Как Лукашенко хотел заполучить шапку Мономаха и что из этого вышло

Ничто на земле не проходит бесследно.

Нынешний белорусский-российский конфликт вокруг перспектив интеграции, «союзного договора» выглядит не до конца понятным даже людям, которые интересуются политикой. Откуда взялcя этот договор о создании «союзного государства» двадцатилетней давности, за который сейчас вцепилась Москва, заставляя официальный Минск к его выполнению? Действительно, это трудно понять, не зная всей подоплеки, той огромной эволюции в отношениях Беларуси с Россией, которая произошла в течение 25 лет правления Лукашенко.

Сразу отмечу, что не Александр Лукашенко был первооткрывателем и инициатором политики интеграции с Россией. Ее проводила команда Вячеслава Кебича сразу после получения Беларусью независимости в 1991 году. Россиецентризм в представлениях белорусской правящей элиты - это комплекс национальной, государственной, политической неполноценности, постколониальный синдром, признак негоподготовленности общества и правящего класса взять на себя ответственность за собственную судьбу, уверенность, что без Москвы мы пропали.

Покушение на шапку Мономаха

Придя к власти, Лукашенко просто продолжал эту политическую линию. Но очень скоро в кампании под названием «белорусско-российская интеграция» оказался один очень важный подтекст и сильный двигатель.

С 1995 года у Лукашенко появился план и горячее желание стать президентом объединенного белорусско-российского государства. Можно сказать, что завоевать кремлевский престол, получить шапку Мономаха, стало его идеей фикс. Внешняя, а отчасти и внутренняя политика Беларуси была в значительной мере подчинена реализации этой достаточно авантюрной и сверхамбициозной идеи.

Лукашенко готов был осуществить своеобразный бартерный обмен: суверенитет своего государства обменять на высший пост в Кремле. «Кому нужен суверенитет при нищенской нации?» - риторически спрашивал он. (Из выступления А. Лукашенко по Белорусскому телевидению, 1998, 27 декабря.)

Таких заявлений на то время было немало:

«Беларусь для меня - пройденный этап!» («Огонек», 1996 года, № 43);

«Не надо бояться, пугать федерацией или конфедерации. Может, мы придем снова к Советскому Союзу и, может быть, еще более жесткому, чем в Советском Союзе» («Белорусская молодежная» 1996, 14 марта);

«Может быть, это будет единое государство, может быть - федерация, может быть - конфедерация. Мы к этому должны прийти» («Народная Воля», 1997, 19 июня);

«Ну, а допустим, был бы руководитель этого общества. Вы считаете, что Лукашенко не мог бы претендовать на роль руководителя?» («Совершенно секретно», 1997, № 9).

Лукашенко настойчиво стремился форсировать процесс объединения, чтобы успеть к российским президентским выборам 1996 года. После переговоров в Москве с президентом РФ Борисом Ельциным он объявил по БТ, что договорились «о создании союзного государства», наднациональных органов (в частности, правительства), решения которых будут носить обязательный характер. Но Ельцину еще один конкурент был не нужен, и на следующий день он опроверг заявление своего белорусского союзника, причем в не очень вежливой форме: «О создании единого государства с Беларусью вопрос не стоит. Просто кто-то что-то перепутал».

Договор о создании «союзного государства»

Почему договор о создании «союзного государства» подписали 8 декабря 1999 года? Ведь в 2000 году в России должны были состояться президентские выборы. И Лукашенко спешил вскочить в последний вагон российской избирательной кампании. Интересно то, что он стремился участвовать в этой кампании, оставаясь президентом Беларуси. Это была страховка на случай неудачи. Вариант интеграции, разработанный командой Лукашенко, предусматривал модель федерации, в рамках которой государственность Беларуси фактически превращалась в фикцию. Причем реализовать этот проект он пытался тайно, за спиной общества, без всякого обсуждения даже в карманном парламенте.

Однако Ельцин отказался от этого варианта. Исторический парадокс в том, что тогда суверенитет Беларуси спасла имперская, великодержавная российская элита.

Лукашенко сильно возмущался: «Почему вдруг Россия, которая в 15 раз превышает нас по населению, большая во много раз по территории, чем Беларусь, испугалась этого процесса?» ( «Советская Белоруссия», 1999, 3 июля). «Такими кусками не бросаются», - уговаривал он российскую политическую элиту присоединить Беларусь ( «Известия», 1999, 28 октября).

Соглашение от 8 декабря оказалось значительно урезанным по сравнению с первоначальным белорусским вариантом. Лукашенко назвал его «посмешищем».

Интеграция при Путине

Но амбициозные планы Лукашенко обрушились 31 декабря 1999 году, когда Ельцин объявил о своей отставке и приходе к власти в России Путина. Тогда Лукашенко понял, что шапка Мономаха нашла другую голову и калитка в Кремль закрыта. И это резко охладило интеграционный пыл официального Минска.

Очень скоро стало понятно, что сейчас объединяться в одно государство Лукашенко не собирается. Пропаганда белорусско-российского единения в государственных СМИ Беларуси значительно уменьшилось по масштабу и накалу.

Та модель интеграции, которая возникла после прихода к власти Путина, была для белорусского руководства и общества близка к оптимальной. Беларусь получала масштабные российские субсидии, политическую, военную и дипломатическую поддержку Москвы, при том, что правящий режим имел свободу рук в проведении внутренней, экономической, даже внешней политики.

Определенным рубежом в двусторонних отношениях стал 2014 год, присоединение Россией Крыма, Донбасс, конфликт вокруг Украины. С этого момента внешняя политика Беларуси стала более самостоятельной, Минск начал дистанцироваться от России - при том, что экономическая зависимость страны от РФ не уменьшилось. Возник такой геополитический шпагат, который долго существовать не мог. Конфликт рано или поздно должен был обостриться. И это случилось сейчас.

Россия вдруг вытащила из архива тот документ 1999 года, сдула с него пыль и говорит: давай интегрироваться. Кремль снял со стены то самое ружье в виде «союзного договора», которое повесил на эту стену собственными руками сам Лукашенко 20 лет назад. И поэтому Лукашенко не может отказаться от переговоров о «углубление интеграции». Ведь Москва быстро напомнит, кто был инициатором того соглашения.

Ничто на земле не проходит бесследно. Это такой подарок России к 25-летнему юбилею правления Лукашенко. Но, думаю, он вряд ли ему обрадовался.

Валерий Карбалевич, «Радыё Свабода»