если другим забивал с подкруткой три-четыре мяча запросто, то этим один или два, да и то с максимальной напругой. Впрочем, и кроме ЗИИ, в чемпионате Союза хватало сильных команд.

Помню, в 1981-м играли тур в Минске с ЦСКА, МАИ, ЗИИ, “Гранитасом” и львовским СКА, только вышедшим в элиту. Первых четырех грандов мы положили, в последнем же матче уступили Львову, к собственному удивлению. А не надо было варежку раскрывать, потому что любая команда, даже дебютант, обладала достаточным классом, чтобы обыграть лидера.

На следующий день после поражения собрание. Начальник клуба Кудрявцев произнес сакраментальные слова: “Вон Фетисову канадцы глаз выбили, тот на лед выпал, а Слава его обратно вставил и снова в бой, а вы, засранцы, какому-то Львову проигрываете...” Причем он говорил так убежденно, будто сам видел тот подвиг Фетисова. Мы, естественно, восхищенно качали головами: какой молодец этот Слава. Прямо со льда поднял — мы, понятно, не смогли бы, куда уж нам.

— Самой колоритной личностью в СКА чемпионских времен был...

— ...Володя Михута — это любой подтвердит. У него в каждом городе была сестра. Едва в гостиницу заселились, он уже в путь. “Куда?” — “Родственники у меня здесь. Сестра двоюродная, надо проведать”. Голову любой мог задурить. Таких сказок нарассказывать... Кличка Андерсен.

Как-то в Стайках Миронович организует просмотр игры после ужина. Собрались все, Михуты нет. Давай в дверь его номера стучать — никто не открывает. Пробрались на балкон, в стекло тарабаним — ноль реакции. Утром спрашиваем: “Ты где был?” — “Спал”. — “Мы ж окно чуть не высадили”. — “А-а-а... Так это вы были? Я думал, птичка клювом стучит”... В другой раз кто-то из тренеров заходит к нему утром в номер. Михута спит как убитый, а из-под одеяла торчат не две — четыре ноги.

— Как относился к этому Миронович?

— Он нормальный человек и прекрасно все понимал. Команду невозможно все время держать в ежовых рукавицах, людям надо давать возможность расслабиться и сбросить стресс. Если кто-то захочет свинтить на свидание с девушкой, он это сделает, как за ним ни следи. Попадались все, но Миронович при всей своей строгости, конечно, на какие-то проступки мог закрыть глаза. Но опять же не всегда. Однажды Женя Сапроненко хорошо отметил встречу с друзьями у себя дома, отправился проводить их на остановку такси, а когда возвращался, перешел дорогу в неположенном месте. И главное — сделал это в самое неподходящее время, как раз перед кортежем первого секретаря ЦК Слюнькова. Женю, понятное дело, скрутили и как военнослужащего доставили в комендатуру. По большому счету, Миронович мог его оттуда достать, но делать этого не стал. Думаю, чтобы другие приняли это как наглядный урок. И все сразу всё поняли.

Женя, что и говорить, был лентяй редкий. Дают ему горячий чай, так он ждать не будет, пока тот остынет. Выливает половину и добавляет холодную воду. Или, например, прыгаем барьеры. Десять серий по десять барьеров. Женя прыгает, поджимая ножки в сторону от препятствия. Миронович: “Одну серию сниму, если не будешь сачковать”. И обрадованный этим сообщением Женя тут же начинает сигать в полную силу, уже не “облизывая” барьер, а взлетая над ним на двадцать сантиметров.

— Он, кажется, тоже из тех, кто не очень удачно устроился в жизни после гандбола.

— У него была очень светлая голова, он же радиотехнический закончил. Если у кого-то имелись проблемы с радиоприемником, ему хватало двух минут, чтобы тот снова начал работать. Когда после случая со Слюньковым его убрали из команды, он работал в РТИ, потом еще где-то, а сейчас, как я понимаю, перебивается с х... на х...

— Мосейкин тоже перебивается?

— Даже не знаю, где он теперь. Игорь Папруга говорил, занимается стиральными машинами. Ремонтирует, наверное. Кашкан таксистом работает. Васильченко раньше был сторожем на заводе, сейчас не знаю где.

— Я так понимаю, той своей звездной командой вы нечасто собираетесь.

