Уничтожает ли Китай российскую тайгу?

Незаконные рубки леса в России могут составлять от 16 до 20% от общего объема заготовок.

«Сноб» продолжает цикл о российской лесной отрасли, где старается оценить серьезность угроз, стоящих перед нашими лесами. Сегодняшний материал посвящен важным вопросам, волнующим в России многих: действительно ли Китай уничтожает российскую тайгу и борются ли власти с «черными лесорубами»

Учет без контроля

Незаконные рубки леса в России могут составлять от 16 до 20% от общего объема заготовок, а запасы ценного для заготовителей леса во многом истощены, что заставляет их покушаться на последние доступные участки.

Если проблема незаконных или не вполне законных рубок в российских лесах действительно настолько серьезна, как об этом говорят эксперты, а заготовки все больше угрожают ценным и малонарушенным лесам, важен вопрос, какие меры принимаются для того, чтобы, по крайней мере, ограничить те вырубки, которые не предусмотрены планами и производятся с нарушением закона.

Здесь, если верить экспертам, проводится достаточно активная работа, которая, однако, не приносит ожидаемых результатов, хоть и не является бессмысленной.

Например, с 2014 года данные о продаже и перевозке древесины в обязательном порядке вносятся в Единую государственную автоматизированную информационную систему (ЕГАИС) — иными словами, рынок древесины теоретически контролируется так же жестко, как производство и оборот спирта и алкогольной продукции.

В некоторых случаях аналогия оказывается почти буквальной. В частности, для ценных пород дерева (дуб, бук, ясень) каждый срубленный ствол должен снабжаться отдельным электронным чипом. В случае, если речь идет о массово заготовливаемой древесине (прежде всего о хвойных породах), то в ЕГАИС вносятся данные о каждой отдельной партии леса.

Однако, отметив, что над оборотом древесины есть серьезный законодательный контроль, надо ответить на вопрос: а насколько он эффективен? То есть как ЕГАИС помогает бороться с незаконными рубками? Эксперт лесной программы WWF России Константин Кобяков согласен с тем, что новая система повысила прозрачность в лесопромышленной отрасли: «ЕГАИС очень полезна с точки зрения открытости информации. Мы активно ей пользуемся, и с ее помощью стало гораздо яснее, где именно находятся арендованные лесные участки, какие имеются договора купли-продажи, какая компания кому сколько продает».

Однако подтвердить эффективность ЕГАИС в предотвращении незаконных вырубок Кобяков не берется: «Разработчики много раз проводили нам презентации своей системы и показывали, сколько штрафов удалось начислить с ее помощью, однако если посмотреть внимательнее, то многие штрафы выписаны просто за неправильное оформление малозначащих бумаг, а вот о том, чтобы с ее помощью поймали незаконных порубщиков, я не слышал».

Директор FSC России Николай Шматков считает, что ЕГАИС не способна эффективно противостоять незаконным рубкам из-за отсутствия современных данных о состоянии тех или иных лесных участков (об этой проблеме мы писали в предыдущей статье): «85% материалов лесоустройства (принятая в России система инвентаризации лесов и хозяйственного планирования. — Прим. ред.) в нашей стране не обновлялись больше 10 лет. Им просто нельзя верить. ЕГАИС достаточно эффективно отслеживает все сделки уже после того, как туда вбили информацию о заготовленной древесине. Но сама первичная заготовка контролю этой системы не поддается, потому что никто в точности не знает, что есть в лесу на том или другом участке». Иными словами, в целом осмысленная система оказывается бесполезной в важнейшем аспекте, ради которого вводилась, из-за того, что никто не может перепроверить поступающие в нее первичные данные.

Кроме того, как объясняет Константин Кобяков, данные, содержащиеся в ЕГАИС, необходимо совмещать с обычными физическими проверками лесовозов на дорогах, а это практически никогда не происходит.

Еще более скептически эксперт лесной программы WWF России оценивает пользу от введения чипирования стволов ценных пород деревьев: «Мы проводили исследование на Дальнем Востоке — там случай прямо-таки дистиллированный, поскольку почти 100% ценной древесины оттуда отправляется прямиком на экспорт. Там можно проверить объем разрешенной к вырубке древесины и объемы, проходящие через таможню. Разница бывает в 2–3, а то и в 5 раз».

Щедро наточен китайский топор

Ценная древесина с Дальнего Востока направляется в Китай, туда же сейчас поступает и большое количество обычной древесины. Именно поэтому у Китая возникла репутация разорителя российской тайги. О том, что именно Китай уничтожает лесные богатства Сибири, говорят в России достаточно давно. Впрочем, ответ на вопрос, насколько Китай повинен в хищнических вырубках и насколько важен для него экспорт леса из России, не вполне однозначный.

