Что произошло в Баренцевом море?
Четвертые сутки гибели четырнадцати подводников. Что стало понятнее? Почему они не спаслись? В разговоре на Радио Свобода участвуют военный эксперт Юрий Федоров, председатель правления группы "Беллона" Александр Никитин, телевизионный критик Александр Мельман.
Елена Рыковцева:Мы пытаемся продолжать следить за историей расследования трагического пожара, который унес жизни 14 подводников. С нами в студии Александр Мельман, телевизионный обозреватель. Мы будем сегодня говорить о том, как освещалась, невозможно этих параллелей избежать, как освещалась трагедия "Курска", как освещается сейчас эта ужасная история с "Лошариком". С нами на связи Юрий Федоров, военный эксперт. Мы также сегодня поговорим с Александром Никитиным, который является председателем группы "Беллона", это очень тоже человек профессиональный, грамотный, он знает, что такое подводные лодки, из первых рук. К сожалению, информации за прошедшие сутки, уже пошли четвертые сутки: 1-го они погибли, 2-го об этом сообщило Министерство обороны, на третьи мы узнали некоторые детали очень скромные, несущественные, только к вечеру появился список погибших, в котором два Героя Советского Союза, семь капитанов 1-го ранга. Когда вы увидели, как это подается, как это освещается, что вы подумали в сравнительном смысле с тем августом 2000 года, когда случилось все это с "Курском"?
Александр Мельман: Это очень тяжелые воспоминания, а ведь уже 19 лет прошло. Я помню, конечно, как нам врали, я помню успешных, сытых людей, я имею в виду руководство Российской Федерации, в Сочи отдыхал тогда Владимир Владимирович, там был Евгений Максимович Примаков, насколько я помню, к ним подошли журналисты и спросили, как-то реакция была, насколько я помню, практически нулевая. То есть совершенно людям было не до этого. Это был чисто советский подход. Владимир Путин как президент, это стало видно именно после лодки "Курск", был в этом смысле очень советский руководитель, для которого то, что происходит с людьми где-то там, – это не самое главное, а важно, как сделать правильную мину при плохой игре, сделать нужный пиар. Тем более тоже все было засекречено. Мы потом помним его интервью Ларри Кингу, эту ухмылку – "она утонула". Конечно же, это очень тяжелые воспоминания. Ложь была видна. Люди гибли, может быть, некоторые были еще живы. Из-за того, что гриф "секретно", не позвали помощь, не захотели позвать, не могли позвать соответствующие спасательные службы Великобритании или Норвегии. Вот это все вспоминается. Но я хочу здесь, может быть цинично, сказать, политика дело циничное, – Владимир Путин обучаем, он меняется, и в этом смысле, наверное, сильно изменился. Наверное, он сейчас уже не настолько советский руководитель в этом смысле. Сейчас то, что мы видим, действительно по-другому нам об этом сообщают.
Елена Рыковцева:Это очень интересно, как по-другому. Потому что действительно сегодня он встречается с Сергеем Шойгу и улетает в Италию. И сейчас уже нет в обществе такой реакции, улетел – нормально, потому что там другие люди, идет расследование, зачем он здесь, собственно говоря, нужен. Как бы присутствие Путина не считается обязательным, запроса такого уже нет.
Александр Мельман: Просто тогда очень видно было это лицемерие, двусмысленность ситуации, наплевательство к людям, к судьбе их. Я вспомнил события после сбитого южнокорейского "Боинга" 1983 года, там как врали. Сбили этот "Боинг" тоже из-за повышенной сверхсекретности. "Чернобыль" мы все с вами смотрели. Поэтому здесь мало что меняется. Просто сейчас он действительно улетел в Италию на запланированный визит, действительно нет общественной потребности, чтобы он прилетел. Нет ощущения вселенского траура, все делается в деловом порядке.
Елена Рыковцева:Посмотрим сюжет об этой лодке.
Елена Рыковцева:Давайте для полноты картины напомним, почему назывался "Лошариком" этот аппарат, по шарообразной форме, так между собой неофициально назвали военные, вспомнив мультик 1971 года "Лошарик", когда жонглер, мечтающий стать дрессировщиком, построил из своих шариков лошадку.
