Как заканчивают популисты

Поучительные истории.

Ничего не ново под солнцем. А если кажется иначе, то мы или мало знаем, или ничего не помним. В очередной раз убедился в этом, обсуждая последние события в Украине во время круглого стола в Сан-Франциско. На первом месте дискуссий — феномен Владимира Зеленского. В связи с чем моя хорошая знакомая Яна Ратман, бывшая киевлянка, живущая теперь в США, рассказала две интересные истории.

Герои первой — Аби Руэф и Юджин Шмитц, два местных политика. Руэф родился в 1864 году во французско-еврейской семье, был вундеркиндом, поступил в университет в 14 лет, а в 21 — стал самым молодым адвокатом Америки. Его юношеские годы проходили в тени калифорнийской золотой лихорадки, превратившей бывшее испанское военное поселение в большой, но очень коррумпированный город. Руэф вместе с группой идеалистов пытался бороться с коррупцией. Но когда ничего не вышло, решил ее возглавить и создал новую партию, призванную защищать интересы рабочего (да!) класса Сан-Франциско.

Поскольку у самого Руэфа не было шансов занять пост мэра, он создал своего кандидата: харизматичного музыканта Юджина Шмитца. Руэф уговорил его баллотироваться, убеждая, что «психология избирателей похожа на психологию толпы пацанов или примитивных людей». И не ошибся: его партия победила на местных выборах, а «красавчик Джин» (кличка Шмитца) стал городским головой. Причем дважды: сначала в 1902 году, затем — в 1905‑м.

Формально Сан-Франциско правил Шмитц, реально — Руэф. Он писал речи мэру, учил его, как вести себя на встречах и митингах, а за кулисами брал взятки. Парочка контролировала все административные должности, кроме начальника пожарной команды и прокурора. Последний хоть и был назначен Руэфом, вел себя независимо. Он, кстати, и отправил в Вашингтон отчет о коррупции в городе. А тогдашний президент Теодор Рузвельт взял это расследование под личный контроль.

17 апреля 1906 года Шмитц и Руэф узнали, что против них заведено дело. Но тут вмешались высшие силы: в городе началось сильное землетрясение. А затем — пожар. Шмитц повел себя по‑популистски и распорядился расстреливать мародеров без суда и следствия. Хотя главная проблема заключалась не в мародерстве, а в коррупции. Недофинансирование городского водоснабжения привело к тому, что из всех гидрантов работал лишь один. Пожарным просто не хватало воды. Ситуацию разрешил генерал Фредерик Фултон, командир местного гарнизона. Он приказал подорвать часть домов и таким образом остановил распространение пожара.

Землетрясение отвлекло внимание от дела против Шмитца и Руэфа. Но ненадолго. В 1907‑м оба были приговорены к заключению.

Эта история стала частью местного фольклора. Хоть и не спасла город от ее повторения. В 1971‑м в Сан-Франциско переехал Джим Джонс, основатель общины Храма народов. Здесь привыкли к фрикам. Но Джонс был особенным. Он называл себя воплощением Иисуса Христа, Будды и Ленина, а также выступал за полную интеграцию чернокожих в американское общество. Это сделало его популярным среди бедных. В середине 1970‑х его заметил тогдашний мэр — демократ Джордж Москоне. Чтобы победить на выборах, ему нужна была поддержка чернокожей бедноты. Схема сработала. Москоне набрал в 12 раз больше голосов, чем его соперник. В качестве награды Джонса назначили на один из самых финансово выгодных постов в городской администрации.

Слава и влияние Джонса росли. Однако в прессу просочились сообщения о том, что в общине насилуют женщин и детей, а нескольких верующих удерживают силой. Родственники требовали вмешательства. Чтобы избежать расследования, Джонс переселил общину в джунгли Гайаны и основал там городок, который скромно назвал Джонстаун. Когда по его следам туда приехал сенатор Лио Райан с группой журналистов и обеспокоенных родственников, охрана города открыла по ним огонь. Вместе с Райаном погибли три репортера и одна местная жительница.

Загнанный в угол, Джонс приказал всем верующим Храма принять яд. Погибли около 900 жителей Джонстауна, треть из них — дети. Трагедия в Гайане срикошетила по Сан-Франциско. Один из советников мэра, Дэн Уайт, ветеран вьетнамской войны, застрелил Москоне в его кабинете.

Мы знаем, как умирают диктаторы и тираны. Многие — не своей смертью. А если и своей, все равно их кончина становится большой встряской для созданного ими режима — до такой степени, что иногда он рушится.

Мы забываем или не знаем, как умирают популисты. Их судьба тоже незавидна. Но их смерть ничего не меняет в системе. Популисты приходят и уходят, а коррупция остается.

Зеленский заслуживает того, чтобы дать ему «привилегию сомнения» на первые 100 дней. Но это не освобождает нас от обязанности рассказывать ему, его команде и тем, кто за него голосовал, подобные истории.

Ярослав Грицак, историк, «Новое время»