Прежде всего следует отметить, что Китай в настоящее время является одним из ведущих импортеров древесины в мире. В 2017 году Китай вышел на первое место в мире по импорту леса-кругляка, а по импорту обработанной древесины (то есть не круглых бревен, а уже как-либо разделанных пиломатериалов) он уступает лишь Соединенным Штатам Америки. Россия не является единственным источником древесины для Китая, хотя, безусловно, входит в число крупных экспортеров. Первое место по поставкам круглого необработанного леса в Китай сейчас с большим отрывом занимает Новая Зеландия, на которую приходится 43% от общего объема китайского импорта кругляка. Россия занимает второе место, ее доля 19%. При этом, по данным аналитического ресурса Wood Resource International, за последние три года объемы поставок круглого леса из России в Китай сократились вдвое.

Сокращение вывоза в Китай необработанных бревен связано с политикой российского правительства, которое с 2017 года установило квоту на экспорт круглого леса в размере 4 миллионов кубометров в год (к 2021 году эту квоту дополнительно сократят вдвое). Кроме того, с этого года предприятия, не имеющие своих перерабатывающих мощностей, при экспорте круглого леса должны платить фактически заградительную 40-процентную пошлину. Впрочем, как видно из особенностей этой пошлины, российские власти озабочены не столько сохранением лесов, сколько развитием собственного деревообрабатывающего производства.

Грубо говоря, любая лесопилка позволяет избегнуть поставленных барьеров, а в случае пиломатериалов никаких ограничений на экспорт нет — правительство интересует, главным образом, добавленная стоимость, которая, если бревно распилят на территории России, тоже останется на ее территории. Сколько гектаров леса будет сведено для образования этой добавленной стоимости, в расчет, по-видимому, не берется.

Статистика поставок обработанной древесины из России в Китай, в свою очередь, демонстрирует драматический рост. В частности, в 2018 году, по данным специализированного портала Woodstat.com, на Россию приходилось 60% всех пиломатериалов из дерева хвойных пород (которое, собственно, и добывается в таежных лесах), поставленных в Китай.

Особенно красноречивы эти показатели в сравнении с данными за 2013–2014 год — тогда Россия и Канада занимали примерно равные доли в структуре импорта хвойных пиломатериалов в Китай, отвечая примерно за 40% импорта каждая, однако сейчас доля Канады опустилась до 15%. Причиной такого падения отчасти стало кризисное состояние лесной индустрии Канады в связи с обширными лесными пожарами и вспышками популяций лесных вредителей последних лет. Однако важно, что падение объемов импорта из Канады было замещено поставками из России, то есть запасами сибирской тайги. По данным, приводимым на портале Woodmarkets, объем экспорта пиломатериалов из России в Китай только с 2017-го по 2018 год вырос на 10%.

При этом, по данным канадского экономического издания Freightwawes, Россия оказалась единственным экспортером леса в Китай, увеличившим поставки в эту страну в 2018 году. Поскольку деревообрабатывающая индустрия Китая в этом году не росла, ей не требовались новые объемы древесины. Получается, Россия резко нарастила поставки на падающий рынок за счет уменьшения импорта из других стран. Эту статистику дополняют данные российской таможни, согласно которым доля Китая в общей структуре российского экспорта древесины (как обработанной, так и необработанной) с 2013 по 2017 год выросла с 30,4 до 40,8%. По данным, приводимым в материале фонда Карнеги, обработанная древесина составляет сейчас около 62% от общих объемов древесины, поставляемой из России в Китай.

Не совсем бревно

Сопоставление данных позволяет понять, что Китай для российской лесной промышленности действительно крайне серьезный фактор и спрос из этой страны действительно ответственен за значительную часть производимых в России вырубок. Во всяком случае, по оценкам Николая Шматкова, на внутренний рынок России уходит лишь около 15% добываемой в России древесины, все остальное отправляется на экспорт (40% которого, по приведенным выше данным, приходится на Китай).

Общее мнение экспертов, с которыми разговаривали журналисты при подготовке этого материала, сводится к тому, что китайский капитал так или иначе присутствует в российской тайге, в частности, китайские бизнесмены прямо или опосредованно могут вкладываться в российские лесозаготовительные либо деревообрабатывающие предприятия (правда, это направление инвестиций не очень популярно). При этом объектом таких вложений могут быть как современные крупные легальные предприятия, так и достаточно примитивные лесопилки, работающие по непрозрачным схемам (разумеется, в данном случае идет речь о совершенно разных компаниях как по объемам продукции, так и по репутации). Тем не менее китайские инвестиции в российский лес не кажутся экспертам всеобъясняющим явлением, поскольку даже чисто российские компании в Восточной Сибири с большой вероятностью будут работать на китайский рынок из-за имеющегося там спроса.

При этом, несмотря на приведенные данные, показывающие, что теперь, в отличие от предыдущих лет, в Китай идет главным образом обработанная древесина, это едва ли свидетельствует о коренных переменах в отрасли, поскольку глубина обработки древесины не имеет значения для таможенников при прохождении грузами российско-китайской границы. По утверждению экспертов, большинство поставляемой древесины имеет самую грубую обработку, достаточную для того, чтобы не попадать под пошлины, установленные для круглого леса: «Если у бревна отпилить две пластины, это уже считается обрусованным материалом, и в таком виде дерево спокойно поставляется в Китай».