— Почему же, на всякие там юбилеи и чествования с большим удовольствием. Я их тогда всех обзваниваю, и практически никто не отказывается. Мне, знаешь, за кого обидно? За Толю Галузу. Мы с ним как в 91-м попрощались — я поехал в Германию, он в Голландию, — так после этого он ни разу сюда не приехал. Звал его на свое 50-летие, единственный раз, когда разговаривал с Толей по телефону. Он сказал, что посоветуется с женой и они примут решение. И все, больше контактов не было. Не знаю, почему его не тянет на родину. На его месте мне было бы интересно просто увидеться с пацанами, посидеть, вспомнить, тем более есть что. Город, в конце концов, посмотреть, который за 25 лет изменился до неузнаваемости.

— За кого из ребят рады больше всего?

— За Колю Масалкова. У него тоже всегда были золотые руки. Ему в Германии выделили квартиру, и он в ней все сделал собственными руками, вплоть до камина. Работает как настоящий немец, очень скрупулезно и ответственно. Молодец!

— Как родина оценивала успехи клуба на международной арене?

— Нам давали квартиры — это, бесспорно, было мощным подспорьем. Премиальные за победу в Кубке европейских чемпионов составляли 500 рублей, с вычетом налогов — 454. Конечно, сумма не бог весть какая, но, как ни высокопарно прозвучит, никто из нас, выходя на площадку, не думал о деньгах. Как говорится — за Родину, за Сталина. Тренировки, которые Миронович проводил сейчас и в 80-е, — две большие разницы. Как я говорю парням из СКА: “Ваша сегодняшняя тренировка была бы у нас просто разминкой”. Например, у нас было упражнение. Ложили мат — в длину он примерно 180 сантиметров. И, отталкиваясь одной ногой, прыгали с одной стороны мата на другую, а в полете тебе бросали набивной мяч, который надо было поймать и отправить обратно. Сегодня, возможно, кто-то из армейцев это упражнение и сделает, но большая часть команды точно нет.

— Кто был самым выносливым в СКА?

— Скажу скромно — я. Любил разные упражнения, особенно акробатику. Юра Шевцов, к примеру, ее не особенно переносил, на всякий случай была приготовлена урна. Нагрузки были такими, что действительно выматывали до предела, и людей от перенапряжения просто тошнило. А сейчас даешь акробатику и боишься даже не сверхсложного, а просто сложного упражнения: как бы ничего не случилось... И большие деньги в советское время за гандбол не платили. Серебро московской Олимпиады было оценено в 800 рублей, а золото Сеула-1988 — в 3 тысячи долларов.

— Говорят, Советский Союз собрал тогда самую сильную сборную в истории.

— Соглашусь. Были ребята еще из нашей “молодежки” 1979-го: Рыманов, Васильев, я с Юрой Шевцовым. Астраханцы Тюменцев и Атавин, Лавров из Краснодара. Великолепный вратарь, ставлю его наравне с Ищенко. Они полные противоположности: Андрей в воротах настоящий псих, заводил и себя, и всю команду. Атавин тоже такой — злой и настырный.

Миша Якимович чуть позже подтянулся. Это вообще уникальный человек, по молодости если не забрасывает с первого броска, то потом сделает еще десять, чтобы забить. Мы даже просили Мироновича убрать его с площадки. Обход его под шаг, уникальный бросок... Ответная игра со “Стяуа” — что он творил вместе с Тучкиным...

— Кто считался самым жестким защитником?

— Женя Чернышев. Когда Кашкан говорил мне: “Войди в линию”, — я отвечал: “Ни фига, пусть Шевцов входит”. У Жени ручищи... За два метра ростом — и руки по полтора. Получаешь сразу локтем так, что мало не покажется.

— Как отреагировали партнеры по СКА, когда четыре года назад вы пригласили их вновь выйти на площадку — открыть 32-часовой гандбольный марафон?

— Михута сказал, что не пойдет: “Нет формы”. — “Найду”. — “Да я это... уже ходить не могу...” — “Будешь бегать!” Рыжий — Васильченко — тот сразу согласился, с энтузиазмом, Олег вообще за любой кипеш. Кашкан нормально, Довбня пришел, Костя Шароваров, Юра Шевцов... Думаю, никто не пожалел. Мне в принципе хотелось бы, чтобы мы чаще встречались. Вечера, что ли, какие-то придумывать?

— Звучала идея, чтобы неустроенные ребята могли стать полезными гандболу в качестве тренеров.

— Не так-то это просто — быть тренером. Надо перебороть себя и настроиться на тяжелую и изнурительную работу. Это только кажется, что ты сказал и все сделали. Так не бывает. Посмотрите на любого тренера за 50 — все седые.

