«Зарплату повысили — теперь $185 получаю»

Репортаж о жизни в хрустальной империи.

Сегодня в Березовке выдают молоко за вредность. У проходной огромная велопарковка, но на улицах никого. Мы прячемся от дождя и заходим в крошечный торговый центр. Хозяйка салона убегает с криками о кипящей работе. Парень из мастерской говорит, что он не местный, а как зовут его начальника, не помнит.

Владелица вещевого магазина без мужа говорить тоже не хочет. «За-шчэ-ми-ли», — в голос смеется одна из сотрудниц и говорит, что разговорчивых людей лучше искать где-то в другом месте, хотя найти их будет непросто: в условиях отсутствия альтернативы народ боится остаться вообще ни с чем и предпочитает молчать, пишет onliner.by.

Хрусталик

«Это маленькая копия нашего государства», — дает короткую характеристику своему родному заводу местный житель и спешит закончить беседу. Вполне вероятно, что однажды в ваши руки попадали изделия именно этого мастера: продукция стеклозавода «Неман» когда-то была в каждой квартире, а в серванте вашей бабушки наверняка стоит набор хрустальных стаканов или рюмок родом отсюда.

Когда-то «неманский» хрусталь разлетался по всему Союзу. Потом мир в очередной раз перевернулся, а завод за ним не поспел. Конкурировать с современными производителями уже не получалось, продукция пылилась на складах, а предприятие оказалось на грани банкротства.

Терять горячо любимый бренд государство не решилось и согласилось помочь. На развитие и модернизацию правительства были выделены десятки миллионов долларов. Кроме стеклянных и хрустальных изделий, «Неман» начал производить стекловолокно и стекловату — не столь узнаваемые, но прибыльные продукты. Какое-то время казалось, что и это не спасет знакомый бренд, но в последние год-полтора здесь стали говорить о новых достижениях, успехах и маленьких победах, которыми Березовка не наслаждалась уже давно.

За несколько лет этот завод видел многое: громкое задержание бывшего директора за взятку, приезд Лукашенко, протесты населения против «грязного» производства и смену руководства. Теперь же все тихо. Может, это новая жизнь так зарождается?

Печи

Рабочие давно привыкли к толпам туристов и объективам фотокамер: производство здесь действительно интересное и красивое. Дымят печи, течет стекло, похожее на карамель из рекламы, создаются фигурки.

«Загораем!» — кричит нам покрасневший мужчина в майке Korn и ловко управляется с чугунной формой для создания салатных мисок. «Она килограммов сто весит, не веришь? Хочешь попробовать? Ага, разбежался. Не положено», — троллит работник, не отрываясь от процесса. Народ здесь веселый: грусть мало чему поможет.

В «хрустальном» цеху художники потеют над «Царевной лягушкой» и «Коровой Томой» для сувенирных магазинов. Мы подходим к молодому парню, сидящему за станком, и спрашиваем об условиях на производстве, но разговор тут же прерывает наша провожатая: «У нас на такие вопросы только директор отвечает. А для чего, вы думаете, я с вами хожу?» — смеется женщина и предлагает пойти в кабинет руководства. О том, как создают главное сокровище наших бабушек, вы можете почитать отдельно в нашем производственном репортаже, а пока идем общаться с новым руководителем, который смотрит на будущее завода очень оптимистично.

Рубли

В начале года в Гродно начался суд над бывшим директором и одним из топ-менеджеров «Немана». Оба отработали совсем недолго, а после были задержаны за взятки: по версии следствия, они проворачивали темные схемы с поставками стекловаты украинским фирмам. За получение примерно $6 тыс. экс-директору дали шесть лет колонии усиленного режима, его коллеге за $1200 — два. Они пытались обжаловать приговор, но буквально на днях суд постановил оставить его без изменений.

Поскольку было это совсем недавно, нового руководителя на заводе еще нет — пока есть только и. о. Юрий Петрович Кисляк. Он приглашает к себе в кабинет и соглашается поговорить о проблемном производстве. Наверное, потому, что сегодня есть о чем рассказать.

— Как у вас дела? — задаем самый главный вопрос руководителю.