Другой продукт переработки древесины, который Россия сейчас поставляет в Китай, — первичная целлюлоза. И хотя здесь речь идет об индустриальном продукте, фактически мы и в этом случае имеем дело с полуфабрикатом, поставляемым в Китай для дальнейшей переработки. «Мы поставляем грубую целлюлозу, полученную на грязном производстве, — объясняет Николай Шматков. — Качественную бумагу же из нее будет делать уже Китай. По сути, Китай ведет себя мудро, оставляя нам грязный этап производства и минимальную добавленную стоимость».

Кто сторож тайге

Важный вопрос, насколько Китай ответственен за полулегальные рубки и сведение ценных участков леса, которые сейчас происходят в российской тайге. Общественное мнение в России склоняется к однозначно утвердительному ответу. Официальные российские структуры смотрят на это несколько иначе. «Я много раз разговаривал с китайскими чиновниками, — говорит представитель Рослесхоза, согласившийся поговорить с журналистами на условиях анонимности. — Их позиция следующая: если вам кажется, что китайские компании нарушают российское законодательство, представьте нам список этих компаний и перечень нарушений, мы разберемся с ними, поскольку заинтересованы в развитии сотрудничества с Россией». Пока, по словам чиновника из Рослесхоза, ни одна силовая структура ни в одном лесодобывающем регионе этого списка не представила.

Эту позицию можно встретить и в китайских медиа, которые знают о том, что жители России обвиняют Китай в уничтожении сибирских лесов. В частности, в материале китайского экономического издания Dailyeconomic, вышедшем осенью 2018 года, приводится мнение начальника юридической конторы XinDaLi района Пекина Чжоу Гуанцзюня: «Если китайские инвесторы совершают противоправные действия на территории России, то они должны контролироваться российским правительством и судебными органами». Чжоу Гуаньцзюнь прямо говорит о том, что китайские инвесторы, работающие в российской лесной индустрии, «сталкиваются с трудностями при осуществлении законной деятельности», поскольку в России просто не налажен надлежащий контроль за лесной отраслью, а чтобы изменить положение, меры следует принимать не против китайских бизнесменов, во всяком случае, не только против них, но и в отношении некоторых российских чиновников и других «влиятельных» лиц в российских регионах.

Разумеется, позицию, согласно которой главный покупатель сырья в стране с развитой коррупционной культурой не несет никакой ответственности за те или иные незаконные практики, вряд ли можно считать безупречной. И все же ситуация, в которой Китай, говоря о проблемах в российской лесной отрасли, может позволить себе стиль и аргументы, характерные для корпораций, работающих на рынке развивающихся стран, красноречива сама по себе.

При оценке «виновности» Китая нужно учитывать и ряд других обстоятельств: в частности, что, несмотря на рост экспорта древесины из России в Китай в последние годы, общие объемы древесины, которые Россия поставляет на мировой рынок, практически не менялись — таким образом, речь идет во многом лишь о перераспределении экспортных потоков, а не сведении дополнительных объемов леса.

Впрочем, в любом случае, для того чтобы поставить древесину в Китай, осуществляется рубка тайги. Это коренным образом отличается от ситуации с той же Новой Зеландией, обогнавшей Россию по поставкам круглого леса в Китай, поскольку в этом островном государстве Китай закупает продукцию лесных плантаций, то есть древесину, выращиваемую промышленно на специально отведенных территориях. Данные закупки не наносят ущерба окружающей среде Новой Зеландии, поскольку плантации не являются частью природного ландшафта. Это позволяет выращивать деревья достаточно интенсивно, быстрее проводить оборот между выращиванием саженцев и заготовкой зрелых деревьев, а значит, делает такое хозяйство более эффективным, чем заготовки древесины в лесу — разумеется, если речь идет о долгосрочной перспективе.

Еще более примечательно, что выращиванием лесов на плантациях активно занимается и сам Китай. С 1998 года, после катастрофических наводнений на Янцзы, причиной которых было признано сведение лесов (что заставляет задуматься о происходящем сейчас в Иркутской области), Китай запретил лесозаготовки в нижнем и среднем течении Хуанхэ и Янцзы и начал активную программу по восстановлению лесных насаждений. С 2017 года в Китае запрещены коммерческие рубки во всех природных лесах. Древесина заготавливается лишь на интенсивно развивающихся лесных плантациях. По площади этих плантаций Китай занимает первое место в мире и продолжает закладывать под них все новые площади. «В пору спелости многие из этих плантаций вступят лет через 15–20, — объясняет глава лесного отдела Гринпис Алексей Ярошенко, — так что после этого надобность в российской древесине у Китая во многом отпадет. Пока же Сибирь нужна Китаю просто как временный источник дешевого леса, которым нужно максимально обеспечить свою промышленность».

Едва ли роль страны, активно рубящей свои природные леса ради того, чтобы удовлетворить спрос соседа, бережно заботящегося о своих природных богатствах, может считаться слишком почетной. Впрочем, сваливать всю вину за происходящее лишь на Китай тоже несправедливо. Виноваты в этом, прежде всего, особенности сложившегося в России лесного хозяйства.

О том, как оно устроено и возможно ли изменить его так, чтобы не сводить деятельность в лесах лишь к дорубанию доступного ценного леса, — в следующем материале цикла.