Ленты социальных сетей читаются сегодня, как книги Алексиевич.
А ведь три года назад, в тридцатилетнюю годовщину катастрофы, на «Чарнобыльскі шлях» пришли немногие: меньше тысячи человек. Впрочем, что тридцать лет, что двадцать четыре, что тридцать три – одна и та же картина.
В прошлом веке все было по-другому. «Чарнобыльскі шлях-1996» в десятилетнюю годовщину катастрофы до сих пор помнят все, кто в то время был в сознательном возрасте. 50-тысячное шествие, и не на Бангалор, а по проспекту Скорины, и не страшны были этому шествию милицейские кордоны и спецназовские дубинки. Именно после него в Беларуси появились первые политзаключенные, первые политэмигранты и первая правозащитная организация «Весна-96». Потом на «Чарнобыльскі шлях» еще несколько раз выходили десятками тысяч. Кажется, в последний раз он был многочисленным в 2001 году, в пятнадцатую годовщину. И все. Прошлый век, нафталин. Да что там век - тысячелетие прошлое. Зачем стирать радиоактивную пыль с тех давних событий, зачем тревожить уснувший навеки реактор – мир и без того сотрясают катастрофы, войны, теракты. А уж у белорусов и подавно свои собственные проблемы, и главная из них – просто выжить. Тут уж, казалось бы, не до воспоминаний и уж тем более не до интереса к той давней трагедии.
И вдруг на экраны выходит «Чернобыль» - иностранный сериал на чужом языке, с актерами, которые и само название, возможно, долго не могли выучить. И этот сериал будто выбивает пробку, десятилетиями закупоривавшую нашу память. Дело не в том, что его смотрят и обсуждают все. Главное – все начали вспоминать собственный Чернобыль и рассказывать истории жанра «взрыв на АЭС и моя семья». И оказалось, что Чернобыль – как Вторая мировая война: он затронул каждую белорусскую семью. Везунчиков, которых бы он не коснулся, оказывается, не существует в природе. Понимаете, вот нет такого подвида «белорус без Чернобыля». Как бы ни старались лукашенковские селекционеры – не вывели.
Ленты социальных сетей сегодня читаются, как книги Алексиевич. Если пользователь в те годы еще не родился или был мал – цитирует рассказы родителей. У одних был знакомый физик, который позвонил и потребовал бежать в аптеку покупать аскорутин, и стало страшно, потому что этот звонок с аскорутином предупреждал: случилось что-то очень страшное. У других были бабушки и дедушки в Хойниках и Брагине. У третьей оказалась мама со связями, которая умудрилась отправить дочку на все лето в лагерь на Черное море, и лагерь этот был заполнен киевскими детьми, но ни одного белорусского ребенка, кроме дочки активной мамы, там не было. Четвертые бегали кросс под радиоактивным дождем, пятые маршировали на первомайской демонстрации с флагами и плакатами. Родителей шестых отправляли в горящий Чернобыль, и они радовались, что не в Афганистан. Седьмые бежали куда придется, подальше от Чернобыля. Восьмые, десятые, сотые… Чернобыль – это для всех и навсегда, хватит каждому.
Странно, конечно, что белорусы начали вспоминать свой Чернобыль лишь после сериала. Впрочем, великая сила искусства всегда загадочна. Как же здорово, что этот сериал вышел. И как страшно, что он вышел. Потому что для авторов и для иностранных зрителей – это хирургически точное воспроизведение истории. А для нас – это фильм про сегодняшний день и про нашу жизнь. Мы, в отличие от создателей сериала и зрителей, так и живем там, по ту сторону экрана. В том же вранье, на том же уровне молчания о последствиях катастрофы, с такой же бездарной властью, которую никто не выбирал. Человеческая жизнь не стоит и гроша, как тридцать лет назад. Выживших ликвидаторов лишают льгот, потому что не думали, что они будут жить. Их просто не брали в расчет при планировании государственного бюджета. Теперь они такие же, как все, без привилегий. Потому что не было никакого Чернобыля, пора забыть. Тем более что вместо него сегодняшние бездари водружают посреди Европы новую станцию, роняя реакторы.
И все-таки хорошо, что белорусы вспомнили – каждый про свой собственный чернобыльский опыт. Это значит, что государственная программа молчания о последствиях проиграла живой человеческой памяти. И есть шанс, что мы сможем остановить строительство новой АЭС и вообще изменить всё. Но для этого нужно выйти из экрана. Потому что пока мы просто второстепенные персонажи страшного, почти документального кино.
Ирина Халип, специально для Charter97