У поляков получилось, получится и у русских.
Конечно, «дело Голунова» чуть сместило планку: может быть, изменится применение наркотической статьи и уменьшатся полицейские злодеяния по ней. Кажется, убавилось страха. Я испытал приступ счастья от вида незнакомых людей, вышедших на гражданский протест. (Много лет после разгрома Болотной я встречал в пикетах только знакомых), пишет российский публицист Виктор Шендерович в «Фейсбуке».
Но сил изменить ситуацию кардинально у оппозиции нет, да уже нет и оппозиции как политического инструмента: в пикеты и на марш выходили — просто люди. Попытка реформ сверху, как мы видим раз за разом, быстро упирается в коррупционный интерес тех, кто эти реформы должен проводить.
Поэтому, стратегически, мы все в той же исторической точке: точке гниения. (Трусливая полицейщина, как мы знаем из истории, как раз и есть верный признак гниения и, в перспективе, обрушения).
Системным либералам, пытающимся смягчить участь населения, попавшего под традиционную раздачу — мое уважение и сочувствие. Соучастникам-разводчикам (в частности, организаторам «разрешенного марша 16 июня») — привычное презрение.
Но все это, повторяю, частности на фоне старой чугунной констатации: мы в руках у напуганных и потому особенно опасных бандитов. Наличие у бандитов госказны, охраны, мандата, патриархата, двуглавого орла и ядерной кнопки лишь усугубляет тяжесть ситуации.
О правах и законах рассуждать поздновато: по закону Путин и Ко должны были бы только-только откинуться, после отсидки по тяжелым статьям о захвате власти и военных преступлениях, совершенных в начале «нулевых». А сколько статей накопили они с тех пор…
Потому-то и не уйдут они сами. Оттого-то никакая жестокость для удержания власти и не покажется им излишней…
Спросите меня: что делать? — и я отвечу: не знаю. В политическом плане — не вижу вообще никакого плана выхода из этого похорошевшего концлагеря.
Но есть и очевидная (как минимум, для меня) этическая плоскость, и на ней-то все как раз — яснее некуда: нужно провести полосу отчуждения между ими и нами.
Широкую, недвусмысленную полосу.
Я понимаю, что это, в некотором смысле, попискивание в мертвый космос и попытка разговора с неживой материей, но ей-богу — элита, ау! деятели культуры там разные, профессура… Вы же не все безнадежные, правда? в ссученном виде ползать возле этих щиколоток — самим же небось тоска, разве нет?
Булыжник можно оставить пролетариату, а вот отойти от подонков на санитарное расстояние — ей-богу, нетрудно. И главное — ничего вам за это уже не будет: не до того им сейчас, болезным! Максимум издержек — сокращение финансирования. Люди, ей-богу, рисковали иногда большим.
«Не принимать причастие буйвола» (Генрих Белль), перейти на другую сторону улицы…
Только массовое отчуждение заставит их почувствовать себя оккупантами. А это ощущение очень ускоряет исторический процесс!
У поляков, кстати, однажды получилось. И я ж не русофоб какой-нибудь, чтобы полагать, что россиянам, венцам творения, соотечественникам Льва Толстого и Федора Конюхова, не под силу то, что смогли поляки…