— Ситуация достаточно хорошая и стабильная. Даже учитывая прошлогодний рост показателей, мы вышли на достойные результаты. На данный момент дела ничем не хуже, чем в 2018-м. У нас стабильный рост.

Юрий Петрович просит секретаря распечатать статистику за последние месяцы. На бумаге красуются симпатичные цифры:

Темп роста объема промышленного производства в действующих ценах составил 107,8%.

Соотношение запасов готовой продукции и среднемесячного объема производства — 568%.

Экспорт продукции за январь — апрель 2019 года составил $4,8 млн, или 103,2% по отношению к аналогичному периоду 2018 года.

Рентабельность продаж увеличилась на 4,87%.

Таких показателей — целая страница. Юрий Петрович уверенно говорит о том, что производство движется к светлому будущему и дела постепенно налаживаются. Мы просим объяснить, что все это значит для людей.

— Мы в несколько этапов повышали заработную плату. Основной упор, конечно, делался на участок выработки — на рабочих, непосредственно занятых на производстве, а это высококвалифицированные рабочие 5—7-го разрядов. Пока, к сожалению, без внимания остались работники вспомогательного производства. Конечно, это неправильно, и это надо исправлять.

— Если говорить о простом рабочем, о каких повышениях идет речь?

— Я считаю, о значительных. Ведь зарплата у нас не повышалась шесть лет. Если брать выдувальщиков 7-го разряда, то зарплата у них сегодня составляет 1000—1300 рублей.

— А была?

— в 2018 году — 700—800.

— Это выдувальщики. А у остальных как дела? Насколько подняли среднюю зарплату?

— Конечно, о высоких темпах роста говорить не приходится, потому что основной акцент был сделан на отдельщиков и выдувальщиков — те профессии, от которых в значительной степени зависит производство, — говорит Юрий Петрович.

Со слов руководителя, сейчас разрабатывается указ Лукашенко по реструктуризации задолженности, которая будет разбиваться на определенный период. Сроки еще не озвучены, но директор уверен, что им хватит времени на то, чтобы предприятие смогло рассчитаться с долгами, которые пока, увы, не уменьшаются. Тем не менее на сотрудниках задолженность отражаться не должна: руководство обещает не только не сокращать штат, но даже расширить его.

— Еще недавно на заводе работало почти две тысячи человек. Сейчас — только полторы. Пришлось сократить?

— Конечно, у нас есть определенный дефицит кадров. От нас до литовской границы всего 45 километров, до польской — 120, а в Белостоке находится стеклозавод, поэтому значительная часть высококвалифицированных работников уехала туда. Специфика производства такова, что при отсутствии выдувальщика без работы остаются остальные члены бригады, а это три-четыре человека. Но кто-то возвращается, кого-то не устраивают условия и там. Учитывая повышение зарплат у нас, будем надеяться, что люди будут возвращаться. Особенно приятно принимать людей, которые возвращаются обратно, потому что условия меняются в лучшую сторону.

Мы долго говорим о последних новостях и попытках восстановить нормальную работу предприятия. Дирекция утверждает, что проблема с забитыми продукцией складами уже не стоит, вопрос с экологией предприятия давно решен, а продукция успешно расходится по всей стране и за ее пределы. Мы выходим с предприятия с ощущением диссонанса: в последние годы «Неман» то и дело гремел в новостях, на бумаге же все иначе. Кто-то из работников предлагает нам подойти к проходной и дождаться четырех часов, когда народ высыплется на улицу после трудовой смены. Говорят, там нас ждет другая правда.

Эстония

В это время город буквально закипает — сотни человек собираются в магазинах, едут на велосипедах и толпятся у банкомата. Мы подходим к двум сотрудникам, болтающими между собой.

— Ну как, налаживаются на заводе дела? — задаем простой вопрос, который делает лица рабочих чуть серьезнее.

— Не особо, — вздыхает мужчина и старается побыстрее уйти.

— Говорят, у вас тут зарплаты круто выросли за полгода. Или нет?

