«Это была не толпа. Это была давка»
Сегодня – 20 лет со дня трагедии на Немиге.
30 мая 1999 года с одной стороны Немиги отмечали Троицу: в храмах шли праздничные службы. С другой — праздник пива, где меняли крышечки от сигаретных пачек на бесплатный бокал пенного. В 20.00 на празднике должна была выступить популярная в то время группа «Манго-Манго». А в 20.25 начался сильный ливень. Он длился всего несколько минут, за это время в переходе станции метро в давке погибло 53 человека — 35 из них не было и двадцати лет, сотни были травмированы. 20 лет спустя вместе с очевидцами, пострадавшими, родными погибших, врачами, сотрудником милиции, следователем, экспертом по поведению толпы и многими другими журналисты tut.by восстановили хронологию самой страшной трагедии в истории современной Беларуси.
30 мая 1999 года. Утро. В прогнозе — дождь и грозы
С утра в прогнозах на радио и ТВ синоптики не раз предупреждали: во второй половине дня в городе кратковременный дождь, возможна гроза — сказано в материалах уголовного дела.
В 16.40 дежурный синоптик дополнительно выписал штормовое предупреждение:
«В ближайшие 3 часа на большей части территории республики, по Минской области и в Минске ожидаются грозы, которые сохранятся в течение ночи».
— Максимальная температура воздуха составила +28,3 °С. Вечером на фоне жары проходил атмосферный фронт, который дал дождь и грозы. Это вполне летняя ситуация, — поясняет Александр Беганский, начальник службы метеорологических прогнозов. — В тот день выпало 9,8 мм осадков. Для понимания: это 10-литровое ведро на 1 м².
18.00. Протоиерей кафедрального собора: «Молитве очень мешала громкая музыка у Дворца спорта»
— В 18.00 у нас началось торжественное богослужение накануне престольного праздника — дня Святого Духа. Молитве очень мешала громкая музыка со стороны Дворца спорта, но служба, конечно, состоялась, — рассказывает протоиерей Сергий Гордун, который служит в Минском Свято-Духовом кафедральном соборе с 1994 года.
Он вспоминает, что 30 мая 1999 года был праздник Святой Троицы. Закончилась служба после восьми часов вечера.
Протоиерей Сергий Гордун служит в Минском Свято-Духовом кафедральном соборе с 1994 года. Он рассказывает, что молиться о погибших на Немиге стали сразу же на следующий день, когда никто еще об этом не просил.
— Несмотря на дождь, прихожане и духовенство стали расходиться. Спустившись вниз от собора к остановке общественного транспорта, мы заметили, что на противоположной стороне улицы произошло что-то печальное, так как там было скопление народа и много машин скорой помощи. Я помню, еще подумал: да, случилось что-то печальное, но вот несколько машин с профессиональными медицинскими работниками, поэтому присутствие посторонних будет только мешать. Вошел в троллейбус и поехал домой. Уже потом из новостей узнал о масштабе трагедии, — вспоминает священник.
— Молимся и теперь: и индивидуально, и на общецерковной молитве. Молимся и по собственной инициативе, и, конечно, тем более тогда, когда приходят родственники, подают записки и просят отслужить панихиду или заупокойную литию. Дай Бог, чтобы такие трагедии больше не повторялись.
20.30. Давка. «В какой-то момент упала лицом вниз. Те, кто был сзади, продолжали идти вперед»
Примерно в 20.30 на входе в подземный переход начинается давка. Елена Кмит и Андрей Кригер находились внутри.
Елена: На празднике я была с подружками — Таней и Катей. Вместе мы учились в 8 классе. Еще во время концерта решили поехать в парк Горького, поэтому не торопясь направились в метро. Стал накрапывать дождик. Людей в переход шло немного.
Болтая, прошли первый пролет. И вдруг — на середине «островка» перед вторым пролетом остановились. Люди, которые были впереди, не двигались. Почему? Не знаю, переход сделан так, что из-за низкого потолка и толпы стоящие выше не видят происходящего внизу. Народа вокруг собиралось все больше. Заметила, что некоторые падают. От дождя ступеньки были мокрые, и люди, видимо, спотыкались. Помню, как рядом «пробегали» их руки. Чтобы устоять или подняться, эти ребята пытались за кого-нибудь ухватиться.
