Протесты обнажают хрупкость вертикали российской власти.
Вопреки мнению многих наблюдателей и даже некоторых участников, протесты против застройки сквера в центре Екатеринбурга возымели действие. 21 мая по призыву митрополита Екатеринбургского Кирилла застройщики демонтировали пресловутый забор на месте предполагаемого строительства собора Святой Екатерины. Несмотря на то что горожанам, власти и церкви в Екатеринбурге предстоит обсудить еще много юридических и практических вопросов, судьба сквера у Театры драмы, где собирались построить храм, скорее всего, определена: он останется в нынешнем виде, а может быть даже станет более зеленым и благоустроенным.
В начале прошлой недели события развивались драматично, и казалось, что кончится все очередным поражением гражданского общества. Каждый день на улицы выходило больше протестующих, чем накануне, но власть отказывалась вступать в какие-либо конструктивные переговоры и безапелляционно требовала от участников протестов смириться со строительством храма. В город стягивались все новые и новые полицейские силы, что явно демонстрировало готовность властей идти до конца в противостоянии с горожанами. Десятки протестующих были задержаны полицией, и казалось, что это только начало.
Настроение власти изменилось после того, как президент Владимир Путин в ответ на вопрос журналиста о протестах в Екатеринбурге произнес несколько общих фраз о необходимости слушать мнение людей. Впрочем, президент вряд ли вмешался бы в ситуацию, если бы протесты в городе можно было игнорировать и дальше.
Главный вывод, который можно сделать после событий бурной екатеринбургской недели, - это действенность уличного протеста. Что бы ни говорили скептики и пессимисты, но массовый выход граждан на улицы способен заставить власть изменить уже принятые решения, даже если уступки кажутся неприемлемыми для тех, кому в итоге их приходится делать.
Но есть нюанс, который обязательно надо учитывать. Масштабными и длительными протестные акции в современной России могут быть только тогда, когда для них есть конкретная причина, понятная широкому кругу возможных участников. Более того, у протестов должна быть ясная и достижимая в ближайшей перспективе цель. Не стоит надеяться, что люди объединятся вокруг абстрактного политического призыва и будут митинговать, не представляя себе какого-то определенного результата. Это, кстати, касается не только России. Одно дело массово выйти на улицы и требовать отставки президента, чья власть очевидным образом покачнулась, совсем другое - протестовать в ситуации, когда никаких предпосылок для скорой смены режима нет.
В Екатеринбурге вышеуказанные условия были соблюдены. Об угрозе, нависшей над сквером в центре города, было известно довольно давно, однако массовым протест стал только тогда, когда на месте строительства будущего храма появился забор. Именно возведение этого уродливого сооружения заставило самые широкие слои горожан осознать всю серьезность проблемы и обозначило понятную и достижимую цель противостояния: напугать власть массовостью и решимостью протестов и тем самым добиться возвращения сквера в исходное состояние.
Протесты обнажают хрупкость вертикали власти
Ситуация в Екатеринбурге показала, что акции протеста в России, скорее всего, так и останутся точечными и связанными с местными проблемами и никак не будут влиять на общероссийскую политическую ситуацию. Тем не менее любое тактическое отступление под давлением уличных протестов ослабляет власть гораздо сильнее, чем может показаться. Попытки провести всероссийские протестные кампании заставляют всю вертикаль власти работать в едином ритме, сопротивляясь общей политической угрозе. Протесты же на местах заставляют власть искать виноватых внутри себя, что создает нервозную обстановку и деморализует средний и нижний уровень чиновничьего аппарата.
В стране сложилась тупиковая ситуация, неразрешимая в рамках существующей политической системы. Власть укомплектована безынициативными и сервильными чиновниками, игнорирующими все, кроме команд начальства. Но в любой кризисной ситуации от них требуется проявить инициативу и умение "услышать людей". Более того, именно интересами местных чиновников и их бизнес-окружения Кремль всегда готов пожертвовать, оставаясь непреклонным в ситуациях, когда речь идет об интересах ближайшего окружения президента. Где тонко, там, как известно, и рвется. Поэтому любое стихийное бедствие, любой террористический акт, техногенная катастрофа или массовый уличный протест обнажает всю хрупкость кажущейся такой несокрушимой и непреклонной путинской вертикали власти.
Вывод из всего сказанного вполне прост, но от того не менее важен: в условиях фактического свертывания демократии и ограничения прав и свобод российских граждан уличные протесты остаются для них единственным и последним способом добиться от власти хоть какой-то реакций на свое недовольство. А если такие выступления будут массовыми и начнутся одновременно во многих регионах, нельзя исключать что это может привести к краху нынешнего политического режима в России.
Федор Крашенников, "Немецкая волна"