К вопросу о журналистах «Коммерсанта».
Думаю, что сегодня уместно напомнить о том, что я являюсь человеком, которому Алишер Усманов и Российская Федерация (именем которой вынесено решение) запретили говорить о том, что в издательском доме «Коммерсант» есть цензура и осуществляет ее олигарх Усманов.
Почему это произошло?
Да, отвратный Усманов. Да, телефонное право.
Но в первую очередь потому, что в тот момент и бывшие и действующие журналисты «Коммерсанта» оказались ужасными ничтожными трусами.
Никто из них не пришел на суд, чтобы выступить свидетелем в пользу того, что известно всем. Никто даже и не сказал/написал ничего.
Занятно, что представители Усманова сами не ожидали такой трусости от журналистов и на всякий случай притащили этого отвратного Андрея Колесникова. Он стоял в коридоре и, если бы на моей стороне был кто-то из журналистов, привели бы свидетелем его. Типа, а вот этот именитый журналист говорит, что цензуры нет.
Но Андрей Колесников оказался невостребованным. Так и стоял в коридоре.
Мне не хочется, конечно, тут прогонять телегу «когда они пришли за этими я молчал, а потом бла-бла». И не злорадствую, несмотря ни на что я реально восхищен журналистами отдела политики «Коммерсанта», которые сегодня в полном составе ушли с работы в знак протеста против цензуры и увольнения своих коллег.
Однако, это ж ровно так и есть:
- трусили и молчали, когда им главредом какое-то чучело назначили с телеканала «Звезда»;
- трусили и молчали, когда Усманов со мной судился. Я их защищал, а они хихикали: ой, не надо нам такого, у нас все хорошо;
- трусили и молчали в ситуации с «Ротондой»
Не надо ничего говорить только «мы наемные рабочие у нас семьи». У всех семьи. И не видел я еще журналистов, которые с голоду помирают, на улице живут или им пистолет к виску приставляют. Это не вопросы жизни и смерти. Это именно вопрос: иметь достоинство или жить как трусливое ничтожество, прячась за показной цинизм.
Мы, вон, помогли профсоюзу медиков, которые организовывали забастовку врачей и медсестер в Новгородской глубинке. Наверное, санитарке предпенсионного возраста с зарплатой 11 тысяч пострашнее, чем московскому журналисту 30 лет. Ничего, боялись, но вышли протестовать и своего добились.
Все это я к тому, что очень важно:
- поддержать тех, кто ушел. Если им нужна юридическая помощь, ФБК ее окажет.
- не жалеть тех, кто не ушел. Это трусы. Сочувствие таким можно было выражать в 2012 или в 2015 году, но не сейчас.
- презирать тех, кто придет работать в отдел политики «Коммерсанта» на место уволившихся. Это штрейкбрехеры, худшие люди. Не смейте жать им руку, даже если они учились с вами вместе на журфаке или пили пиво в одной редакции.
Есть солидарность и твердость — любой усманов и путин отступит.
Нет солидарности и моральный релятивизм вместо твердости — так и будем друг другу писать «Ты держись». Под замком.