Андрей: Фактически меня спасла сигарета. Когда полил дождь и поток направился в метро, я спрятался под каштаном, захотелось покурить. Позже в переходе я успел пройти первую лестницу и уперся в толпу. Парни и девушки стояли и не двигались, а сзади народ напирал. Были такие молодцы, которые начали пропихивать людей. Думаю, от этого все пошло.
Елена: Я была на каблуках и в какой-то момент упала лицом вниз. Те, кто был сзади, продолжали идти вперед, от этого мое тело потихоньку сползало вниз. Постепенно на животе я проскользила второй пролет. Где-то за две-три ступеньки до низу остановилась. Подняться не получилось: на моих ногах кто-то лежал. А того человека прижимал другой. Это чем-то напоминало принцип домино. Чем ниже меня пропихивали, тем больше лежащих людей я видела вокруг.
Андрей: Я стоял между пролетами. Думал: переход ведь длинный, есть выход на другую сторону, почему никто не двигается? Потом решил: наверное, всем нужно на метро — людей много, они медленно проходят к поездам. Надо подождать. А сзади все напирали.
Мы двигались лишь из-за того, что нас сжимало все плотнее и плотнее. В какой-то момент уже нельзя было даже пошевелиться. Сильно сдавило грудную клетку, вдыхать стало сложно. Чтобы не задохнуться, я приноровился дышать часто и неглубоко.
Елена: От травм и веса навалившихся сзади людей у меня очень болели ноги. Потом, наверное, из-за шока я уже ничего не чувствовала, только думала, что к 9 вечера мне нужно быть дома, родители ведь волнуются.
20.40. Очевидец: «Они лежали прямо там, на ступеньках, где начинается потолок перехода»
— Мы спустились в переход с другой стороны, от кафедрального собора, вдоль стен стояли люди, о чем-то говорили — все казалось вполне обыденным, рассказывает Денис Шуть. — Вдруг мы увидели, как какие-то парни несут человека. Но даже это не показалось странным. И когда я практически уперся в ступеньки на выходе из перехода, увидел тела людей. Они лежали прямо там: на ступеньках, в месте, где начинается потолок перехода. Там уже была милиция, омоновцы, они переворачивали тела и смотрели, в каком люди состоянии. Я оцепенел. Только тогда я начал осознавать всю картину происходящего. Мы с другом развернулись, вышли из перехода там, где зашли, перешли дорогу по наземному переходу и вернулись туда, где все произошло. Эта картина у меня до сих пор перед глазами: возле елок у дороги (их тогда было больше, чем сейчас) на траве лежала красивая девушка в юбке средней длины. Ее уже не реанимировали. Тогда я еще не понимал, что человек, который только что умер, выглядит практически так же, как и живой.
Денис Шуть сейчас счастливый отец, работает в компании, которая занимается автозапчастями для автомобилей. В 1999 году ему было 19 лет, он только окончил первый курс БНТУ и решил не ехать в эти выходные домой к родителям в Осиповичи, а вместе с однокурсником сходить на праздник на Немиге.
— В то время такие мероприятия были редкостью, тем более обещали выступление известной группы «Манго-Манго». Мы не были ее фанатами, но студентам для счастья много не надо. В тот день была очень хорошая погода: светило солнце и не было никаких предпосылок, что пойдет дождь. Прогноз погоды мы не смотрели, потому что тогда его невозможно было посмотреть в интернете, как сейчас. В 1999 году почти ни у кого и мобильных телефонов-то не было.
На празднике было очень много молодежи, то и дело публику развлекали конкурсами. Денис с однокурсником туда пришли еще днем и были до вечера. Само по себе мероприятие позиционировали как праздник пива. По словам Дениса, тем не менее пьяных было немного. Сцена и территория возле нее не были огорожены, люди спокойно могли ходить туда-сюда, да и никаких досмотров при подходе на концерт, по воспоминаниям Дениса, не было.
Буквально за десять минут до того, как в переходе началась давка, Денис с однокурсником спустились к Свислочи и пошли в сторону сегодняшней улицы Зыбицкой. Примерно там они должны были встретиться со знакомыми. Как только стали отходить, увидели за бывшим Домом физкультуры на Немиге тучу. Но это была маленькая тучка, при этом небо было чистое, светило солнце. Пройдя буквально еще несколько метров, ребята почувствовали первые капли дождя. Музыки уже не было слышно, и стало понятно, что концерт прекратился.