— Но вообще-то рывок можно сделать в любом возрасте.

— Здесь все зависит от самого человека. Если захочет — сделает все, чтобы жить лучше, скажем, бросит пить. Можно выпить, все мы люди, для этого есть выходные и праздники. Но если пить по-черному, то тогда не видно смысла жизни.

Если есть рядом надежный человек, супруга, она поможет, заставит, где-то прикрикнет, и ничего в этом плохого нет — житейские дела. Одному жить очень сложно. У меня был такой период — приходил домой и выть хотел от одиночества. В двенадцать часов ночи шел на остановку возле дома только для того, чтобы с людьми поздороваться. Страшно.

— Как вы из этого состояния вышли?

— В 94-м ребята предложили погонять машины из Германии. Почему нет? Потом это все закончилось, а в 95-м меня пригласили на банкет после игры с французами в “Юбилейку”, и Виктор Владимирович Карпенко, сам в прошлом гандболист, директор гостиничного хозяйства, спросил: “А почему бы тебе не пойти работать к Мироновичу?” Тот был не против, и в конце 1995-го вернулся в СКА уже в качестве тренера. Покопался в своих мозгах, понял, что деньги рано или поздно заканчиваются, а заниматься в жизни надо тем, что получается лучше всего. И спасибо тем людям, которые наставили меня на путь истинный. И нынешней жене спасибо, с которой встретился в 1996-м. Она тоже гандболистка, кстати, тоже очень много тащила за уши, потому что поначалу были и прогулы тренировок, и другие несознательные поступки.

— Говорят, самое трудное в работе тренера — каждый день приходить на тренировку.

— Очень тяжелый труд, по сути, одни и те же упражнения, одна и та же тактика — может, с небольшими вариациями для разнообразия. И постоянное мотивирование игрока: надо быть первым в любой игре, пусть даже в картах или домино, в любом упражнении, потому что человек растет только тогда, когда прилагает максимальные усилия... Каждый день необходимо ставить цель. Сегодня прыгнул в длину на 250, завтра надо на 251. А через полгода на три метра — и тогда игра станет совсем другой. Будешь взлетать в воздух, как вертолет, и никто тебя не удержит.

У меня часто спрашивают: “Интересно, а вот выиграл бы чемпионский СКА у нынешних армейцев?” Отвечаю: “Да запросто, Тучкин с Якимовичем набросали бы вам целую авоську. И я вместе с ними. И в защите отстояли бы, а вы нам забили бы один гол, халяву какую-нибудь”. Хотя, несомненно, в этом ответе больше шутки. Трудно сравнивать команды, которые разделяют двадцать, а то и тридцать лет. Но если брать результативность, то мы забивали не меньше, а то и больше. Пусть попробуют 86 мячей кому-нибудь накидать.

— 86?!

— На Спартакиаде дружественных армий в 1983-м выиграли у Афганистана со счетом 86:2. Первый тайм Ищенко стоял — 40:0. На второй вышел Томин и с нулевого угла умудрился два пропустить. Я почти весь матч провел в отрыве и забросил 39. Мог бы и больше, но когда выскакивал на ворота, не мог сдержать смеха — у них вратарь был метр с кепкой и в перчатках, все время кричал, подбадривая себя, и так забавно молотил воздух руками, что вся наша скамейка просто на пол ложилась. Афганцы на нас потом еще и обиделись. Мы у Мозамбика выиграли всего 76:8. Они подходят: “Ну как же так, вы что, не могли им 90 положить? Или они вам более дружественная страна, чем мы?”

— Сегодня в СКА есть интересные ребята?

— Королек хороший парень, боец. И сам сражается, и прикрикнуть может на ребят, если надо. Саша Бочко — трудяга, выполняет очень большой объем работы. Кулеш перспективный, но сонный, иногда утром его не разбудить на тренировке, хоть лбом о стену бейся. На Михуту чем-то похож. До того не достучишься, этого не разбудишь.

— Самый удивительный человек в СКА для меня — Миронович.

— В следующем году будет сорок лет, как мы вместе работаем. Началось все со Спартакиады школьников 1976 года.

— Сильно изменился за это время?

— Только что постарел. Но опять же, как он сам говорит: “Я, может, уже ходить и не могу, но голова-то еще ясная”. Мне с ним нравится работать, и спорить тоже. Может, гандбол и меняется, однако мяч-то по-прежнему круглый. Но что таких трудяг больше нет, это точно.