— У кого? Во даешь! — громко смеется мужик, качает головой и уходит с улыбкой. Разговаривать остается только его напарница.

— Мама не горюй! Клыганства (словом «клыга́ць» в Лидском районе заменяют слово «ковылять». Вероятно, женщина имеет в виду шаткость нынешней экономики. — Прим. Onliner). Получаю 370 рублей на сортировке. Я когда устроилась на работу в 1985 году, получала 290. А теперь вот то же самое. Но тогда у нас 16 печей работало, а сейчас — только две.

— Так вам же, говорят, зарплату повысили. Или нет?

— Зарплату повысили — теперь вот 370 рублей получаю. Выдувальщики, может, и зарабатывают, а у меня лично как-то так.

Мы пытаемся догнать не успевших исчезнуть людей. Большинство пытаются скрыться и не хотят брать на себя ответственность. Один из работников невольно отводит подальше от проходной и соглашается поговорить.

— Ой, знаете, не хочу я нарываться, но ладно. Кому-то зарплаты повышали, есть такое. Я бы сказал, что немножко в лучшую сторону есть сдвиги. В плане зарплаты в смысле. Я вот немного больше начал получать недавно — рублей на 100, даже чуть больше. Ну, до 1000 рублей нам еще очень далеко, но хоть что-то.

Да, зарплаты небольшие, но больше в городе идти некуда. А так я человек маленький: пришел, отработал и домой пошел. Лучше ведь так, чем никак. У нас же если не на завод, то на Россию или на Польшу. Но это кто молодейший. Там же заплата не такая, как здесь. Наши в Польшу едут, а поляки все утекают на Германию и на Португалию, потому что они за такие деньги работать не будут.

— Ну сейчас хоть по 500—600 рублей выходит?

— Может, кому и выходит. Но у нас в бригаде 400 рублей примерно. Но все же от разряда зависит. Получал бы я 1000! На фиг та Россия, на фиг та Польша!

— А в городе что происходит?

— Ну, город обновляется, это правда. Как племянник мой говорит, скоро все как в Минске будет. Извини меня, сравнить с тем, что тут было раньше!.. Ни плитки, ни хрена не было! Ходили тут по грязи, как в свинячнике жили. А сейчас красивше все. Потихоньку, потихоньку.

Мы продвигаемся по центру города, если таковой может быть в населенном пункте с численностью меньше 10 тыс. человек. Нам указывают на одного из немногих, кто не работает на заводе. Мужчина, в отличие от остальных, по сторонам не оглядывается и сразу начинает рубить.

— Где у вас в городе еще работать, если не на заводе?

— Так за границей! Россия, Эстония. В Эстонию сейчас все из Польши утекают. Там поинтересней, конечно.

— А на завод не берут или не хотите?

— Ты сколько зарабатываешь?

— Не скажу.

— Ну вот. А здесь я бы и не спрашивал: стыдно. В начале 2000-х на заводе 16 печей работало, а сейчас — только две. Это все до одного директора было, который потом на повышение поехал — с него все и началось. А тот, что срок получил, вообще зашибись мужик был! Он этот завод поднял, при нем в городе все стало хорошо. Люди столько просили, столько писали — жалели его. Такой мужик! А потом… А-а-ай! Все позакрывали, людей поразгоняли, вот тебе и завод. Так что ничего тут хорошего нет.

— Много людей по шабашкам ездит?

— Да половина Березовки или на заводе, или на шабашках. Стройки, отделки. А тут в ближайшем будущем ничего не видно. Выдувальщикам зарплату повысили, а остальным — так, по мелочи. На 400 рублей живут. Да и то, сколько там людей осталось? Не знаю, когда они здесь порядок наведут.

Через полчаса в городе снова не остается людей: дождь разогнал всех по домам. На заводе тем временем началась очередная смена — художники стараются над сувениркой, для поляков и украинцев готовится очередная партия стекловаты. «Временный» директор обещает, что скоро ситуация стабилизируется, а в цехах закончат ремонт, который высасывает огромную часть бюджета, работникам снова повысят зарплату — хотя бы чуть-чуть. Может, тогда и народ заметит признаки новой жизни?