— Мы даже сразу не пытались прятаться, но дождь стал в разы сильнее, и мы побежали от Свислочи к хозяйственным постройкам церкви, которые были на сегодняшней Зыбицкой. Там укрылись под навесом на крыльце, но даже это не помогло. Дождь был очень сильный, дул ветер, это даже трудно описать. Из-под навеса нас залило, мы промокли до нитки.
Примерно 20.40. «Схватили девушку. Она была без сознания. Вынесли на воздух и снова спустились»
Из давки Тимофей Бородич вышел босиком, на часах было где-то 20.40.
— Единственное, о чем тогда думал: «Где мои кроссовки?» — вспоминает тот день Тимофей. — Решил: подожду, пока все разойдутся, вернусь и заберу обувь — и тут услышал, как из перехода кричат: «Помогите!».
Тимофей Бородич, предприниматель и музыкант. Во время трагедии ему было 19. В давке стоял на лестнице, где-то в середине толпы. В какой-то момент, вспоминает, люди спереди перестали двигаться, а со спины продолжали давить. Тело градусов на 45 наклонилось вперед, а ноги остались сзади. Люди наступали на пятки, из-за этого слетели кроссовки. Что происходило, понять было сложно. Позже непонимание сменил страх.
На праздник пива молодой человек пришел с большой компанией. Когда вышел из перехода, рядом оказался только один друг — Евгений Бобровский. С Женей они спустились на крик. Там, где заканчивались ступеньки, они увидели завал из людей. Люди, говорит, лежали практически друг на друге.
— Мы схватили первую попавшуюся девушку. Она была без сознания, — продолжает собеседник. — Вынесли на воздух и снова спустились. Рядом несколько десятков таких же молодых ребят выносили других людей. Процессом никто не руководил, но все добровольцы действовали очень слаженно: одни поднимали, вторые, уже наверху, пытались реанимировать.
Пострадавших чаще брали вдвоем, иногда втроем. Несли за руки, ноги. Мысли, что у человека могли быть переломы, не было, как и ощущения, что в давке мог кто-то погибнуть. В какой-то момент Тимофей увидел, как после искусственного дыхания девушке натянули на голову майку. Это был знак: она умерла.
— Времени думать о смерти не было. Пока кто-то находился в переходе, останавливаться было нельзя, — говорит собеседник. — В какой-то момент прибежали милиционеры и ОМОН и с нами стали поднимать людей наверх.
Тех, кого вынесли, хаотично раскладывали на земле. Все вокруг было усыпано людьми. Рядом с некоторыми голосили друзья. В парах с другими парнями Тимофей вынес человек шесть-семь.
— Минут через 15 после давки заметил скорые, а до этого люди просто выбегали на дорогу, останавливали машины. Не спрашивая у водителя, клали пострадавших в салон и просили: «В больницу», — описывает обстановку Тимофей. — Чуть позже, видимо, поняв, что что-то происходит, водители уже останавливались сами и предлагали помощь.
Пострадавших, говорит Тимофей Бородич, выносили минут 10−15. Так по крайней мере казалось.
Около 20.45. Экс-замначальника РОВД: «Нам тоже было больно, после Немиги появилась седина»
— Прибегаем и видим следующую картину: стоит скорая, бригада склонилась над молодыми людьми, лежащими на земле, а ОМОН оттесняет зевак. Этот подземный переход устроен так, что если стоишь наверху, не видно, что творится внизу. Спустился… Сплошная стена от пола до потолка людей, они были спрессованы в какой-то змеиный клубок. Люди кричали, просили помощи, но сами выйти не могли. Мы вместе с другими сотрудниками милиции стали разбирать тела, кто-то был в сознании, кто-то без. То, что выносим уже умерших, тогда даже не приходило в голову. Доставать людей из этого клубка было нелегко, руки и ноги были переплетены, поэтому приняли решение делать это от стены. Запомнил, как под телами людей, лежала маленькая девочка лет пяти, вынес ее на руках к врачам, потом искал в списках погибших. К счастью, не нашел, — Александр Пархомчик начинает брать паузы. Ему этот разговор дается тяжело, и заново переживать ужас нелегко, даже спустя 20 лет.
В те годы Александр Александрович был первым заместителем начальника Центрального РОВД, начальником криминальной милиции ведомства.
Прежде чем начать разговор, Александр Пархомчик берет ручку и быстро схематично начинает восстанавливать события 20-летней давности. Чуть позже становится понятно: события развивались стремительно, никто не мог предположить, чем все обернется.