Елена Рыковцева:Теперь посмотрим, как общались между собой Владимир Путин и Сергей Шойгу перед отъездом Владимира Путина в Италию.
Елена Рыковцева:Что тут дополнительного появилось: атомный реактор приглушен, опасности нет, люди героически потушили пожар, что они будут представлены к наградам. Юрий, что для вас осталось еще непонятным и что, вы считаете, прояснилось?
Юрий Федоров: С моей точки зрения, Министерство обороны сделает все возможное для того, чтобы реальные причины этой трагедии, этой катастрофы остались неизвестными общественному мнению. Дело в том, что, что бы там ни произошло, на самом деле причина одна – это неготовность, это ненадежность российской военной техники. Потому что постоянно происходят какие-то аварии и катастрофы, о некоторых мы знаем, о некоторых нет. Что будет дальше, тоже можно предположить достаточно ясно. Министерство обороны выплатит солидную компенсацию семьям погибших, их, видимо, наградят еще орденами и медалями, а потом Министерство обороны сделает все, чтобы об этом происшествии общественное мнение забыло, и как можно прочнее. Потому что, повторяю, все это происходит в результате того, что деградирует технологическая культура производства и эксплуатации военной техники. Чем больше мы знаем о том, какие системы принимаются на вооружение, тем больше возникает достаточно серьезных сомнений в том, что они надежны, в том, что в один ужасный момент не произойдет что-нибудь совсем уж страшное с ними.
Елена Рыковцева:Интересно, что когда они приоткрывают завесу тайны над тем, что случилось, случилось именно внутри этой лодки, этого аппарата, вопросов у нас возникает еще больше. Давайте послушаем, что сказал Сергею Шойгу на совещании об этом подвиге погибшего подводника.
Елена Рыковцева:Хотела бы у вас спросить, что вы поняли из этого текста. Дело в том, что я ничего не поняла. Я сегодня была на празднике 4 июля, кстати, поздравляю всех, кто празднует, День независимости Соединенных Штатов, там, как всегда, собираются самые знающие люди со всей Москвы. Я говорила с несколькими и просила их смоделировать ситуацию, что это значит. В одном горящем отсеке остаются Герои России, капитаны 1-го ранга, один из них выводит гражданского в другой отсек, закрывает за ним дверь. И зачем-то они все остаются там. Говорила сегодня с историком Борисом Соколовым – его дядя проектировал эти подводные лодки, что он понял? Он говорит: я тоже не понимаю, как это было. Никто из моих собеседников не смог мне внятно объяснить, что это было. Александр, у вас картина сложилась в голове от этих обрывочных объяснений произошедшего?
Александр Мельман: Из того, что сказал Сергей Шойгу, я не могу конкретно сказать. Я, с другой стороны, не технарь и не специалист. Но я слышал другую информацию, говорят сейчас, что эти 14 человек находились в комнате отдыха без приборов, когда был пожар, они остались без этих приборов. Приборы действуют в течение 20 минут, за это время можно было все сделать.
Елена Рыковцева:Раз он выводил одного, он мог вывести побольше, чем одного.
Александр Мельман: Совершенно непонятно, это действительно тайна и секрет.
Елена Рыковцева:А также совершенно непонятно, сколько в больницах, сколько выжило, точных цифр нет. Наши коллеги из разных изданий пишут как раз ровно об этой засекреченности. Я даже специально хочу процитировать издание "Комсомольская правда", потому что считается, что это лояльное издание и, может быть, у него побольше информации. Нет, ничего подобного. Сегодня выходит у них две публикации, в одной речь идет о том, о чем говорили журналисты с Дмитрием Песковым. Они ему говорят: до сих пор непонятно, как произошло ЧП. Он им говорит: "Как это может быть непонятно? Главнокомандующий располагает всей информацией, но она не может иметь публичное хождение. Это относится к категории абсолютно секретных данных, и нормально, что это не раскрывается. И конечно, не планируется". Песков также "опроверг сообщение норвежских СМИ о взрыве газа на борту лодки и не стал комментировать известия, что у нее был атомный реактор:
"Мы не занимаемся конструкцией лодок, это в Министерство обороны".
– Будет ли объявлен региональный или федеральный траур?
