Россия вновь полагается на ядерное оружие, как на политический инструмент.
Соединенные Штаты и Россия вышли на финишную прямую перед окончанием действия формального соглашения — Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) 1988 года — одного из основных достижений «Нового политического мышления» советского лидера Михаила Горбачева. В прошлом октябре президент США Дональд Трамп сообщил о намерении выйти из этого соглашения, но уже в начале февраля дал России шестимесячную паузу. Если Москва не вернется к исполнению своих обязательств, прописанных в этом соглашении по контролю над вооружениями времен Холодной войны, ДРСМД будет официально прекращен 2 августа 2019 года.
15 июля генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг открыто призвал Россию к сохранению этого краеугольного камня системы европейской безопасности. Однако, 3 июля президент Владимир Путин подписал закон о приостановке российского участия в этом соглашении и с тех пор не выказывал желания идти на компромисс. Российским высшим чинам никогда не нравилась идея уничтожения ракет наземного базирования в соответствии с ДРСМД, и Путин начал превозносить документ за его вклад в стратегическую стабильность, сразу же после заявления Трампа, при этом отрицая какие-либо нарушения с российской стороны.
Российские эксперты настаивают, что разобраться с взаимными обвинениями в технических нарушениях договора о РСМД на самом деле просто. Легче даже согласиться продлить новый двусторонний договор по ограничению наступательных вооружений — СНВ-3 (2011 года), накладывающий ограничения на основные системы стратегических ракетоносцев и их боеголовок, который должен закончиться в феврале 2021 года. Проблема в том, что эти соглашения не отвечают ни на реальность текущей конфронтации между Россией и Западом, ни на быстро прогрессирующее развитие ядерного вооружения. Недавнее возобновление переговоров между США и Россией в Женеве — о контроле вооружений и стратегической стабильности — ни к чему не привело.
Для США главное затруднение в возможной реформе системы контроля вооружений заключается во взаимодействии с Китаем, который быстро и уверенно модернизирует собственный ядерный арсенал. Хотя владения КНР — лишь малая часть того, чем располагает Россия или США, российские эксперты, тем не менее, осознают, что он создает угрозу обоим государствам, несмотря на все клятвы, которыми Путин и президент Китая Си Цзиньпин посчитают нужными обменяться. Российские политики при этом признают, что Китай невозможно склонить к какому-либо ограничению ядерных сил.
Широко разрекламированное российско-китайское стратегическое партнерство явно не дает Москве рычаги влияния на упрямую позицию Пекина в отношении контроля вооружений. Путин едва ли влияет на интриги Си, связанные с ядерной и ракетной программами Северной Кореи.
Для России удобство договора о РСМД и СНВ-3 заключается в том, что фактически они не создают преград для разработки новых ядерных систем вооружения, которыми Путин так любит хвалиться в последнее время. Ракетное лобби убедило его в том, что Россия опережает США в разработке и развертывании гиперзвуковых орудий разных видов, включая ракетный комплекс с управляемым боевым блоком «Авангард». Новая тяжелая межконтинентальная ракета Сармат, к которой должен быть присоединен Авангард, не была до конца протестирована. В виртуальной реальности стратегического позерства, эти козыри уже на столе, как и атомный подводный беспилотник Посейдон, носитель которого — преобразованная атомная подлодка Белгород — все еще не прошел морских испытаний.
Не существует международного соглашения, ограничивающего российский арсенал нестратегического ядерного вооружения, а так называемые «Президентские ядерные инициативы», которые выдвигали как США, так и Советский Союз осенью 1991 года, могут быть отменены. Российские эксперты считают предложение США включить это ядерное оружие в новые переговоры о контроле вооружений — абсолютно нереалистичным. Большая часть этих боеголовок вообще-то довольно стара и их пригодность не может быть доказана без тестирования. Но Москва яростно отрицает обвинения Вашингтона в том, что возобновила ядерные испытания сверхнизкой мощности на модернизированном испытательном полигоне, расположенном на архипелаге Новая Земля в Арктике.
Нарушение запрета на ядерные испытания может показаться слишком дальновидным шагом, но Россия готова рискнуть, как показал недавний инцидент с мини-подлодкой АС-31 Лошарик. Многие детали этой катастрофы удобно скрываются под грифом секретно, но эта комбинация технического сбоя, вызванного плохим техническим обслуживанием и человеческой ошибки из-за нагрузки при выполнении сложных задач — довольно типична. С таким отношением к рискам, сложно поверить, что российские военные силы могут проводить тесты инновационной ядерной крылатой ракеты Буревестник относительно безопасным образом.
Амбиции Путина по реализации широкого спектра проектов, связанных с ядерной модернизацией, сталкиваются с сокращением доступных ресурсов из-за углубляющейся экономической стагнации. Политические инструкции не могут повлиять на эту удручающую экономическую реальность, но лоббирование в кремлевских коридорах все еще остается прибыльным. Военно-промышленный комплекс, например, жалуется на тяжелое бремя задолженности многих предприятий и просит о немедленном списании около 10 миллиардов долларов «безнадежного» долга.
Распад системы контроля вооружений почти не оказывает влияния на прогресс — или отсутствие такового — в разработке и разворачивании новых систем вооружения. Поэтому российская военная верхушка считает переговоры о контроле вооружений нерелевантной политической игрой, в которую играют в основном на зарубежную аудиторию. Для многих впечатлительных европейцев окончание договора о РСМД означает шокирующую встречу с пугающей реальностью, где Россия вновь полагается на ядерное оружие, как на политический инструмент. Похоже, Путин ожидает, что этот шок посеет разногласия на политических аренах Европы и создаст больше разногласий в НАТО. Это преимущество компенсирует потерю формально задокументированного паритета с США
Ядерной деморализацией, похоже, легко манипулировать, но гниль во многих узлах российской инфраструктуры подвергает ее рискам, выходящим далеко за рамки обычного анализа выгод и затрат.
Павел Баев, «Новое время»