— Днем я выбыл на праздник пива, чтобы посмотреть расстановку нарядов, и поставил задачу: пьяных не допускать. Что скрывать, после таких мероприятий всегда был негатив. Люди выпивали, не всегда умели выстроить отношения, были драки с тяжкими телесными. Потом выпившие любили нырять в реку, и доставали их уже водолазы. Это были 90-е годы, другое время, и люди не умели отдыхать так культурно, как сейчас, — рассказывает Александр Пархомчик.
В материалах уголовного дела указано: 30 мая 1999 года в вытрезвитель с праздника было доставлено 29 молодых людей. Бывший сотрудник милиции как сейчас помнит минуты до трагедии.
— Это был прекрасный день, светило солнце, небо такое чистое. А потом неожиданно из-за магазина «Алеся» появилась черная туча, не успели мы с Воробьевым (заместителем начальника Центрального РОВД. — Прим. ред.) дойти от сцены до проспекта Машерова (а это метров 30), как начался проливной дождь, сильный ветер. Все происходило мгновенно. Люди начали искать укрытие, и подавляющее большинство побежало через дорогу. Первая мысль: нужно перекрыть проспект, чтобы никого не задавили. Машины стали, и люди перебежали на другую сторону, — говорит Александр Александрович.
И в этот момент сообщают по рации: нужно срочно идти к станции метро «Немига».
— Уже позже один следователь, который случайно оказался в этой толпе, рассказывал: это было безумие и мощь неконтролируемой толпы. Люди внизу кричали: «На-зад!». А сверху кричали: «Наваливай!» и продолжали наваливаться. Мои коллеги говорили: сотрудники ОМОНа, видя этот ужас, забрались наверх подземного перехода и взводом прыгнули вниз, на толпу, чтобы ее рассечь, — добавляет Александр Пархомчик.
Между 20.30 и 21.00. «Потеряла единственную дочь! И мне уже не станет легче, если кого-то накажут»
— Они даже не успели выйти из метро… Поднялись на две ступеньки, а на них уже бежала толпа. Юля (подруга) сумела устоять, а моя Настенька нет, — сквозь слезы рассказывает Елена Бельская. — Я потом спрашивала у Юли: «Как же можно было ходить по людям?». Подруга дочки ответила: «Тетя Лена, мы тоже ходили, когда выбирались из перехода». Один Бог знает, что там происходило, как сильно сдавили людей, если даже такие крепкие хлопцы-милиционеры погибли. Говен Володя и Гена Рябоконь в свой выходной день помогали спасать людей, больше домой они не вернулись.
В 1999 году 18-летняя Настя Бельская училась в техникуме и проходила практику на минском хлебозаводе. Как вспоминает ее мама Елена Владимировна, девушка не хотела идти на концерт, но подружка уговорила.
— Первое время, когда слышала в электричке или в автобусе имя Настя, плакала, было так обидно: «Боже, что же вы все надо мной издеваетесь! Неужели нет другого имени?». А потом подумала: пусть хоть у этих Настенек будет хорошая доля, пусть они будут счастливы. Эти же девочки не виноваты, что у них все хорошо. Это моей Насти больше нет… У меня уже никогда не будет внуков, не будет той радости, которая есть у людей, — весь наш разговор Елена Бельская плачет. Это слезы потери, слезы горя длиною в 20 лет и слезы бессилия. Ничего уже нельзя изменить… От осознания этого и страшно, и очень обидно.
Елена Владимировна о случившемся знает только то, что рассказала подруга дочери, вопросов она не задавала.
— Говоят, что это 53 рубца на сердце Беларуси, на самом деле это рубцы на сердце родителей и родных. Все забыто, у каждого своя жизнь, Юля потом пропала, перестала звонить. Это моя беда, — тяжело вздыхает женщина. — Я как-то услышала: «Прошло 40 дней, мы смирились с этим, пора и родителям». Разве можно когда-нибудь смириться со смертью ребенка? Первый год мне разрешили бесплатно ездить, свет оплачивала наполовину, а теперь, чтобы выделили деньги на цветы на кладбище, надо собрать кучу бумажек. Это такое унижение! Да не надо мне ничего, я сама Настеньке куплю цветы.
Настю похоронили на кладбище в Молодечно. И если первое время Елену Владимировну тянуло приехать в Минск, прийти в тот самый подземный переход, то теперь женщина все чаще ходит в церковь и на могилу к единственной дочке.