"Регионального – не знаю, нужно справиться у региональных властей. Что касается федерального – пока каких-либо решений не принималось на этот счет", – ответил пресс-секретарь.
И вот что "Комсомольская правда" пишет в следующем материале, это репортаж из Североморска, он называется "Трагедия за семью печатями", такой подзаголовок: "Спецкор "Комсомольской правды" увидел, как хранит тайну о трагедии на подлодке закрытый город-гарнизон Североморск": "Проскочить не выйдет. Североморск – закрытый гарнизон. Очень закрытый! Попасть туда даже людям с Мурманской пропиской (хотя от областного центра до гарнизона – всего 25 км) маловероятно. И если раньше можно было как-то правдами и неправдами, то сейчас – категорическое "нет".
– Даже в багажниках туда ездили те, кому очень надо было попасть. Но все-все в последние годы прикрыли, – говорит источник "КП" среди местных военных. – Ужесточили пропускной режим после того, как в 2015-м в Североморске выловили двоих украинцев. Причем никакой опасности они вроде бы не несли, а просто прятались там от призыва на войну в Донбассе. Но сам факт и плюс обстановка в мире... Очень жестко стали контролировать въезды и выезды в ЗАТО (закрытое административно-территориальное образование). Там же атомные подлодки, корабли! Все суперстрого.
– Я всю жизнь в Мурманске живу с самого рождения и в Североморске ни разу не была, – рассказала местная жительница Анна Дробышенко. – И вам не советую туда даже пытаться проникнуть. Нереально. Раньше можно было еще купить пропуск, но сейчас все строго. В интернете на местных пабликах люди ищут любую возможность – у кого-то же там родня или жених на флоте (неофициальной жене проход тоже строго заказан). По правилам человек с пропиской в Североморске имеет право пригласить друзей не из числа ближайших родственников только на день рождения или свадьбу. А тем, кому очень надо, ищут именинников и просят вписать в список гостей. Иногда находят.
Раз в год на день ВМФ в Североморск устраиваются экскурсии. Списки желающих увидеть это зрелище проходят тщательную проверку не только военных, но и спецслужб.
– Все задаются вопросом, что за научная экспедиция такая была, что на одной подлодке оказалось сразу столько офицеров высшего звена? – продолжает источник "КП" среди военных. – Явно что-то суперважное и, соответственно, очень секретное. Никто ничего не знает, из штаба ни здесь, ни в Петергофе пока еще никто даже не вышел. Могу сказать лишь то, что все офицеры были действующие, не из запаса.
По неподтвержденным данным, пятеро из девяти выживших находятся в военном госпитале в Североморске. Трое из них в тяжелом состоянии – надышались угарным газом, также есть контуженные (либо от взрыва на борту, либо от слишком резкого подъема аварийной подлодки – в этом случае экипаж мог получить баротравмы от перепада давления)".
Вот это все, что удалось узнать журналистам государственной газеты. Есть ощущение, что это все закроют и скажут: да, был пожар, они погибли. Секретная информация.
Александр Мельман: Я хочу уточнить свое мнение по поводу "Комсомольской правды", это не всегда может быть корректно, они не столько, может быть, наиболее информированы, потому что близки к Кремлю, сколько знают, в каком русле нужно освещать то или иное событие. Это при том, что я с уважением отношусь ко многим журналистам "Комсомолки", у них прекрасные бывают репортажи. В частности, я читал Владимира Ворсобина о Тбилиси, очень сильный материал и объективный при этом. В данном случае не пустили, значит, нельзя пускать, не твоего ума дела, пиши что-то вокруг да около, вот корреспондентка и написала, что могла, что знала, а узнала она мало.
Елена Рыковцева:Она ничего практически не узнала. По слухам сколько человек в госпитале. Можно ли сообщить людям, сколько пострадавших, а потом это же свидетели, они же могут рассказать, как было дело.
Александр Мельман: Скорее всего, ей сказали, что нельзя об этом писать. Такая военная цензура действует, особенно для изданий, которые вертикально подчиняются администрации.
Елена Рыковцева:Уже, конечно, к ним не подпустят никакую прессу. Посмотрим опрос наших прохожих о боевых потерях в мирное время.