Между 20.30 и 21.00. «Мы тормозили другие машины и просили везти людей в клиники»
— По моим ощущениям, дождь начался достаточно резко. Это был град. Сначала мы спрятались под деревом, а потом решили взять такси и уехать. Доехали до метро, поравнялись с его входом и увидели что-то непонятное. Люди вытаскивали из перехода пострадавших, клали их на землю. Мы решили помочь и отправить на нашей машине кого-нибудь в больницу. Водитель согласился. Затем мы тормозили другие машины и просили везти людей в клиники. Некоторые водители нормально реагировали и соглашались, но были и те, кто не хотел запачкать машину. Люди еще не совсем понимали, что происходит, возможно, думали, что компания грузит к ним в машину кого-то пьяного, — рассказывает очевидец трагедии Михаил Синкевич.
В 1999 году Михаил работал журналистом в телерадиокомпании «Мир». Сейчас он трудится в другой сфере и занимается продюсированием.
30 мая, помимо праздника пива, на Немиге свое двухлетие отмечало и радио «Мир» в Беларуси, поэтому он и пошел туда с коллегами, но не по работе, а провести время. На праздник они пришли примерно часа за два до начала дождя.
Ребята отправили в больницу примерно пять машин с пострадавшими, а затем решили пойти в офис телерадиокомпании «Мир» на улице Коммунистической. Это недалеко от Немиги. Там в эфире радио приостановили программы, и Михаил сообщил, что на Немиге произошла трагедия, попросил водителей или скорые, которые поблизости, ехать туда и помочь забрать людей и отвезти их в больницу.
Около 20.50. Врачи 2-й больницы: «Часть поступивших — в состоянии клинической смерти»
В 1999 году 2-я городская больница находилась на Немиге, на улице Янки Купалы, 29. Когда произошла давка, людей начали доставлять именно в эту, ближайшую, клинику.
Екатерина Пчелкина сейчас работает анестезиологом-реаниматологом городской клинической больницы скорой медицинской помощи в Минске. В 1999 году она была реаниматологом во 2-й клинической больнице.
Утром 30 мая 1999 года анестезиолог-реаниматолог 2-й клинической больницы Минска Екатерина Пчелкина заступила на дежурство. Это был обычный рабочий день, на работу вышла вся дежурная бригада реаниматологов, их было три человека.
— Сначала никто не понял, что произошло. Заведующего реанимацией Евгения Александровича Прокосенко позвали в приемный покой, — вспоминает Екатерина Пчелкина. — Он ушел — и все нет его и нет. Потом звонят мне и говорят, что он просит, чтобы подошла и я. Я подумала, что могло случиться, если первоклассный специалист, коим Евгений Александрович являлся, не справляется без меня? (К сожалению, Евгений Александрович ушел из жизни почти 15 лет назад) Прихожу, а там уже много пострадавших. Оказалось, его позвали, когда привезли первого человека, а потом их стали привозить массово. Я побежала за реанимационными сумками, в приемный покой созвали почти всех медсестер, которых только можно, из операционной вызвали заместителя главврача Романа Леонидовича Коропа. Он дежурил анестезиологом во время операции.
На работу вызвали еще одного реаниматолога Сергея Морозова. Сейчас он работает заведующим операционным блоком госпиталя МВД.
— Поступивших было очень много, — продолжает Екатерина Пчелкина. — Медсестры и врачи работали слаженно, по мере сил нам помогали ребята, которые вылезли из этой мясорубки на Немиге и сопровождали своих девочек, которых задавило, в больницу. Был медбрат из другой клиники, который приехал к нам проведать отца, тот здесь лежал, и он тоже не уехал домой, а остался помогать.
Екатерина Пчелкина отмечает, что к ним во 2-ю больницу привезли очень много пациентов в тяжелом состоянии. У части из них была клиническая смерть из-за удушья, которое возникло в результате сдавления в толпе.
— У нас реанимация была на 12 коек, и помогло то, что стали приезжать скорые с реаниматологами и забирать людей, которых уже можно было перевозить в другие больницы города. Это было очень хорошее подспорье. То есть мы людей готовили к транспортировке: например, парень в тяжелом состоянии, мы его заинтубировали, чтобы была проходимость дыхательных путей, за него уже дышал аппарат, ему уже капают противосудорожные препараты. В таком состоянии его уже можно было везти в другую больницу. В итоге у нас в реанимации остались пять девочек, два парня и один мужчина.
Самой младшей из девочек 2 июня 1999 года исполнилось 16 лет. Мужчине было около 45 лет, он занимался самбо и в момент давки выходил из метро. Он спас несколько человек, но в итоге толпа его и поглотила. У одного из парней была беременная девушка, и ее отвезли в другую больницу. Говорят, что все у них в итоге было хорошо.
Про уникального врача Сергея Морозова 2-й клинической больницы в 1999 году, наверное, написали почти все крупные газеты. Сейчас он работает заведующим операционным блоком, анестезиологом-реаниматологом госпиталя МВД.
Сергей Морозов отмечает, что сначала пострадавшие были в искусственной коме, когда пришли в себя, саму давку они уже не помнили. Память устроена так, что такие страшные события стирает. Девочки из реанимации помнили только, что собирались пойти на праздник, встретились с друзьями, пели песни, начался дождь — и они пошли в метро.
— У нас тогда много раз спрашивали, как такое возможно? Но они действительно ничего не помнили.
В больницу часто приходили незнакомые люди и приносили ягоды. Художники, которые продавали картины у Ратуши, в конце рабочего дня приносили деньги для родителей пострадавших. Посол Молдовы привез ящик клубники, а представитель фирмы, занимающейся медтехникой, подарил хороший аппарат искусственной вентиляции легких. Поддержка ощущалась со всех сторон.
На страницах газет того времени министр здравоохранения Игорь Зеленкевич рассказывал журналистам, что в тот день задействовали 58 бригад скорой помощи. Пострадавших и погибших госпитализировали и развезли по клиникам в течение 40 минут. Первые скорые приехали на место через четыре минуты после того, как получили вызов. Это было в 20.35. При этом основная нагрузка сразу легка именно на 2-ю больницу. Всего в помощи врачей нуждались 155 человек. Из них 78 положили в разные больницы города, в тяжелом состоянии было 37 человек.
Около 21.00. Экс-главврач БСМП: «Экстремальная ситуация очень сплотила сотрудников больницы»
— Нам тогда было достаточно одного слова, чтобы сориентироваться. Я сказал вводить план действий по гражданской обороне. У нас есть свой алгоритм на такие случаи, поэтому все, кто был дома, приехали в больницу, особенно это касалось реаниматологов и хирургов. В итоге мы практически за полчаса разрешили всю ситуацию с поступившими после давки, — рассказывает Георгий Нарушевич.
Сейчас он на пенсии, а в 1999 году, когда на Немиге произошла трагедия, он возглавлял больницу скорой медицинской помощи. В тот день он был у себя на даче, вечером позвонили из больницы и, не вдаваясь в подробности, сказали, что произошла трагедия.
Георгий Нарушевич сейчас на пенсии, а в 1999 году, когда на Немиге произошла трагедия, он возглавлял больницу скорой медицинской помощи.
Георгий Александрович рассказывает, что он сразу же поехал в Минск, и когда был в больнице, уже практически все были на рабочих местах. В их больницу очень многих везли сразу с места трагедии. Поступило большое количество пострадавших, были уже и мертвые. В основном у пациентов врачи диагностировали переломы грудной клетки.
Из пострадавших 16 человек были на грани жизни и смерти. У них был синдром длительного сдавления, в основном это были девочки, самой младшей лет 16. Их госпитализировали в реанимацию и всех подключили к аппаратам искусственной вентиляции легких. Повезло, что незадолго до этих событий в больнице открыли вторую реанимацию, это помогло спасти людей. Все 16 выжили, девочка с самым тяжелым состоянием пролежала в клинике около месяца.
— Эта экстремальная ситуация очень сплотила сотрудников больницы. Каждый работал на своем месте добросовестно и самоотверженно. Это я хорошо запомнил.
Георгий Александрович вспоминает, что медикаментов и оборудования у них было достаточно.
30 мая 1999 года — март 2002. Расследование. Следователь Генпрокуратуры: «Была недоработка милиции»
— Конечно, психологически было тяжело. 53 погибших, 350 потерпевших, — говорит Валерий Кудин, когда мы встречаемся на его даче под Минском. — А вот с юридической точки зрения, как квалифицировать события и кому предъявлять обвинение, проблем не было.
В день трагедии Валерий Аркадьевич, начальник следственного отдела по особо важным делам Генеральной прокуратуры, был в командировке в Речице. Расследование уголовного дела первоначально было поручено его заместителю Валерию Комаровскому. Через год он скончался от тяжелой болезни, и руководителем следственной группы стал Кудин, он же завершал расследование.
Валерий Кудин считает, что милиция в тот день недоработала в плане безопасности.
В халатности следствие обвинило двух сотрудников ГУВД Мингорисполкома: первого заместителя начальника милиции общественной безопасности Виктора Русака и начальника отдела по массовым мероприятиям Михаила Кондратина. Оба вину не признавали.
— Расследование длилось два года из-за большого объема работы, необходимо было назначить порядка 360 медицинских экспертиз по установлению степени тяжести телесных повреждений, допросить всех свидетелей. Потерпевшие с пониманием относились к тому, что мы делали, — вспоминает Валерий Кудин. — Когда коснулся вопрос, как всех участников ознакомить с материалами уголовного дела, приняли решение: позвать всех в актовый зал прокуратуры. В моей практике такое было впервые.
— Валерий Аркадьевич, сотрудники милиции считали, что ни в чем не виноваты. Это была стихия, которую никто не мог предсказать. К тому же были еще организаторы концерта, пивзавод, который поставил столько пива, что каждому хватило по полтора литра.
— А при чем здесь пивзавод? Спиртное ведь продавалось в магазинах, которые были недалеко от сцены. Думаю, спиртное здесь ни при чем, тем более что, по заключению экспертов, почти все погибшие были трезвыми. А тех, кто толкал людей в переход, никто не освидетельствовал. Если честно, предъявлять обвинение по халатности всегда тяжело. Почему? Чаще всего люди что-то делали, но что-то недоделали или сделали не так. В этой истории речь шла о том, что мы должны были предъявить обвинение коллегам, с которыми совместно обеспечивали правопорядок. Это было психологически нелегко.
Август 1999 года. Суд. Мама погибшей 16-летней Алевтины: «Кто ответит за случившееся?»
Наталья Михайловна Новаковская — та самая женщина, которая смогла после трагедии объединить родителей погибших детей. Женщина признается: им было сложно достучаться до чиновников, приходилось все время о себе напоминать, требовать ответ на самый главный вопрос: «Кто ответит за случившиеся?». Она и еще трое человек обратились в суд Московского района Минска, но первое заседание, в августе 1999 года, быстро закончилось, объявили перерыв. Несколько месяцев Наталья Новаковская добивалась возможности создать общественное объединение «Центр социальной защиты Немига 99» — и добилась.
После трагедии Наталья Новаковская смогла объединить родителей погибших детей.
С Натальей Новаковской мы встречаемся в парке в Чижовке. В этом микрорайоне выросла Алевтина, здесь же на глазах Натальи Михайловны женились и выходили замуж одноклассники Али, рожали детей. Наблюдать за этим было непросто, но семья приняла решение: после трагедии не уезжать из родного микрорайона, не менять ничего в комнате Али и, конечно же, сохранить личные вещи девочки.
После гибели 16-летней Алевтины Новаковской жизнь ее семьи разделилась на «до» и «после». Жизнерадостная школьница любила родных, друзей, каждый год уезжала на отдых в лагерь «Солнечный» или «Веселый» и, как все подростки, мечтала о большом будущем. Жизнь Али оборвалась в том самом страшном переходе 30 мая 1999 года. И ее семья стала жить воспоминаниями, слезами, поездками на кладбище и встречами с родителями других погибших детей. Наталья Михайловна, мама Алевтины, признается: даже спустя 20 лет после того, как похоронила дочь, ей не легче и время никогда не вылечит материнскую боль, оно даже не в состоянии ее заглушить. Слишком больно, слишком обидно, что Али не стало так рано.
— Аля пошла на тот праздник, потому что договорилась с одноклассницами, — рассказывает Наталья Михайловна, держа в руках дневник дочки за 10 класс. На последней странице, там, где указаны четвертные оценки, практически одни пятерки, только один раз встречается оценка «4» (в 1999 году была пятибалльная система оценки знаний. — Прим. ред.). — Девочки нарядились и поехали в 19.00 на концерт «Манго-Манго», послушали одну песню, им не понравилось, поэтому пошли к метро. Тут начался дождь, все стали бежать… Позже мы везде искали дочку, ездили по больницам, а нашли в БСМП, не живой, самой крайней у стены, — вспоминает Наталья Новаковская. — Вся ее грудка, шейка была в синих точках: Аля умерла от удушья.
Женщина говорит, что родителей поддержал правозащитник Олег Волчек.
— Он понимал нашу трагедию и подсказал: нужно обращаться в суд. На том празднике милиция отвечала за безопасность, так почему она не должна нести ответственность за гибель 53 человек? Как вы уже знаете, никто не был наказан из-за сроков давности преступления, — вздыхает Наталья Михайловна.
— С вами когда-нибудь связывались сотрудники милиции? Возможно, предлагали встретиться?
— Когда в 2008 году возле стелы произошел взрыв, родителей стали вызывать на допрос. Милиция посчитала, что мы так мстим. Когда позвонили мне, сразу отказалась куда-либо идти: «Мы не ходим ни какие мероприятия, вы не умеете их организовывать!». Позже, правда, перезвонили и извинились. Знаете, как тяжело родителям, когда их не поддерживают!
— Мы хотели сделать знак, памятник, капличку, нам все время отказывали. Но мы же не просили ничего сверхъестественного! Например, не так давно обратились с просьбой приподнять знак памяти на Чижовском кладбище с именами 11 погибших. Чиновники сказали найти документы, которые бы подтверждали, что знак был установлен на бюджетные средства. Нашли. Нас направили в спецкомбинат, который предложил признать могилы бесхозными, чтобы он мог взять их на свой баланс. И это при живых родителях!
30 мая 1999 года — март 2002. Расследование. Эксперт-психолог: «В трагедии никто не виноват»
— Для проведения экспертизы нам предоставили материалы уголовного дела, где были собраны показания свидетелей, а также видеозаписи с концерта и из морга. Две недели мы с коллегами ходили в Генеральную прокуратуру, чтобы прийти к какому-то выводу и сделать заключение, — рассказывает Екатерина Агеенкова, на тот момент доцент кафедры психологии БГУ, кандидат психологических наук. — По записям с концерта было видно: публика не была возбуждена и не воодушевлена музыкой, несколько человек пили пиво на лужайке. Я бы сказала, это был так себе концерт, музыканты не заряжали.
Во время следствия Екатерина Агеенкова была экспертом по поведению толпы.
Пока шло расследование уголовного дела, была назначена судебно-психологическая экспертиза. Эксперты должны были ответить на несколько вопросов. Как началась трагедия на Немиге? Какие факторы могли вызывать давку в пешеходном переходе? Мог ли дождь и гроза спровоцировать гибель людей? И что вообще такое толпа с точки зрения психологии? Среди специалистов была Екатерина Кузьминична, позже она же выступала в суде, когда судили милиционеров, в качестве свидетеля.
— В экспертизе я прочла следующее: «Ярко выраженного поведения, типичного для опьяневших людей, на видеозаписи не наблюдалось». А как же разговоры о пьяной и неуправляемой толпе?
— Нельзя сказать, что там все были пьяные. Некоторые молодые люди чуть покачивались в такт музыке, но единения толпы не было. Например, когда один человек в ужасе бежит, а остальные бросаются за ним. Это все не про события 30 мая 1999 года. По словам очевидцев, когда пошел дождь, люди стали спокойно расходиться. Когда дождь пошел сильнее, они побежали, но паники при этом не было. Для «фактора толпы» характерна эмоциональная заряженность. Все шли к метро индивидуально, люди не сгрудились в толпу ни на концерте, ни во время давки. Единственный момент, когда они сплотились, когда вместе кричали: «На-зад!».
— C точки зрения психологии те люди, которые были в переходе, это толпа?
— У понятия «толпа» есть два значения. Первое — это много людей в одном месте. Второе — люди, заряженные одной и той же идеей, у всех одинаковое эмоциональное состояние. Я помню, как милиционеры рассказывали во время суда, что они обучены работать именно с такой толпой, которая куда-то идет, ей что-то надо. Они умели рассекать только агрессивную толпу. На Немиге такого не было. Это было скопление людей. По сути, в трагедии никто не виноват. Милиционеры действовали по правилам, которым их обучили.
8 июля 1999 года. 40 дней после трагедии. «Времени на работу было немного»
К 40 дням после трагедии возле станции метро «Немига» установили мемориал «Розы», позже рядом появилась маленькая часовня, внутри которой на плите выгравированы фамилии погибших.
— Примерно через неделю после трагедии меня (я тогда возглавлял Союз художников) и Александра Чадовича, который был главным архитектором Минска, вызвали к мэру, — вспоминает скульптор Геннадий Буралкин. — Владими
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]